Из донесений А. X. Бенкендорфу Максима Яковлевича фон Фока
21-го сентября 1826 г.
Я много размышлял в эти дни о настроении умов и об общественном мнении, и остановился на некоторых мыслях, не лишенных, как мне кажется, интереса. В наше время несравненно легче управлять народами в критических обстоятельствах, чем в обыкновенных.
В первом случае народы всецело поглощены одним важным интересом и просят у правительства только одного: превратить их намерения в усилия, усилия - в действия, действия - в успех, и эта прогрессия совсем не трудна; добрая воля народов в том порукой. К тому же, вследствие особенно важного значения событий, безошибочные распоряжения правительства и неудачные меры сглаживаются, забываются и прощаются.
В обыкновенное же время, когда жизнь общества входит в свою обычную колею, когда грозившая всем опасность устранена, каждый начинает думать о своих делах, о своих личных потерях, и в виду принесенных им жертв, считает, себя в праве рассчитывать на улучшение своего положения и является с новыми притязаниями; каждый зорко следит за действиями правительства и требует, чтобы оно исправляло все ошибки, устраняло всякое зло и рассыпало всякие блага.
Как ни парадоксально это мнение, но я убежден, что при необыкновенных, критических обстоятельствах государствами могут управлять посредственные министры; между тем как необходимы люди высокого ума, чтобы стоять во главе управления в обыкновенное, мирное и однообразно текущее время.
Как образуется общественное мнение? Существует небольшой кружок людей, стоящих очень высоко, которые искренно добиваются истины, глубоко все обдумывают и высказывают свои мысли на ухо очень немногим, способным понимать их.
Некоторые лучи этих мыслей спускаются ниже, но они редко сохраняют свою чистоту: почти всегда свет их или получает отражение, или преломляется. Более многочисленный кружок людей подхватывает их, но при этом извращает, или, пропустив их чрез свое невежество, свои предрассудки и свои страсти, люди эти воображают, что они сами думают, тогда как это не более, как один заем; но то, что у первых выходило хорошо, у вторых выходит дурно.
Между тем, эти последние, постоянно повторяя то, чего не понимают, и составляют мнение большинства, которое говорит не думая и только извращает, не сознавая и не желая этого, доходящие до него идеи, и без того не отличавшиеся особенною чистотой.
Не смотря, однако ж, на все это, Талейран выразился очень верно: "Я знаю кого-то, кто умнее Наполеона, Вольтера с компанией, умнее всех министров, настоящих и будущих, и этот кто-то - общественное мнение". Общественное мнение не навязывается; за ним надо следовать, так как оно никогда не останавливается.
Можно уменьшить, ослабить свет озаряющего его пламени, но погасить это пламя не во власти правительства. Наполеон сам сказал, что если бы можно было дать сражение общественному мнению, он не боялся бы его; но что, не имея таких артиллерийских снарядов, которые могли бы попадать в него, приходится побеждать его правосудием и справедливостью, перед которыми оно не устоит; действовать против него другими средствами, говорил он, значит даром тратить и деньги и почести; надо покориться этой необходимости; общественное мнение не засадишь в тюрьму, а прижимая его, только доведешь до ожесточения.
О настроении умов ничего нельзя сказать особенного, - ни хорошего, ни дурного. Несколько рассуждений, высказанных недовольными личностями относительно генерала Татищева, адмирала Шишкова и князя Лобанова, не могут, конечно, характеризовать направление общественного мнения. Вопли и брань нескольких крикливых женщин заслуживали бы, пожалуй, наказания, но до сих пор им вторят только одни ротозеи.
Надо, впрочем, заметить, что общество все еще сильно высказывается не только против личности генерала Канкрина, который, наверное, не мог бы собрать за себя и пяти голосов, но и против финансовой системы, принятой им и превозносимой до небес, между тем как настоящее положение наших финансов не представляет никакого поворота в лучшему и никто не видит в этой системе преобразовательного начала, вопреки утверждению г. Канкрина.
"Как, говорят, он, который хвастается бережливостью в употреблении общественных сумм, терпит стольких паразитов в своих канцеляриях! Родственник его жены, г. Ганнибал, вероятно в качестве близкого человека, пользовался жалованьем, которое только что отняло у него правительство, зачислив его сверхштатным.
Министерство должно было бы избегнуть этого урока, если бы оно придерживалось принципа: не иметь в своих канцеляриях людей ненужных и не увеличивать число своих креатур".
Рубрика слухов и толков довольно скудна в настоящую минуту. Почти громко говорят, что князь Александр Голицын (Александр Николаевич) кончит тем, что оставит за собой министерство императорского двора (возглавил светлейший князь Пётр Михайлович Волконский).
В организации канцелярии этого министерства видят принцип экономии, которое правительство желает применить на практике. Уверяют, что адмирал Сенявин будет назначен вице-президентом адмиралтейств-коллегии, что повлечет за собою упразднение морского министерства, - мера всеми желаемая и признаваемая необходимою для того, чтобы положить конец бесчисленным злоупотреблениям, совершающимся в морском ведомстве.
22-го сентября 1826 г.
Масса людей нуждающихся незаметно порождает большую часть беспорядков, которые приписывают, обыкновенно, другим причинам. Язва, называемая нищенством, служит источником непоправимых зол. В других государствах, действительно, много нищих, потому что большинство людей нуждается в предметах первой необходимости; у нас же из ста нищих найдется двое-трое, которые испытывают настоящую нужду и лишены возможности добывать себе самое необходимое; остальные почти все бродяги по профессии, или тунеядцы, находящие это ремесло очень выгодным.
Обыкновенно, это отставные солдаты, беглые и чаще всего крепостные, скрывающиеся от помещиков. Принятие слишком крутых мер для подавления нищенства, заставит страдать многих, не исправит зла; надо сначала рассортировать нищих, проследить их образ жизни; разместить по общественным заведениям те из них, которые в состоянии работать, приютить в богадельнях людей дряхлых и увечных, а крепостных, просящих милостыню в столице и ее окрестностях, - отослать к помещикам, внушив последним, чтобы они приняли меры для доставления своим крестьянам средств к существованию.
Между тем, ничего подобного у нас не делается, так как это потребовало бы усиленной работы и не позволило бы действовать палкой. Довольствуются тем, что стараются уменьшить, нищенство и воображают, что этим может быть достигнута предположенная правительством цель. Какое заблуждение! Все это видят, но никто не думает поправить ошибку, так как оно было бы слишком неудобно и, что еще важнее, - совсем не прибыльно.
Человек, живущий только для себя, думающий только о себе, молчащий и отворачивающийся от всего, что может испугать или потревожить его, - вот, по мнению эгоистов, идеал мирного гражданина, осторожность и воздержанность которого восхваляются ими. Каждый день открываются новые злоупотребления в ведомстве юстиции; при расследовании дела Спасского (здесь о взятках) многое всплыло на поверхность.
Говорят, что при допросе он впутал, целую толпу бюрократов. Приняты ли, спрашивают, меры, чтобы были привлечены к ответственности все, изменяющее долгу службы?
Злоупотребления могут быть искореняемы двояким способом: или занести топор и одним взмахом уничтожить дерево, зараженное до самого корня; или же довольствоваться распространением добрых начал и ждать, пока время не разовьет их.
В деле искоренения злоупотреблений все зависит от обстоятельств и от той быстроты, с какой будут проведены придуманные, для этой цели, меры: они должны являться неожиданно и разражаться как гром, чтобы толпа злонамеренных людей, заинтересованных в сохранении злоупотреблений, не могла сплотиться и образовать непреодолимый заговор.
Точно также и в деле Спасского. Лица, принадлежащие к его партии, может быть, сделали больше зла, чем он сам; но они причинят еще более вреда, если только им дадут время узнать друг друга, т. е. убедиться в своих силах.
Некоторые говорят, что придется слишком много наказывать, и что сама многочисленность виновных будет причиной их безнаказанности. Вздор! говорят другие: тот, кто творил зло, должен быть выведен на чистую воду и заклеймен позором. Для подобных людей не должно быть никакого снисхождения, так как и они не оказывали его для общего блага.
Правда, что дурные люди могут исправиться, - для каждого грешника доступно исправление, - но опыт всех веков доказывает, что на одного злоумышленника, искренно раскаявшегося, двадцать впадают еще в худшие преступления.
Что ангелы никогда не делают зла, это очень понятно: они проникнуты духом милости; но чтобы люди, привыкшие ко злу, удерживались бы от него, когда имеют полную возможность его делать, это было бы чудом.
Поэтому, человек, даже только отчасти замешанный в злоупотреблениях, должен быть удален от управления общественными делами. Жезл, этот символ правосудия, никогда не должен быть оставляем в бездействии, - он должен цвести, как жезл Моисея.
Предрассудки суть заблуждения разума, и самый опасный из них тот, если человек считает себя способным играть всякую роль. Среди множества лиц, являющихся просить мест, найдется ли один, который мог бы положительно сказать: я годен только на это дело, я умею делать только его; нет, военный берется управлять финансами; финансисты хотят иметь понятие о внешней политике потому, что они печатают купленные ими мысли, судья вмешивается в законодательство, не понимая расстояния, существующего между судьей и законодателем, и все стремятся только к диктаторству.
Чтобы действительно быть полезным другим - нужно знать свое дело лучше других. Можно сказать почти наверно, что если человек займется чем-нибудь исключительно, то он сделается по этой части специалистом. Как хорошо шли бы дела, если бы всякий играл в свете лишь ту роль, которая ему свойственна.
22 сентября 1826 года.
З...в, известный агент надзора, донес следующее. Приверженцы бюрократии начинают сильно волноваться. - Что случилось? - спрашивает у них З-в. - Разве вы не знаете, как обращается с людьми генерал Бенкендорф и, какие, принимает он меры, чтобы выведывать семейные тайны! Конечно, он обладает всеми средствами для этого, у него и сила, и власть, может быть и намерения его добрые, - но ведь как легко ошибиться, сортируя тени!
Некоторые кажутся виновными, сами не подозревая этого; они держатся обычного, установленного порядка. Если смотреть с этой точки зрения, то не найдется ни одного праведного. Разумеется, перед Богом это так и есть, но перед людьми - другое дело!
З-в прибавляет, что подобные речи становятся, с каждым днем, все запальчивее и серьезнее; что, конечно, нечего опасаться чего-нибудь явного со стороны людей, настолько подлых, чтобы исполнять роль тявок; но, все же, благоразумие требует удвоить внимание, что он и делает, - не для того, чтобы действовать против тех, кто так мало сдержан в своих речах; но, напротив, чтобы, предоставив им полную свободу высказываться, - извлечь из этого разные сведения.
Замечают еще, что золотая и серебряная монета, выбитая до последнего изменения в монетной системе, совершенно исчезла из обращения. Нельзя ли, говорят, какими либо путями узнать - как, когда и каким образом звонкая монета прежнего чекана была вывезена за границу?
Для этого, кажется, необходимо было бы следить за пассажирами, отправляющимися на пароходе в Кронштадт, и за рабочими, занимающимися нагрузкой пеньки и других товаров. Нужно было бы, также, узнать, - не существует ли заграницей фабрикация наших ассигнаций, что, судя по некоторым довольно верным данным, - очень вероятно. Нет ничего проще предположить, что в таможне расплачиваются фальшивыми, искусно подделанными ассигнациями.
24 сентября 1826 года.
Привычка беседовать с вашим превосходительством, сделалась для меня потребностью, и хотя я не имею сообщить вам ничего особенно выдающегося, так как в столице царствует полнейшее спокойствие, однако я чувствую потребность написать вам несколько строк.
Критики-женщины сильно восстают против принятой правительством системы - все видеть самому. "Отличное занятие для правительства, говорят они, - соваться во все мелочи! Нельзя чихнуть в доме, сделать жест, сказать слово, чтобы об этом тотчас же не узнал Государь!
(Слова, напечатанные разрядкой, отчеркнуты карандашом и сбоку написано рукой гр. Бенкендорфа: C'est beaucoup de gagne, si on le croit (это большая победа, если этому верить)).
Ему ли заботиться о таких пустяках, и как хватает у него времени заниматься этим? Пусть, однако, берегутся: подобный надзор стеснителен и кончит тем, что произведет смуты, значит он одинаково вреден как тем, за кем следят, так и тому, кто следить.
Как вам угодно, сударыни! По вашему мнению, правительство не должно само входить во все, чтобы глубже изучить причины зла и недовольства. Но, в таком случае, как же узнает оно, что ему следует делать и чем мотивировать свои распоряжения? Этот надзор, столь неудобный, конечно, для людей злонамеренных, напротив, очень полезен и благодетелен для тех, которые ни в чем не могут себя упрекнуть. Для того, чтобы не судить слишком опрометчиво, - необходимо все знать; тогда не поддаешься первому доносу и не увлекаешься вторым.
Лица, которым правительство поручило этот надзор, само собой разумеется, должны возбуждать в себе ненависть и зависть со стороны людей, старающихся скрывать свои действия, - это неизбежная участь всех верных и усердных слуг. Поэтому правительство, в собственном своем интересе, должно явно поддерживать их, чтобы они не страшились ни силы, ни хитрости тех, которые захотели бы их погубить. Чего же хотят Иеремии в юбках?..
Вероятно, они желают того, чтобы из опасения затронуть частные интересы, были принимаемы только паллиативные меры, т. е. чтобы вместо излечения ран, были только облегчаемы их страдания. Нет, подобный образ действий не входит в расчеты правительства: оно спит чутко, как лев, не смыкая глаз, чтобы не упустить из виду малейшего обстоятельства, которое могло бы нарушить существующий порядок.
Система его основана на том принципе, что наказание и награда - два двигателя хорошего управления, и что лучше обойтись без второй, чем отказаться от первого. Опытом доказано, что люди легко забывают благодеяния, и что наказания за такие, напр., преступления, как взяточничество, - лучшее средство удержать каждого в пределах его обязанностей; наказания забываются тем труднее, что они действуют непосредственно на наши чувства, а чувство в человеке могущественнее рассудка, которые на многие умы не имеет никакого влияния.
Быть строгим к личностям, извлекающим для себя пользу из того зла, которое они делают другим, - значит быть добрым ко всем; нет большей ошибки в деле управления, как снисхождение к людям, нарушающим общественные интересы.
25-го сентября 1826 г.
К сведению: Несправедливые желания и действия, вызванные у одних бедностью, а у других тщеславием и гордостью также должны быть подавлены. Доказательством этому служит современное положение общества. Несоразмерность, существующая между количеством и деятельностью самолюбий, вызванных культурою и числом доходных и почетных мест, которыми располагает общество, столь велика, что люди, оскорбленные и озлобленные неудачей или обманутыми желаньями, обвиняя общество в том, в чем оно совершенно неповинно, хотят в своем безумии потрясти его в тщетной надежде извлечь из этого выгоду.
Равновесие между желаниями и средствами к удовлетворению их не восстановится само собой. В этом случае сама природа вещей не даст лекарства, его должно изыскать и применить правительство. Для этого следует уменьшить число лиц, посвящающих себя различным отраслям администрации; единственное средство достигнуть этой цели - не давать слишком больших льгот и поощрений и сдерживать страсти, изменив систему образования и влияя на общественные нравы и привычки.
Общественное мнение не есть эквивалент разума, но выражает собой, то значение, какое имеют некоторые мысли; общественное мнение не есть эквивалент истины, но распространенность известных идей. Общественное мнение есть курс правил и положений; оно относится к истине так же, как государственные бумаги к звонкой монете.
Бумаги редко бывают равнозначны золоту, по крайней мере, они редко ходят по номинальной цене и их ценность всегда равна количеству выдаваемой за них звонкой монеты: ценность же монеты определяется количеством заключающегося в ней серебра; но так как в ней бывает всегда большая или меньшая примесь меди, то она всегда теряет более или менее в сравнении с серебром.
Так и общественное мнение есть смесь истины и заблуждений, вследствие чего оно никогда не служит мерилом истины. Судить его может только смелый независимый ум.
Но что же заимствуют два нижние сословия, образующие массу народа, от мыслей, распространенных в двух высших классах общества? То, что соответствует их нуждам, интересам и страстям; они не касаются всего остального и заметьте, что выбор этот обусловливается их личными нуждами, интересами и страстями, а не общественными потребностями, не общими интересами и не благородными и великодушными побуждениями.
Итак, сила общественного мнения составляет не абсолютное, а относительное благо. Оно может назваться благом, когда оно просвещенно и в то же время прочно и умеренно. Но общественное мнение составляет зло, когда оно заблуждается в выборе цели и средств, становясь таким образом силой, которая противится правительству.
В обществе мужчины и женщины желают только нравиться друг другу и блистать. Вследствие этого зарождаются ложные идеи, поддерживаемые не в силу твердого убеждения лиц, распространяющих их, а как бы по безмолвному соглашению, состоявшемуся между ними для того, чтобы упрочить известные идеи. Вследствие этого странного компромисса вопросы, обсуждаемые в обществе, дурно поняты во всех отношениях.
Есть некоторые вещи, которые скорее могут быть поняты женщинами одним чувством, а иные скорее могут быть поняты умом мужчины. Но в смешанных собраниях, называемых обществом, женщины извращают или совершенно утрачивают чувства, желая возвыситься до разума, которого они не имеют и до которого никогда не достигнут. Мужчины унижают свой ум, ослабляя его из желания сделать его легким, приятным и поверхностным.
... Дело Спасского продолжает служить темой разговоров и суждений. До тех пор, говорят, пока личный состав судебных мест будет дурно организован; труд служащих худо оплачен и формы судопроизводства не будут изменены к лучшему, нельзя ожидать удовлетворительных результатов от той энергической заботливости, с какой правительство старается уничтожить гидру бюрократии, эту младшую сестру взяточничества.
Между тем, чем строже будут преследования, - что теперь даже необходимо, так как дело уже начато, - тем боле встретится препятствий к уничтожению зла, потому что, повторяют, самая многочисленность преследуемых будет причиной их безнаказанности.
Возможно ли требовать, чтобы какой-нибудь чиновник, избалованный роскошью и образом жизни нашего времени, устоял бы против соблазна и разыгрывал бы, весьма некстати, роль Катона, тогда как начальники его подают ему пример и загребают обеими руками? Известно и доказано, что за двести, и даже за сто рублей, можно подкупить судей в высшем судебном учреждении; поэтому, пока они останутся на своих местах, установление другого порядка вещей невозможно.
Между тем, последствием насильственных мер будет то, что неизбежные преследования, как уже бывшие, так и предстоящие, должны непременно увеличить число недовольных. Трудно, конечно, предположить, чтобы они решились на какое-нибудь покушение: они так всеми презираемы, эти взяточники и моты, - но они сильны своими денежными средствами и своими связями, таким образом, скандал, - который, уже сам по себе, вещь очень неприятная, - неизбежен, хотя цель - выгнать всех, не может быть достигнута скоро, если бы даже приняты были самые решительные меры для очистки этих авгиевых конюшен.
Уверяют, что адмирал Сенявин будет назначен главным инспектором флота и в этом качестве будет председательствовать в адмиралтейств-коллегии. Итак, нет больше министерства морского и главного штаба, - этих двух учреждений, которые, - пора в этом сознаться, - задерживают ход дел и запутывают управление.
Прибавляют, что наследник престола будет облечен званием генерал-адмирала, и что церемония введения его в эту должность будет совершена с большой торжественностью в Кронштадте.
Назначение экспедиции в Архипелаг, под начальством Беллинсгаузена, одобряется всеми. Давно, говорят, пора, да и случай представляется удобный с пользой и почетом занять экипаж гвардии, - эту отличную часть относительно нижних чинов, но в которой состав офицеров совершенно заражен (участвовал в декабрьских делах).
Надеюсь, что это письмо будет последнее, что я пишу вашему превосходительству в Москву. С нетерпением ожидаю, известия о вашем отъезде и благополучном прибытии в Петербург, так как не знаю уже более о чем и писать. Фок.