Рыбалка не задалась, поэтому у костра начался тот бесконечный разговор, ради которого мужчины и уезжают за десятки километров от дома – рыбу (любую) можно купить на рынке, но вот этот тесный круг приятелей, то есть приятных тебе людей, которых ты сам выбрал уже давно, эту неспешную беседу, где никто не доказывает свою, только свою правоту, а готов принять слова и мысли другого – такое общение в городе просто невозможно, потому что здесь действует на тебя всё: и почти невидимая река, и непроглядная темнота за кругом света от костра, и чай с листьями малины, земляники, брусники, и приятели, вольно расположившиеся у огня, и традиционная фляжка Вани, на которой выгравировано: «В меру пей – не увидишь чертей!», – и знаменитая куртка Стаса, встречаемая привычным смехом: «Ты уж и брюхо-то в куртку не умещаешь!» – и его ответ: «Я клинья вставлю в бока, а не брошу, она со мной Крым и Нарым прошла!» – и ты вдруг принимаешь в сердцах высказанные слова местного мужика, с которым мы давно подружились, хозяина лодки на лето и избушки на зимнюю рыбалку. Он внешне удивительно созвучен знаменитому портрету работы Шилова, теперь ставшего придворным художником, а так интересно начинавшего.
И назвал Шилов портрет очень точно: «Хозяин земли». Только земля эта ему уже не принадлежит, и ты это чувствуешь на пророческом советском портрете, написанном в 1979 г., а мужик уже словно предчувствует, что будет с ним дальше – землю купит буржуй, на деревенском водопое забор поставит, коттедж возведёт и охрану посадит…
А наш хозяин знает точно, почему всё рухнуло;
– Мы могли выстоять только правдой. А врать начали сразу. Нельзя было вести все эти закрытые политические процессы. Нельзя было скрывать, сколько и за что сидит по лагерям. Всегда открыто говорить людям, что происходит. А залезли на Кубу, едва война не началась – и никто не знал! И потом залезли в Афган – оказывается, школы строили и дороги делали! А по городам гробы возили, и никто не сказал народу, почему мы удобряем советскими людьми чужую землю.
А вот если бы сверху донизу кого поймали на лжи – сразу из кресла вон! На коротких отрезках ложь иногда выгоднее. Но в целой стране – это только отсроченный конец. Советский Союз убила не экономика, не сто сортов колбасы в немецком магазине. Убила ложь. Кто-то корячился за сто рублей в деревне от рассвета до заката, за двести в городе на заводе, вечером смотрел телевизор, где показывали, как всё у нас правильно, а потом видел, как дети начальников ничего и никого не боялись – всё равно папа отмажет!
А сами эти папы врали без конца! Что кукуруза стеной стоит, что в магазинах всего «в принципе» полно, что Чернобыль грянул – и ни одна гадина не перекрестилась, врали привычно, хоть вся Европа в панике была, а у нас деток в колонны на парад строили…
Вот к нам первый секретарь приезжал на чёрной «Волге» по осени, наверно, в верха сообщал, что проехал по колхозам – да, проехал, только «Волга» его на тракторных санях стояла – иначе к нам не проехать и сейчас, а уж тогда…
И ведь приучили народ, что начальник всегда прав и всё лучше знает, а кто против – тот несоветский человек! И против вранья никто и не пикал.
И когда начали разваливать Союз, можно сказать, что никто за него и не вступился. Да, обидно конечно, что столько трудов зазря, но терпеть этот бардак, когда говорили одно, думали другое, а делали третье, было уже невыносимо. И ведь поверили, что дальше избавимся от вранья – и жить станет легче, лучше, ведь не пальмовом этом масле мечтали, а о том, чтобы врать перестали! А, да что говорить, лучше пойду донки проверю.
И не возразишь. И в космос летали, и армия самая могучая, и квартиры бесплатные – но ведь не устоял Союз. И до сих пор обидно.