Они вошли вместе, держась друг за друга.
Именно держась. Не придерживая, не в обнимку. А именно держась.
Сначала я подумала, что это было вызвано болезнью женщины. Было видно, что она не ориентируется в пространстве. Но, как оказалось, это было гораздо большее.
- Можно мне ее куда-нибудь посадить? – спросил мужчина. – Только не очень далеко от меня, у нее Альцгеймер, она может испугаться, если не увидит меня.
Я поставила у своего стола еще один стул.
Они сели.
- Ваша фамилия, - спросила я, как и положено, чтобы найти их в списке граждан на вакцинацию.
- Мадам и месье Левандович. – ответил мужчина и протянул мне свою идентификационную и медицинскую карточку и документы жены. Левандович Абрам и Левандович, урожденная Коган, Сара.
Я увидела в документах место рождения: «Минск, СССР»
- Вы с Беларуси? – спросила я их уже на русском.
- Да, я тоже подумал, что вы с наших мест, у вас акцент характерный и внешность такая знакомая.
- У меня дедушка с Барановичей.
- Знаю о них. Но ни разу не бывал там, не успел.
Я вижу год рождения: 1939.
Мне очень хочется с ними поговорить, но столько народу, нужно быстро оформлять их досье на вакцинацию и приступать к следующим пациентам, которые уже стоят рядом.
Для досье мне нужно измерить температуру. По санитарному протоколу мы это делаем бесконтактным термометром. Нужно приставить термометр к виску или открытой части лба и он покажет температуру тела на 1 градус ниже контактного термометра.
- Мне нужно у вас померить температуру, - сказала и ничего не подозревая, как я это делаю обычно, встала и направила месье Левандовичу на лоб градусник. И его супруга, страдающая Альцгеймером, схватила меня за руку и, выхватив из моей руки градусник, отшвырнула его, закрыв своего супруга, раскинув руки по сторонам.
Я растерялась и потеряла дар речи от неожиданности.
- Простите ее, пожалуйста. – засуетился месье Левандович. – Сарочка, дорогая моя, все в порядке, милая моя, успокойся.
Он обнял ее.
Я поняла, что работать мне сегодня не получится. Слезы полились у меня сами собой. Я подумать не могла, что мои действия могу вызвать такую реакцию.
- Не обижайтесь на нее, пожалуйста, - спокойно повторил он, укачивая свою супругу. – В Дахау охранники играли с детьми, они заряжали один патрон в револьвер, крутили барабан, выстраивали детей в шеренгу и целились по очереди в лоб. Кому-то везло, а кому-то нет. Сара была совсем маленькая, у нее так брата и сестренку расстреляли. До освобождения дожили только мы с ней.
К нам подошла наша врач, совсем молоденькая девушка.
- Мы все поняли, - сказала она мне тихонечко ,- Не нужно мне температуру у них мерить, я сама досье заполню, давление и пульс посмотрю и достаточно будет.
И старички мои пошли сразу без досье в палатку для прививки.
Уходя после вакцинации Абрам Левандович с Сарой подошли ко мне. Мадам Левандович, как и следовало ожидать, меня не узнала.
- Простите нас, пожалуйста. Она подумала, что меня опять пытаются пристрелить, как тогда. Все забыла, что только можно, а, вот поди ж ты, это – не забыла.
- С вами тоже так же играли?
- Да, и с ней, и со мной. Я стоял в шеренге после ее брата. Пуля до меня не дошла. После освобождения мы попали в американскую зону, мы были очень маленькие. Хоть мы и были граждане СССР, нас оформляла датчанка-еврейка из Красного Креста, она написала в документах, что мы датчане. Так мы оказались в детском доме в Копенгагене. А потом, уже выросши, мы пытались найти выживших родственников и для этого восстановили свое происхождение. Но никого в живых не оказалось. Я видел документы.
- А как вы оказались во Франции?
- Я инженер, специалист в аэродинамике. Рассчитывал, сколько можно сделать в крыльях самолетов дырок, чтобы самолет обходился подешевле, летал подальше и перевозил побольше, - засмеялся он. - Я ведь вот так же, как с вами сейчас, разговаривал с Юрием Гагариным, когда он к нам в Тулузу приезжал. Ну, мы пошли. Сарочка устала очень.
Мы попрощались.
И они так же, держась друг за друга, медленно побрели на выход.