Северная столица всегда славилась своими памятниками. Первый памятник в России — Медный всадник — появился в Петербурге. В последующие столетия компанию ему составили сотни монументов правителям, генералам, поэтам и писателям. В XXI веке тема такого увековечивания выдающихся людей будто иссякла: сегодня больше устанавливают «малые архитектурные формы». Неужели мы никогда не увидим полноценный памятник Блоку или бронзовую Анну Павлову?
Чижик-Пыжик вместо Набокова
Памятникам на постсоветском пространстве придают чуть ли не сакральное значение. Не случайно революции и государственные перевороты неизменно сопровождаются сбрасыванием с постаментов бронзовых вождей. Так во время августовского путча 1991 года московская Лубянка лишилась Дзержинского. Интересно, что петербургский «Железный Феликс» в те дни совсем не пострадал — он и по сей день мирно стоит на Шпалерной.
Характерная война с памятниками не угасает и в XXI веке: в Эстонии и Чехии продолжают сносить советские монументы, а сторонники движения Black Lives Matter в США посягнули даже на увековеченного в скульптуре первооткрывателя континента — Христофора Колумба. В России до массового вандализма дело не доходит, хотя вполне можно предположить, что, допустим, потомки репрессированных едва ли чувствуют себя комфортно, когда проходят мимо многочисленных оставшихся Ильичей.
Даниил Коцюбинский, историк:
Я против памятников организаторам государственного террора. Ленины в нашем городе стоять не должны так же, как нет памятников Гитлеру в Германии. Да, при Гитлере строили автобаны, но при нём был и Холокост. А памятник всегда позитивно коннотирует человека. Пётр I тоже был тиран и душегубец, но он дал старт нашему городу, Ленин же не принёс ему ничего, кроме разрушений. Но уничтожать лениных не надо — я за то, чтобы собрать их в одном месте. Может, сделать музей под открытым небом.
Возможно, поэтому нынешние власти не спешат с установкой новых монументов — дескать, вдруг тоже найдутся недовольные? Правда, вместе с памятниками политизированным и неоднозначным деятелям, похоже, попали под раздачу все остальные — в итоге в Петербурге до сих пор нет памятника Стравинскому, Набокову, Врубелю, Куинджи, Монферрану... Полноценных памятников Блоку и Николаю Гумилёву в городе тоже так и не появилось, хотя их значимость для русской культуры сомнений не вызывает.
В итоге идеальный памятник глазами современного петербургского бюрократа должен быть максимально беззубый, по возможности совсем миниатюрный, а лучше, чтобы его не было вообще. И в последние десятилетия в городе массово ставят мини-монументы котикам, пёсикам, чижикам-пыжикам, даже мультперсонажам — при том, что выдающиеся петербургские писатели, художники, архитекторы своей скульптуры в городе так и не удостоились.
Нашествие ангелов
В документации даже появилась типичная казённая аббревиатура МАФ — «малая архитектурная форма». То есть, скажем, литые фигуры героев «Простоквашина» в Колпино по документам — вообще не памятник, они стоят где-то на уровне садовых скамеек, цветочных вазонов и мусорных бачков. Скульптору, должно быть, обидно, зато и зарегистрировать, и поставить такой «памятник» значительно проще — не нужно долгих согласований со Смольным.
Однако обычным гражданам «душевные» скульптуры малых форм зачастую как раз нравятся. В Чижика на Фонтанке кидают тонны монет, Петербургскому ангелу в Измайловском саду вяжут шарфы, есть свои поклонники даже у карнизных котов с Малой Садовой. Ещё бы, фактически все эти творения — тот же «ЖЭК-арт», только буквально отлитый в бронзе! Получается, прежние «памятники царям и их слугам» вызывали у простого люда непонимание, а то и пролетарскую ненависть — нынешние же МАФы стали ближе к народу.
Но всегда ли надо опираться на общественные вкусы в такой тонкой и щепетильной теме, как монументальная эстетика? Может, напротив, государство руками профессионалов должно хоть немного подтягивать уровень вкусов толпы? Увы — похоже, петербургские чиновники считают иначе.
Показательной стала история петербургского кукольника Романа Шустрова, в 2020 году скончавшегося от ковида. Он был известен как автор множества замечательных фигурок, одну из которых в 2012-м установили в Измайловском саду. Это и был «Петербургский ангел» — он отлично вписался в ландшафт зелёного уголка у Молодёжного театра, став своего рода маскотом Адмиралтейского района. На этом можно было бы остановиться, однако умеренность оказалась не свойственна лицам, принимающим решения о памятниках в Петербурге, — ангелы стали «плодиться и размножаться».
В 2019 году похожий памятник появился уже в Любашинском саду. Этот ангел пугающе «подрос»: если старичок с крыльями на Фонтанке может уместиться буквально на плече, то новый монумент оказался ростом с первоклассника. И сидит он не на спинке скамейки, а прямо рядом с отдыхающими гражданами.
Третий ангел тоже не заставил себя ждать: он стал памятником героям-врачам и расположился на набережной Карповки. Его изготовили и установили уже после смерти автора. Как выяснилось, изначально шустровский герой слушал граммофон и был совсем маленьким, но беднягу лишили музыки и грустит он теперь совсем по другому поводу. Вольное обращение с наследием покойного художника никого не смутило, как и ряд разразившихся скандалов: одним не понравилось присутствие на открытии губернатора, другим — сама скульптура.
Памятник питбулю и Бродский из чемоданов
Впрочем, бурное обсуждение установленных за последние годы петербургских памятников — не редкость. Скажем, открытый в 2018 году на Моховой улице монумент героям булгаковского «Собачьего сердца» сразу вызвал вопросы: особенно всех поразило, что Шарик оказался питбулем. По слухам, странная метаморфоза дворняги объясняется просто — скульптор изобразил вовсе не персонажа книги, а пса одного авторитетного предпринимателя, который и оплатил создание памятника.
Михаил Уваров, краевед, гид:
Экскурсанты больше реагируют на «фриков» в скульптуре, типа коломенской Венеры. Мимо Медного всадника они пройдут, а вот памятник писателю Николаю Шадрунову с вороной (в Ораниенбауме) или памятник котам в Петергофе — будут фотографировать. Но важно, чтобы памятник был связан с местом: например, как скульптура Довлатова на Рубинштейна, где он и жил. А, скажем, Чернышевский у Парка Победы никак к этой местности не относится.
Кстати, ещё совсем недавно власти Северной столицы впадали в другую крайность: в 1990-е установленные у нас памятники были не то что не беззубые, а даже чересчур смелые. С уходом советской государственной цензуры к созданию скульптур допустили буквально всех — и непризнанные гении немедленно этим воспользовались. Некоторые их творения стоят в городе и сейчас.
Одним из таких двусмысленных монументов стал шемякинский Пётр I, который сидит в самом сердце Петербурга — в Петропавловской крепости. Лысый и диспропорциональный, у значительного числа туристов и горожан он вызывает скорее ужас и омерзение, чем радость и восхищение.
Тем не менее, своеобразную трактовку образа первого российского императора здесь хотя бы можно списать на концептуальность. Сидящий Пётр Шемякина — своеобразная антитеза «Медному всаднику»; если творение Фальконе символизирует имперскую мощь и красоту, торжество разума и просвещения, то монумент на Заячьем острове — обратную сторону медали: крепостничество, жандармерию и милитаризм. Не случайно памятники стоят на разных берегах Невы, и не случайно мрачный Пётр расположился именно в Петропавловке, долгое время бывшей главной политической тюрьмой России.
Ещё одной спорной скульптурой стал памятник Андрею Сахарову, появившийся на Васильевском острове, у СПбГУ, к 300-летию Петербурга. Создатель памятника Левон Лазарев не раз говорил, что изобразил контраст великого духа учёного и его тщедушного тела. Все ли прохожие понимают эту глубокую мысль?
Как бы то ни было, уже в 2010-е годы мода на авангардистские памятники стала иссякать и, пожалуй, последним таким стал установленный в 2016 году на том же Васильевском Иосиф Бродский. Поэт угадывается разве что по голове — тело литератора словно собрано из гранитных чемоданов... Увидеть семитонную громаду в 3,6 м можно на Смоленке, у станции метро «Приморская».
Памятник — это не навсегда
Появившиеся в последние годы петербургские скульптуры, которые изображают наших великих земляков, едва ли можно назвать экспериментальными. И вставший на площади своего имени Трезини (2014), и грустный Довлатов с Рубинштейна (2016), и пафосный Цой у Ветеранов (2020) выдержаны во вполне реалистичной манере. И это скорее хорошо, ведь памятники по определению — штука довольно консервативная, в идеале они должны нравиться максимальному количеству граждан.
Дмитрий Ратников, редактор интернет-издания «Канонер»:
Важно исходить из места, где предполагается памятник. Если архитекторы, планировщики и градостроители изначально создали площадь под памятник, то уже неважно, кому он будет. Например, на круглой Комсомольской площади, куда выходят проспект Стачек, Краснопутиловская и Корабельная улицы, монумент-доминанта прямо-таки напрашивается! Хотя в целом я считаю, что у нас в городе скорее переизбыток памятников — и поэтому устанавливать новые не имеет смысла.
Что же делать тем, кто любит современное искусство и кому не хватает его в Петербурге? Во-первых, посещать музеи и культурные пространства, которые специализируются на contemporary art: например, Музей Людвига, Эрарту, Музей стрит-арта, выставки в Манеже и многочисленных галереях города.
А во-вторых, «ловить» эти памятники на улицах города. И не только те, которые уже прочно обосновались на своих постаментах. Ведь в XXI веке в Городе на Неве появилась интересная тенденция временных памятников. Это своего рода следование принципу «И волки сыты, и овцы целы»: авторы и кураторы необычных статуй успевают потешить своё самолюбие, а петербуржцы спокойно выдыхают, когда очередной «шедевр», наконец, уезжает с городской площади или улицы в неизвестном направлении.
Именно так сложилась судьба, пожалуй, одного из самых необычных петербургских памятников последних десятилетий — знаменитой девочки на тираннозавре, воздвигнутой прямо в курдонёре Мраморного дворца. Семиметровая скульптура группы художников AES+F под названием «Первый всадник» действительно представляла собой китайскую девочку, оседлавшую динозавра. Оригинальная реплика многострадального Медного всадника встала напротив серьёзного монумента Александру III в 2008 году и изначально задумывалась как временная.
Но как известно, нет ничего более постоянного, чем временное: легенда гласит, что после окончания выставки авторы девочки уехали на Венецианское биеннале и как-то забыли про китчевый памятник. В итоге он задержался фактически на набережной Невы на добрый десяток лет. Лишь в 2017 году пластиковую деву на звере убрали — многие вздохнули с облегчением.
А вот гигантского зайца, который вольготно прилёг на берегу у Петропавловской крепости, петербуржцы приняли на ура. 15-метровый зверь был создан в 2013 году нидерландским художником Флорентином Хофманом и тоже сознательно задумывался как временный проект. Автор отметил, что всего его работы таковы: за пару месяцев горожане к ним привыкают, чтобы потом смотреть на городскую среду свежим взглядом и воспринимать знакомые места под другим углом.
Сейчас, к двадцатым годам, главным петербургским резидентом международных проектов в сфере современного искусства остаётся Новая Голландия. Так, в 2019-м остров стал приютом для целой стаи огромных розовых улиток от группы Cracking Art. Моллюски были не просто украшением: сделанные из переработанного пластика, брюхоногие всем своим видом призывали беречь планету и сортировать мусор. Выполнив эту почётную миссию в Петербурге, улитки «уползли» в следующий пункт назначения.
Забавно, что современная тенденция временных памятников напоминает ленинскую «монументальную пропаганду» столетней давности. Как известно, первые советские памятники в Петрограде были недолговечны — их клепали по принципу «слепила из того, что было». Тем не менее, только за 1918 год на берегах Невы появились гипсовые Карл Маркс, Софья Перовская, Лассаль, Гейне, Радищев — всего несколько десятков монументов. Правда, до наших дней с того времени дошёл только мемориал на Марсовом поле.
Не только великие
Своеобразной «золотой серединой» между монументальным авангардом и скульптурами выдающихся деятелей остаются многочисленные петербургские скульптуры, которые изображают простых людей рабочих профессий. Они показывают не конкретного человека, а олицетворяют тот или иной профессиональный цех. К ним можно отнести памятник фонарщику (1998) на Одесской улице, памятник петербургскому фотографу (2001), памятник дворнику (2007) на площади Островского или памятник охтенке (2003) — простой ингерманландской девушке-крестьянке, которая спешит в Петербург с полным кувшином молока.
С одной стороны, все эти скульптуры выполнены в реалистичной манере, что удовлетворит самых пристрастных консерваторов. С другой — это не пресловутые памятники «царям и их слугам», а лица обычных петербуржцев, которые трудились на благо города на протяжении веков. И при этом в них нет советского пафоса, они просты и демократичны.
Увы, с памятниками выдающимся петербуржцам всё сложнее. То ли от более высоких критериев, то ли из-за бесконечных споров о месте установки, но Пётр Ильич Чайковский своей скульптуры в Петербурге так и не удостоился. Несмотря на то, что композитор остаётся самым известным создателем музыки из Петербурга в мировом масштабе, единственным памятником Чайковскому в Северной столице остаётся надгробный. Ну и ещё небольшой бюст в Таврическом саду.
Безусловно, всегда можно сказать, что лучший памятник Чайковскому — его музыка, Врубелю — его картины, Монферрану — целый Исаакиевский собор, но всё-таки немного грустно, что традиция монументов выдающимся людям постепенно уходит из Петербурга. Приходится довольствоваться чижиками, котиками, пёсиками и прочим МАФом.
Также читайте на «Скамейке» о домах, построенных отечественными архитекторами в 1989-2009 годах, с недавних пор иронично именуемыми капромом.
Материал на нашем сайте: Бедный всадник: какие памятники сейчас ставят в Петербурге?
Автор: Дмитрий Витушкин
Городской блог о Петербурге и петербуржцах Скамейка
