– Николай, Большому театру недавно исполнилось 245 лет, и учитывая вашу тесную связь с Большим театром и то, что вы больше 15 лет были его премьером...
– Я 21 год был его премьером!
– Вот так, даже больше 20 лет. То есть вы застали все последние юбилеи театра – и 240 лет, и 235, и 225 лет. Такие юбилеи были. Расскажите нам, людям, которые с большим восторгом даже просто подходят к Большому театру, а не то что заходят внутрь – конечно, интересно узнать, как празднуется юбилей в главном театре нашей страны.
– Вы знаете, обычно, когда это серьезная дата – всем скопом дают очень много званий и наград. А вообще несчастные артисты просто в четыре раза больше пашут, чем обычно, потому что ставят праздничные спектакли, инстаграмщицы счастливы, а артисты просто работают – и все, больше никак. Это никогда не отражается на нормальных людях.
Хочу вам сказать, что еще под шумок все руководители себе, конечно, премии и награды выписывают. Так как сейчас в нашей стране введена квота – про артистов забыли и руководители себя все по кругу наградили, а на артистов наплевали.
– Ну так себе юбилейчик-то, если честно... Я думал, что ставится какой-то большой стол, чтобы все артисты собрались. Ведь это же десятки, даже сотни людей.
– Приемы бывают, но туда зовут только особо приближенных, кто очень сильно подлизывается. А так – нет, ничего и не бывает. Все как в обычном месте, как на любом производстве.
– Я вам хочу смело заявить, Николай, что у нас когда юбилей – то пьют все, вся редакция. Вне зависимости от того, кто ты.
– Сколько народу служит в главном театре страны и мира. Коллектива, подобного Большому театру, не существует. Просто столько людей, сколько там, нигде не служат.
– Кстати, вот сколько там людей служат?
– Например, балетная труппа – самая большая в мире: больше 250 человек. Это только балет, и я сейчас говорю только об артистах, ведь помимо артистов в балете еще огромное количество человек. Там больше 4000 всего.
Это и администрация, и те, кто работает капельдинерами, уборщиками, рабочими сцены. Художественно-постановочные мастерские. А потом, под брендом Большого театра существуют пионерские лагеря, санатории, детские сады, поликлиники, дома отдыха – это тоже все Большой театр.
– А можно ли немножко поговорить все-таки о легендах? Не имею в виду артистов балета Большого театра, а в принципе о легендах, которые вокруг Большого театра, но в том числе и артисты балета. Если говорить о каких-то конкретных историях – то мы видели, например, фильм «Большой» Валерия Тодоровского – там показана история, как Майя Плисецкая, отрабатывая прыжки, перепрыгивала с крыши на крышу. Вот такие легенды. Есть ли они, правда ли эта конкретная история? И может быть, есть какие-то не менее красивые?
– Нет, с крыши на крышу – это, конечно, полная чушь. Нормальным артистам, которые действительно занимаются серьезной карьерой, им скакать абы где не полезно и плохо. А что касается того, когда мы учимся в школе – конечно, очень часто нам педагоги ставят или стул, или кресло – для того, чтобы ты научился, тебе надо перепрыгнуть определенное препятствие в воздухе – но это может только маленькое количество людей. Это неподвластно любому артисту. Это не у всех получается.
А так, конечно, жизнь артиста сложна тем, что все элементы, которые мы делаем – я говорю сейчас об идеале – это же делается для того, чтобы исполнить роль. Это же театр, это не бег с препятствиями, не соревнования какие-то. Этим балет отличается от спорта.
– Вопрос чисто технический: а прыжок у артиста балета – это же несколько метров. Понятно, что со спортом нельзя сравнивать, – три метра профессионал, а два – нет, но тем не менее: какая длина, какое расстояние?
– Если это очень хороший, квалифицированный артист – то это может быть и 2 метра, 2,5 метра. И три метра можно абсолютно спокойно пролететь, но это зависит от габаритов танцовщика, от его мышечных способностей. Женщины, конечно, меньше прыгают. Мужчины – больше.
– Такой вопрос, Николай. Для нас, людей, далеких – честно скажем – от балета, нам кажется, что Большой театр это всегда – для любого артиста, для любого студента хореографического училища – смысл, мечта, смысл всей карьеры, попасть в Большой.
– В Советском Союзе, конечно, это было так. И мое поколение никогда не мыслило, что можно куда-то уехать, и просто не было даже такой возможности тогда. Можно было так, гипотетически мечтать. Потом, конечно, когда открылись границы – все ломанулись со страшной силой и, конечно, никто ничего серьезного не сделал, все танцевали только в третьесортных компаниях, потому что к русским достаточно посредственное отношение. Только некоторые из России получали большие достаточно ангажементы.
А сейчас, к сожалению, вообще немножко мир другой. Нынешнее поколение вырастает уже с сознанием, что границ не существует, что можно сделать выбор. Потом в той системе, в которой вырос я, было так: если вы учились в Москве – вы попадали в Большой театр. Если вы учились в Ленинграде – вы попадали в Мариинский театр. И только самые-самые-самые уникальные могли попасть в Большой театр на положении солистов. Просто так в кордебалет тебя бы не взяли из другой труппы.
Сейчас труппа Большого театра – это лоскутное одеяло, что, к сожалению, нанесло колоссальный вред стилю и тону, потому сегодня говорить, что существует какой-то стиль Большого театра, невозможно. Это лоскутное одеяло абсолютное. К сожалению.
Но с другой стороны – это свобода выбора и свобода творчества.
– Вы сказали, что к русским артистам довольно посредственное отношение за рубежом. Мы ведь жили в парадигме, что «в области балета мы впереди планеты всей» и наших танцовщиков разбирают. Мы что-то не так понимали?
– И правда впереди планеты всей, просто в каждой стране свои законы, даже миграционные. Для того чтобы вам получить положение – вам надо очень сильно намучиться с контрактами, с разрешениями на работу, с рабочими визами и так далее. Никогда не надо путать туризм и эмиграцию, понимаете?
Это я сейчас говорю не о качестве артистов, а о системе, которая существует.