— Слушай, — спросил вдруг Игорек, — тебе не приходилось проводить время у игральных автоматов?
Я удивленно и, признаться, несколько осоловело уставился на него. Вот уже второй час мы с Игорьком сидели на моей холостяцкой кухне и вели добрый мужской разговор под хорошую закуску. Вспоминали институтские времена, обсуждали знакомых ребят — кто кем стал, как живет. Не обошлось и без политики. И на тебе — игральные автоматы.
— Какие еще автоматы? — наконец спросил я.
— Ну, эти, обычные. Бросаешь жетончик или засовываешь денежку, нажимаешь кнопку, барабаны крутятся. Совпали ягодки-звездочки — выиграл. Нет — прощай денежки. Между прочим, за раз можно много денег выиграть.
— А деньги здесь причем?
— Да, в общем, деньги действительно ни при чем… — Игорек помолчал.
— Я о другом сказать хотел. Понимаешь, вся загвоздка в том, что ты заводишься, когда играешь. Постоянно сохраняется надежда на выигрыш. Сунул крупную банкноту или бросил несколько жетонов в автомат — и выиграл приличную сумму. Дальше думаешь — играть или уйти. Иногда отходишь. Но почему-то веришь, что сможешь выиграть еще больше. Начинаешь заново — и все спускаешь. Тут уж зло берет. Как это — железяка тебя обставила. Снова сунул-бросил — опять что-то выигрываешь, а потом снова все спускаешь. И так до тех пор, пока без копейки не останешься. И вот в тот момент, когда автомат заглатывает последний жетон или сгорает последний рубль, возникает странное чувство — ощущение обманутой надежды. Еще секунду назад ты верил, что будешь на коне, у тебя был шанс. И все, шансов больше нет — ты пустой. И карман пустой, и, главное, душа. Удивленно так смотришь на этот автомат и как-то жалобно, будто живому существу, говоришь ему: «Не может быть». Причем, в самом деле, уверен — быть такого не может. Ан нет, все именно так и надежды на выигрыш больше нет. И стоишь ты беспросветно пустой, обманутый, бедный…
Игорек ухмыльнулся.
— Ну? — ничего не поняв, спросил я.
— Вот те и ну, — как-то горестно протянул Игорек. Взял сигарету, закурил.
— Ты уже почти всю пачку истребил, — заметил я, — а сам знаешь —здоровью вред…
— В общем, так, — резко перебил меня Игорек, явно не вникавший в мои заботы о его здоровье. — Я ее встретил четыре года назад.
— Кого ее? — в этом разговоре я однозначно исполнял роль то ли глухого, то ли тупого человека. Во всяком случае, резкие смены Игорьком тем разговора меня начали ставить в тупик, и нить его последних речей я уловить пока не мог.
Игорек посмотрел на меня отсутствующим взглядом.
— Тину. Правда, полное ее имя Алевтина, но все зовут ее Тиной.
Тут я запутался еще больше. Я хорошо знал жену Игорька — Алену, их сына Олежку. Вроде все у них было нормально. А тут Тина… Хотя, все может быть. Я посмотрел на Игорька, хотел его о чем-то спросить, но понял — пришло время сурового мужского монолога, и решил, что лучше налить еще по маленькой.
— Давай, — сказал я Игорьку, кивая на наполненную мною рюмку.
Он затянулся сигаретой, поковырял вилкой в банке с килькой в томате, любимой нами еще со студенческих времен, взял в руки рюмку.
— Да, четыре года назад… Я случайно зашел к знакомым ребятам в одну контору — просто так, побалакать о том, о сем. Ну, ты знаешь наш московский треп.
Я утвердительно кивнул головой — это я знал.
— Тина сидела за столом у окна. Она тогда только что пришла в эту контору работать, и я ее видел впервые. Меня в тот момент сразу поразили ее длинные густые волосы и… Нет, вру, — перебил сам себя Игорек. — Тогда она была коротко подстрижена. Точно, коротко. Дело было в ее взгляде. Он удивил, нет, не удивил, а притянул. Знаешь, такой напряженный взгляд черных глаз из-под красивых, густых бровей. Такой взгляд бывает у женщины, знающей себе цену и привыкшей к нашему, мужицкому, вниманию. И в самом деле, мужики в той конторе ходили вокруг нее, распустив хвосты. А она принимала это как должное, но никого к себе не подпускала. Она, кстати, только что замуж вышла. Я тоже, грешным делом, подумал, мол, неплохо было бы… Но это был обычный мужицкий гонор. Мне тогда никого, кроме моей Алены и не надо было. Да, впрочем…
— Ты пей, — сказал я.
— Ага, — кивнул Игорек, посмотрел на рюмку и поставил ее на стол.
— Примерно через год, — продолжил он, — я перешел на нынешнюю свою службу. Месяца через два после меня сюда же пришла и Тина. А вскоре все и началось.
Тут я понимающе улыбнулся, мол, как же, как же, плавали — знаем.
— Что ты ржешь? — Игорек как-то тоскливо посмотрел на меня. — Все было совсем не так, как ты себе представил. Просто, между мной и Тиной возникло какое-то энергетическое поле, которое притягивало нас обоих. Это притяжение выражалось во взглядах, в жестах, в ничего не значащих словах. И что важно — и я, и она всячески сопротивлялись этому притяжению. Я, честно говоря, страшно боялся обидеть, оскорбить мою Алену, предать ее, да и Олежку тоже. Тина, может, тоже боялась, а, может, и нет, не знаю. Только чем больше мы сопротивлялись, тем сильнее нас тянуло друг к другу. Знаешь, это была прямо-таки дьявольская сила, искушающая и зовущая.
Мы с Тиной усвоили этакую совершенно дурацкую манеру общения — полузаигрывали на виду у всех. И делали это только ради того, чтобы не соединиться втайне… Вот, блин, на высокий слог перешел… Хотя, какая разница… Мы оба хотели удержаться каждый на своей орбите, не допустить гибельного столкновения. А в том, что столкновение будет гибельным, я лично был убежден. Семью я оставить не мог, Тина, наверное, тоже. Так что перспектив не было никаких, кроме редких ворованных встреч.
Это одновременное взаимопритяжение-взаимоотталкивание продолжалось года два. Но все время, не знаю уж как у Тины, а у меня в душе жила надежда на то, что мы все-таки будем вместе, пусть ненадолго, но вместе. Понимаешь, в каком идиотском положении я находился? Я хотел быть с ней, и не хотел…
Игорек замолчал, закурил новую сигарету. Я опять-таки утвердительно кивнул головой в ответ на его слова. Но, черт возьми! Я никак не мог ожидать от Игорька таких юношеских переживаний. Он мужик взрослый и довольно тертый. До того, как женился на своей Алене — кстати, жену свою Игорек так всегда и называл «моя Алена», — он успел, что называется, отгулять свое. Я был уверен, что Игорек давно успокоился, и женские чары не являются для него чем-то неизвестным и особенно желанным. А тут, гляди-ка, прямо Шекспир! А может я не прав?
— Ты чего молчишь? — ворвался в мои мысли Игорек. — Не веришь, что так может быть? Зря… Знаешь, я много думал по этому поводу, да и теперь… Оказывается, обязанность перед любимым человеком сильнее многого другого. В принципе, ну что тут такого, переспать с другой женщиной. Это абсолютно не проблема. Иногда, даже очень хочется. Но… Черт, опять я не о том. А может и том, не знаю. Я сейчас ничего не знаю. Я вот тебе про супружескую верность расписываю, а сам…
В общем, наши отношения с Тиной должны были прийти к какому-то определенному концу. Или — или. Растущее между нами напряжение должно было в итоге кончиться взрывом. Так и получилось. В этом году. Слушай, как нас понесло навстречу друг другу. Именно понесло. Мы, по-моему, ничего уже не соображали. Хотя, нет, это я ничего не соображал. Тина все-таки думала… иногда. Но нас несло. И при этом между нами сохранялся все тот же идиотский игривый тон, ни разу не поговорили серьезно! Ни разу! Мы просто боялись серьезного разговора!..
Игорек ударил кулаком по столу, проскрипев сквозь зубы какое-то ругательство. Пепельница перевернулась и пепел, останки сигарет разлетелись по полу.
— Извини, я потом подмету, — сказал он. — Мне просто очень хреново. Дурацкая история с идиотским концом.
— Жизнь… — философски заметил я, для того чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Да уж, — саркастически произнес Игорек, — жизнь… А конец был и в самом деле идиотским. Серьезного разговора с Тиной у нас так и не получилось. Смешно, но я его вел только по ночам, сам с собой. Ночью я сам себе все объяснял, все логически обосновывал. А вот днем, встретившись с Тиной, не мог сказать ей ничего. Между нами стоял наш игривый тон. Впрочем, нет. Этот тон — самозащита друг от друга. Между мной и Тиной стояли ее муж и моя Алена. Мысленно я готов был изменить собственной жене, а на деле — нет. Но и сдерживать себя сил не было… А, ладно, не буду всего рассказывать.
— Как хочешь, — сказал я в ответ, — дело хозяйское.
— Ты что, не понимаешь, как все это серьезно? — как-то обидчиво спросил Игорек.
— А ты что — плаксивая институтка? — тут уже и я немного завелся. — А я та самая жилетка, в которую плачутся? Не хочешь — не говори.
Минут пять мы молчали. Наконец, чтобы прервать затянувшуюся паузу, я задал вопрос:
— Игорек, я только не понял, причем здесь игральные автоматы?
— А-а, — протянул он и, усмехнувшись, иронически продолжил, — это я так оригинально ощущаю жизнь, такие вот у меня неповторимые ассоциации.
— Слушай, не дури, говори нормально, — сказал я.
— А что тут ненормального? Ну ладно, ладно… В общем, некий разговор с Тиной все же произошел и после него я увидел ее глаза… Глаза, наполненные тоской, обидой и, знаешь, страстью. И вот тогда я и почувствовал пустоту, как возле игрального автомата, когда была надежда — и ее нет. Вот так-то. Ну что скажешь?
Игорек встал, взял веник и начал подметать пол.
А что я мог сказать? Пособолезновать? Похвалить за верность жене? Глупо и то, и другое. Я чувствовал только, что он сказал мне далеко не всё и, скорее всего на самом деле все было совсем по-другому.
Да так и должно быть. Ни один нормальный мужик не позволит себе изливать собственные душевные переживания полностью даже в разговоре с ближайшем другом, и вряд ли потерпит, если кто-то попытается залезть к нему в душу. Он раскроется ровно настолько, насколько считает нужным. И не должно быть между нами, мужиками, копания в сердцах друг друга. Не должно. И потом, у нас еще осталось кое-что к кильке в томате, и это кое-что нужно ликвидировать, продолжая добрый мужской разговор обо всем.
Вот только сравнение высоких чувств с игральными автоматами мне не по душе.
Автор: Сергей Перевезенцев
Другие рассказы можно почитать здесь:
Осенний сон человека, которого никогда не было
Дом, который построил дядя Вася