Перед войной мой дед, Регулярный Владимир Гаврилович, был слушателем Студии военных художников имени М. Б. Грекова.
Было удивительно, как парнишка из российской глубинки, из деревни смог оказаться в Москве и стал учиться на художника. Володя рисовал с детства, копировал все, что найдет, зачитывал до дыр книжку об изобразительном искусстве, которая немыслимо как попала в отдаленное село.
Когда его призвали в армию, то он рисовал и там. Скоро командиры заметили способности солдата. Регулярного Владимира командировали учиться в Москву в Студию военных художником имени М.Б. Грекова.
Знаю, что он проявил себя и там. Его работы участвовали в выставках, «Портрет комиссара», «Дом командира» были приобретены в один из российских музеев.
У меня сохранились старые фотографии тех лет, где курсанты рисовали в мастерских, писали картины, ходили в Третьяковскую галерею. Эти фото бережно хранила моя мама, которая почти не помнила своего отца. Он ушел на фронт, когда она была слишком мала.
Слушатели Студии военных художников не забывали, что остаются солдатами и занимались еще и военными дисциплинами: ездили на стрельбища, ухаживали за лошадьми. Курсанты служили в коннице, у каждого была своя лошадь.
Все оборвала война. Хотя у военных художников была бронь, их хотели сохранить вместе с гражданскими художниками, другими работниками культуры. Им предлагали уехать в Узбекистан, подальше от фронта, продолжать работать творчески.
Многие военные художники отказались от такой возможности. Мой дед сказал заплаканной матери, моей прабабушке, уходя добровольцем на войну: « Я не могу сидеть в тылу, зная, что враг наступает. Все мои друзья и родственники ушли на фронт, и я хочу быть с ними, защищать свою Родину».
Дома у Регулярного Владимира осталась маленькая дочка и молодая жена, он рядовым ушел на передовую. Семья получила совсем немного писем, когда вся связь оборвалась.
В последнем письме Владимир писал, что их перебрасывают под Ржев, шутил, что не на чем рисовать, просил за себя поцеловать маленькую Люсю, дочку. Вся семья следила за сводками с фронта, которые становились все трагичнее.
Прабабушка каждый день встречала почтальона, но он обходил дом стороной: не было никаких вестей. Когда надежда, что Володя напишет, стали таять, родные направили запрос в военкомат. Ответ был короток: пропал без вести в 1944 году.
Мы даже не знаем точно, когда именно и где была утрачена связь с солдатом. Военкоматы часто давали отписки с приблизительными датами.
Моя прабабушка с этим не смирилась и всю жизнь надеялась, что ее единственный сын объявится, что он раненый или потерял память, но живой. Только уже став совсем старенькой, призналась мне, что чувствует, как он где-то остался в болотах под Ржевом. Там гибло много солдат, их никто не мог найти и похоронить.
Я, маленькая девчушка лет 7, пыталась представить себе место, где лежит мой дедушка Володя: высокая трава, небольшой обрыв и черная земля. Смотрела на прабабушку, слушала ее рассказы о сыне художнике, разглядывала его картины и решила для себя, что продолжу дело своего деда. Буду художником.
Судьба моего деда, Регулярного Владимира Гавриловича, типичная для всего его поколения. Из Студии военных художников имени М. Б. Грекова в живых остались единицы. В нашем роду погибли все мужчины, ушедшие на фронт. Около двадцати человек.
Теперь зависит от нас, сможем ли мы сохранить то, за что воевали и погибли миллионы наших людей.