Довелось моему родному человеку лежать в одной палате с женщиной пенсионного возраста и её взрослой дочерью с тяжёлой формой синдрома Дауна, недееспособной.
Как это водится, лежащие в одной палате женщины делились наболевшим, и вот, что узнала моя родственница.
Дочь Аллы (имя вымышленное, для удобства передачи информации) появилась на свет в конце семидесятых. Узнав диагноз, отец не приехал на выписку, домой свою новорожденную несчастная мать везла сама, на общественном транспорте. Представляю, насколько ей было горько, больно, обидно, но она не высказала ни одной претензии мужу.
Новоиспеченный отец в категоричной форме потребовал отдать малышку на попечение государства. Обычно в такой ситуации женщина либо идёт на поводу у мужа и общества, либо в истерике подаёт на развод и расхлебывает свою беду в одиночку. Но Алла изменила стандартный поведенческий сценарий.
— Отдадим, конечно. Только она такая крошка пока, жалко... Через год отвезем её в детдом, пока пусть с нами поживет, чтобы совесть не так мучила.
Муж согласился на такой компромисс. Алла скоро вернулась к работе, благо, ясли в советское время принимали трёхмесячных малышей. И муж постепенно включился в уход за дочкой: жена ненавязчиво привлекала его к кормлению, купанию, отправляла на улицу с коляской на время уборки и так далее. И за год супруг так привязался к своему больному ребенку, что слово " детдом" больше ни разу не прозвучало в их семье. Только спустя годы, когда они уже и на пенсию вышли, он задумчиво сказал: "А помнишь, как ты собиралась от неё отказаться"?
Она согласно кивнула головой.
Я, так я, пусть он думает так. Главное, что мы остались семьёй, и наш несчастный ребенок всю свою жизнь жил среди любящих людей, а не на попечении усталого и равнодушного персонала в государственном интернате для инвалидов.