⇦ предыдущая часть
Как видит читатель, пути сообщения в области оставляют желать очень многого в отношении улучшения.
Почтовая часть ещё более нуждается в улучшении и основательной реформе. Что такое представляет из себя почтосодержатель, каковы взгляды на собственные обязанности? Это – кулак, будущий мироед, взявшийся содержать почту с целью обогащения. Дело это очень прибыльное; все почтари, начав оперировать с маленькой суммой, кончают свой земное поприще вполне обеспеченными и передают своим наследникам, вместе с инвентарём станции и жалкими одрами, обогатившими их, кругленький капиталец иногда в несколько десятков тысяч.
Взять с торгов почту – значит обеспечить себе лёгкий источник не только безбедного существования, но и приличного дохода.
Торги эти представляют интереснейшее зрелище, любопытный турнир разгоревшихся аппетитов разных будущих Разуваевых и Колупаевых. Заполучив кондицию, почтарь приступает к операциям. Неделю – другую у него всё находится в положенном по штату количестве: столько то лошадей, столько то повозок, ямщиков, сбруи. Затем, осмотревшись несколько и сообразив плутоватым умом, что куда же выгоднее получать от земского комитета 2-3 тысячи и содержать весь почтовый инвентарь в половинном размере, почтарь значительно сокращает число лошадей и ямщиков и таким образом, получая деньги на содержание, положим, 8 лошадей и 3 ямщиков, он в действительности имеет 4-5 лошадей и одного ямщика.
Часто эти господа ухитряются по несколько лет совсем не иметь указанного числа лошадей и ямщиков; в случае же большого спроса на лошадей (что случается редко) они занимают недостающих лошадей у соседей. Специальных ямщиков они редко держат, обыкновенно обязанности ямщика исполняет работник, нужный почтарю больше по хозяйству, чем для ухода за лошадьми. Например, вместо положенных на станции 3 ямщиков, почтарь держит одного работника и в случае нужды едет сам, когда же требуется сразу три подводы, то роль третьего ямщика исполняет какой-нибудь доброволец, мальчишка лет 12-14, взятый у соседа ″на прокат″, как берутся в таких случаях недостающие лошади.
Ведя свои дела таким путём, почтосодержатель из 2-3 тысяч аренды истратит, может быть, тысячи полторы. К этому прибавить нужно ещё его доход от прогонной платы, и тогда получается кругленькая сумма, которую станичник Колупаев с лёгкой совестью и приятным сознанием исполненного долга откладывает в кубышку или пускает в оборот, ссужая тайком деньги под лихие проценты.
Заботясь так усердно о собственном кармане и житейском благополучии, содержатель почты совершенно игнорирует интересы служащего люда, тарантасных мучеников. Лошади всегда и везде так худы и жалки, как могут быть только у тех хозяев, которые вместо сена дают лошадям читать газеты. Видом своим клячи почтовые приближаются к своему идеалу – Холстомеру, - изображённому графом Толстым (″Холстомер″ повесть Льва Толстого).
Перекладная – орудие инквизиции, а не экипаж. Невзирая на правила, приложенные в почтовой книге, имеющейся на каждой станции, нигде нет перекладной с сиденьем (переплётом). Проезжающий садится прямо на ворох сена, покрытый грязнейшей полстью, оно скоро обминается, седок опускается на дно экипажа и вот тут-то начинается пытка, одна из мучительнейших в практике езды на перекладных. Желание иметь переплёт вызывает грубый протест почтаря и рассуждения на ту тему, что ″все так ездят, даже заседатель, - и ничего, никто не обижается, только вы″… И приходится садиться, скорее – растягиваться во всю на сене, и ехать так, как возят только на базар индеек и поросят.
Да, перекладная в донской области вполне могла бы заменить, по своей жестокости, любое орудие пытки. Протрястись подряд 80-100 вёрст, ежесекундно колотясь о дно экипажа, - не шутка. Это своего рода физический подвиг, на который способен не всякий. Невольно приходят на ум прекрасные и дешёвые экипажи, так называемые мажары, довольно распространённые на юге России, в Крыму и на Кавказе, особенно среди немецких колонистов и молокан.
Мажары – довольно длинные на высоких колёсах повозки – приспособленные как для езды, так и для возки клади. Езда на них быстрая (благодаря значительному радиусу колёс), спокойная, сиденье устроено на рессорах. Почему бы не завести нашим почтосодержателям эти удобные, лёгкие и вовсе не дорогие экипажи, или хотя бы приспособить к существующим тарантасам рессорные сиденья? Ведь верёвочный переплёт, если такой имеется на счастье проезжающего, - очень неудобная вещь и не заменит никогда рессорного сиденья. И затрата то на последний не ахти какая. А между тем, какое спасибо сказали бы все тарантасные мученики ″служебных командировок″ тому арендатору земской почты, который ввёл бы такое приспособление. Ведь не без основания же колонисты и молокане выработали себе этот тип лёгкой дорожной повозки. Что мажара – повозка очень удобная для наших дорог доказывает её заметное распространение среди сельского населения: всё чаще и чаще попадаются эти экипажи и среди наших станичников.
В видах удобства проезжающих не мешает почтосодержателям бросить свой тарантасный консерватизм и обзавестись действительно ″просторными и лёгкими экипажами″, как это требует параграф 5 ″нормальных кондиций″. Подвигнуть их к этому может и местный заседатель, которому принадлежит ближайший надзор и вообще наблюдение за исправным содержанием станции (параграф 7 норм. конд.), и окружной распорядительный комитет.
Судя по параграфам тех же нормальных кондиций, окружному распорядительному комитету принадлежит широкая в отношении почтосодержателей власть и поэтому, всякие реформы в этом деле могут быть весьма легко осуществлены. К несчастью, фактический контроль над станциями не существует, чем прекрасно пользуются почтосодержатели земских станций. И чем, в самом деле, как не отсутствием ″ближайшего надзора″ можно объяснить наличность дохлых кляч на станциях (и то не в полном комплекте), варварских тарантасов и 14-15 летних мальчишек, подвизающихся в роли ямщиков? Последнее явление столь заурядно, столь распространено, что стало как бы правилом. А между тем, параграф 3 нормальных кондиций ясно и определённо говорит, что ямщики должны быть не моложе 18 лет и не старше 50. Понятно, имей здесь место пресловутый ″ближайший надзор″ - ничего подобного ни на одной станции не было бы. К каким казусам, между прочим, ведёт самовольничанье господ почтарей, может служить доказательством следующий случай.
Недавно, пишущему эти строки пришлось, всё по тем же делам службы совершить экскурсию по области на лошадях. Приехав на одну станцию (во 2 Донском округе) часов в 5 вечера, я приказал как можно скорее запрягать лошадей, так как ехать нужно было 20 вёрст, и я боялся, наученный горьким опытом, путешествия ″при звёздах и при луне″. Когда на облучок взмостился парнишка лет 15, я несколько скептически отнёсся к его географическим познаниям.
- Ничего, ваше благородие, - уверенным тоном сказал типичный почтарь, успевший уже разжиреть на земских хлебах. – Не впервой ему ездить. Дорогу знает. Путь прямой.
Я повиновался, но признаюсь, не особенно доверял словам почтаря.
Когда мы выехали, был на исходе шестой час. Поехали. Скоро надвинулись сумерки. Мой возница начал проявлять некоторое беспокойство, то останавливал лошадей и смотрел по сторонам, то оборачивался назад. Видно было, что он дороги не знает. Но всё-таки мы ехали по дороге, и это давало надежду, что мы когда-нибудь и куда-нибудь доберёмся. Между тем небо окутало тёмными тучами, и стал падать крупными каплями дождь. Сделалось совсем темно. Вот тут то и обнаружилось, что мой ямщик дороги не знает. Он остановил лошадей, слез и начал бегать вокруг экипажа, нагибаясь к земле и шепча что-то себе под нос, из чего можно было разобрать его сетования на погоду.
- Что, дорогу потерял? – спросил я.
- Да будто так, - печально отозвался из темноты возница. – Вот оказия! Как же так?! Дорога прямая, на тебе! – добавил он, видимо оправдываясь.
Ясно, мы сбились с пути. Дороги нигде не было видно, мы ехали прямо по степи. Что было делать? Дождь зарядил на всю ночь, ехать в такую темень – значило свернуть себе шею, полетев куда-нибудь в овраг. Да и куда было ехать, не зная дороги? Блуждать без цели в степи, погружённой во мрак, было опаснее, чем сидеть на одном месте. И я решил остаться на месте и ждать утра.
Мальчишка ямщик, который мне наконец признался, что вечером никогда по этой дороге не ездил, а днём ездил всего лишь раз, завернулся в полст и залез под тарантас, спасаясь от дождя. Я же, укутанный в бурку, башлык и непромокаемый плащ, всю ночь просидел под дождём, приблизительно с 8 часов вечера до 6 часов утра. К сожалению, в эту бессонную и знаменательную ночь мне не пришлось видеть поэтического звёздного дождя, обещанного астрономами, а лишь ощущать на себе несколько часов подряд самый прозаический холодный дождь. Небо было черно, как душа грешника, и не только ″падающих звёзд Леонидов″ не было видно, но даже наших старых знакомых – обыкновенных звёзд.
Такие случаи возможны только при одном условии, если ямщик совсем не знает дороги. Опытный ямщик в самую тёмную ночь едет уверенно, так как ему хорошо известен всякий бугорок, всякая балочка, речушка. И будь на месте моего 14-летнего мальчишки знающий дорогу ямщик, я не ночевал бы в поле под открытым небом.
⇦ предыдущая часть | продолжение ⇨
Навигатор ← Путешествия по Донской области