Валерий Мусиенко
Цирк уехал
***
Смена началась как обычно – пока горный мастер расписывал в «тепляке» свои журналы, а бригада шахтеров одевала свои робы, готовясь к работе, мы, опробщики, успели первыми проскочить в штольню, чтобы взять геологическую пробу с борта очередной нарезаемой рассечки. И не нарушить отлаженный как швейцарские часы механизм работы под землей, особенно очередность его циклов.
До прихода бурильщика успели нарезать борозду, даже отбитый отбойным молотком мерзлый грунт вытащили мешками из рассечки, сложив мешки стенкой у борта штольни, чтобы не мешали проходу. Их мы вынесем «на гора» чуть позже, а сейчас нам нужно успеть за эту смену опробовать еще две борозды. По норме на троих нам нужно отбить полторы борозды в день. Мы же отбиваем, как правило, по три. Иначе отстанем от бригады нарезников, за которыми должны двигаться по пятам, чтобы успевать. Ведь кроме штолен у нас еще три ствола шахты (второй, третий и четвертый), с ее штреками и рассечками. Там тоже идет активная нарезка. Первый ствол шахты уже нарезан и даже ГРОЗы (горнорабочие очистного забоя) успели лаву в нем выбить и выдать на поверхность. Там у нас тоже была работа – делали «копушки» - по определенной «сетке» кайлом долбили небольшие ямки, с которых забирали грунт на промывку - брали пробы с подошвы вывезенной и даже чисто подметенной подошвы лавы. Так мы проверяли, не остался ли золотоносный слой песков в подошве лавы. И чисто ли забрали пески с подошвы.
Благодаря проделанной работе по отработке первого ствола, шахта теперь может работать и летом, в любую жару. Вечная мерзлота в ней не будет таять и шахта не обрушится. Такой подход позволяет экономить на крепежном лесе, ведь рудстойку тоже нужно заготовить, привезти, спустить в шахту, установить. Хотя крепиться все равно придется. А так первый ствол теперь играет роль холодильника – через него будет проходить летний разогретый на поверхности воздух и охлаждаться, не давая прогреваться воздуху в следующих трех стволах. Потоки и направления воздуха в шахте регулируются с поверхности мощными шахтными вентиляторами, которые установлены над вентиляционными скважинами, пробитыми бурстанками с поверхности вниз, в нужных местах. В самом первом стволе воздух станет более теплым, из-за чего слагающие его грунты будут медленно прогреваться, после чего постепенно, со временем, обрушатся. Кровля начнет «садиться», пока не встретится с подошвой, но это будет не сразу. Там же воздух охладится и попадет в другие стволы, не давая им прогреваться. Но работы «холодильника» хватит на короткое колымское лето, для поддержания оптимальной температуры в остальной шахте. А там, за длинную холодную зиму, добьем и три оставшиеся ствола, тем более, что они почти нарезаны. Останется работа по извлечению песков на поверхность. Но это уже работа ГРОЗов (и немалая по объему), мы же работаем, в основном, с нарезниками.
***
Мы принесли в очередную рассечку мешок с отбойным молотком и запасными пиками к нему, две партии мешков под загрузку песков с пробами. Рассечка была свободна, чем мы и поспешили воспользоваться. Она была вычищена от песков после взрыва и уже давно провентилирована. Скоро придет бурильщик. Нам надо успеть ее опробовать. Тут можно сразу две борозды сделать.
- Одну борозду сделаем здесь, - бригадир положил крупный валун у борта рассечки и продолжил отмерять расстояние крупными шагами, – а вторую тут, прямо в забое…
- Видели, в какую рассечку только что свернул взрывник, когда мы сюда шли? - повернулся он к нам с Лёхой.
- Я видел, сейчас схожу ее померяю, - я вызвался замерять расстояние от последней нашей борозды до забоя в той рассечке, куда нырнул взрывник.
- Давай, только не долго, он еще не успел ее зарядить, а мы с Алексеем пока начнем эту рассечку опробовать, - и они с Лёхой стали быстро раскладывать по номерам партию мешков, постелили коврик, на который будет падать отбитый мерзлый грунт, достали из мешка отбойник.
Взрывника я застал за увлекательным занятием – он находился в забое рассечки. В пробуренные в мерзлоте шпуры заталкивал деревянной палкой, похожей на кий для игры в бильярд, похожие на сосиски шашки аммонита. Одну за другой, так по несколько штук в каждый шпур, до конца. По положению торчащей из шпура палки я видел, что они забурены под углом.
- У кого то руки не совсем на месте? Или грунт так бурится, что бур уходит в сторону? – киваю на один из центральных шпуров, в который он заталкивает палку под углом.
- Все по науке! – заверяет меня взрывник.
- Вот смотри, - продолжает он, - два крайних вертикальных ряда забурены прямо – вдоль направления рассечки, а два центральных вертикальных ряда -немного навстречу друг другу.
- Вижу. А зачем?
- Тут вся хитрость. Центральные шпуры взорву с небольшим опережением - вырвет грунт клином в рассечку, а крайние рванут с замедлением, навстречу друг другу
- Какой смысл?
- Когда центральную часть уже оторвет, то крайние шпуры после взрыва вырвут грунт к центру, тогда рассечка будет идти дальше нужной нам ширины, ее не разобьет шире, чем надо. Ведь грунт оторвет по пути наименьшего сопротивления, к центру.
- Век живи, век учись…- развожу руками, и поворачиваюсь, собираясь уходить.
- Не торопись, - останавливает меня взрывник, - сейчас фокус покажу, как в цирке. Даже лучше…
- Смотри внимательно! Настоящее волшебство и никакой ловкости рук! Такого и в цирке не покажут…– после чего он медленно, чтобы я видел, заталкивает пальцем в крайний верхний шпур шашку аммонита, проталкивает ее до конца своей палкой, снова медленно вставляет в отверстие шпура следующую шашку и так до конца, пока не забил весь шпур «сосисками» из аммонита. После этого он отошел на шаг от забоя и встал рядом со мной.
- Ну, где волшебство?
- Минуту терпения…
И тут я вижу, что из шпура медленно, но уверенно, появляется аммонитная шашка. Она сама, без чьей либо помощи, выползает из отверстия шпура и падает в подставленную ладонь взрывника…
- Не понял,- честно признаюсь я. Ведь я вижу, что там нет нитки, лески, или какого либо другого приспособления. Не пойму, в чем дело.
- Подойди ближе и смотри внимательно, - взрывник явно надо мною издевается.
Подхожу и молча смотрю, как выползает вторая шашка и ложится в подставленную правую ладонь взрывника. Он перекладывает шашку в левую ладонь, где уже есть одна шашка и снова подносит правую ладонь к отверстию шпура. Ловит следующую шашку, потом еще одну и еще. Так все шашки оказались у него в руках. Я понимаю, что совсем ничего не понимаю.
- Может пружинка или резинка? – пытаюсь найти ответ.
- Волшебство, - продолжает веселиться взрывник.
Тоже мне, волшебник, Старик Хоттабыч. Поправляю фонарь на каске и свечу в скважину. Ничего не вижу – луч теряется в темноте узкого отверстия…
- Ладно, пошел работать, там Дед и Лёха уже, наверное, вовсю стране угля дают, а я тут с тобой лясы точу,- поворачиваюсь и иду к выходу из рассечки.
- Так и не разгадал фокус? – слышу насмешку в спину.
- Нет…- кидаю через плечо, не останавливаясь, продолжаю топать к выходу из этой норы.
- А вы всей бригадой приходите, я вам еще не такое покажу, - хохочет он, где то далеко сзади. Сегодня он в ударе. У трюкача Гуддини новая программа. А все-таки, почему аммонитные шашки сами вылезали? Если бы скважины шпуров были вертикальными, и он заряжал их снизу вверх, тогда понятно – сила тяжести. И то не обязательно. Отверстия шпуров узкие, как раз под диаметр шашки, сила трения бы и тогда не дала им выпасть. А тут вылезают сами, с определенными интервалами времени, как живые… Что за сила их выталкивает?
***
- Ну, и что вы тут без меня натворили? – вопрошаю у своей бригады, которая, вопреки моим ожиданиям, не пробу золотоносных песков из борозды берет, а откровенно «гоняет лодыря». Дед сидит на мешках, приготовленных под пробы. Причем явно в удивленном состоянии, как говорится – под впечатлением. Лёха же, стоя на коленях и яростно матерясь, накладывает уже третью скрутку из толстой стальной проволоки на соединение барашковой гайки, которой прикручивается наш отбойный молоток (если работаем мы), или перфоратор бурильщика (когда бурит он) и резинового шланга воздухопровода. При этом Лёха не стесняется в выражениях и пожеланиях тому, кто наложил скрутку на этом шланге до него, этому нехорошему человеку с кривыми руками, явно похожему на паука, ведь только у семейства паукообразных руки растут из того же места, из которого одновременно растут и ноги. О чем, ни мало не стесняясь в выражениях, нам поведал Лёха.
В рассечке столбом стояла поднятая пыль, ухудшая и без того слабую видимость, в свете шахтерских фонарей.
Мне ничего не ответили, но я понял, что определенно, что то случилось. Сорвало давлением шланг, как я догадался, наблюдая за работой Лёхи. Такое не часто, но случается. Тем более, что хомутов у нас не было, шланги воздухопровода мы армировали стальной проволокой. И довольно успешно, особенно если учесть, что давление в воздухопроводе достигало 7-9 атмосфер, в случае минимальных потерь и если компрессорная станция находилась близко. Но эти факторы совпадали не часто, поэтому обычно шахтеры жаловались на слабое давление, что доставляло им не малые трудности при бурении шпуров.
- Шланг сорвало? – обращаюсь к бригадиру, присев рядом.
- Да. Только начал пробу отбивать, тут как стрельнет и давай шланг мотылять по всей рассечке. Вверх-вниз, вправо-влево. Как змея извивается, из рассечки не выпускает. И такую пыль поднял….
- А выскочить, никак не получилось?
- Пробовал, а шланг стоит в стойке, как кобра и не выпускает. Я влево – он влево, я вправо – он вправо. Я ползком, а он меня по голове… Хорошо, что оба раза по каске. Потом Алексей подоспел.
- Кран воздуховода в штольне перекрыл?
- Нет, шланг перегнул, придавил его к земле. Я сбегал, пока Алексей держал шланг, перекрыл кран.
- Лёха, как ты его перегнул? Там же такое давление! – удивляюсь в свою очередь, ведь Лёха явно не обладает внешностью былинного богатыря, хоть и жилистый.
- А куда было деваться?! Я в штольне кран открыл, спокойно захожу в рассечку, а здесь пылища, шипение, этот шланг бригадира как зайца по всей рассечке гоняет, из него воздух со свистом хлещет.
- Из бригадира? – не удержался и съязвил я.
- Из шланга, балбес. Вот и пришлось на конец шланга падать, прижал к земле, потом согнул и держал, пока Дед сбегает в штольню, кран перекроет. Правда, получил шлангом разок по физиономии, - и Лёха потер стремительно опухающую скулу.
- А ты где задержался? – вспомнил о моем отсутствии бригадир.
- Мне взрывник фокусы показывал. А тут представление гораздо интереснее, похоже, было. По укрощению кобры. Жаль, что без меня.
- Может и хорошо, что без тебя, а то и ты еще по каске получил бы. А может не только по каске…
- Сегодня не смена, а прямо цирк какой то. Гастроли с аншлагом! - радуюсь, что все обошлось
- Точно! Цирк уехал, мы остались. Ну что, пыль почти осела, давай две борозды отобьем и вылезаем из норы. На сегодня хватит, - подытожил разговор Лёха.
Дед уже прикручивал гайку шланга к отбойному молотку, когда раздался спаренный резкий щелкающий звук. Похоже, когда нырнешь при купании в водоеме, а в это время кто-то стукнет камень о камень под водой. Звук был такой же гулкий и неприятный.
- Твой друг взрывник «отпалил» забой в своей рассечке, - кивнул Лёха в сторону выхода из рассечки, в которой в этот момент мы находились.
- А ведь и правда, взрыв двойной был, с замедлением, - подумал я вслух.
- Они всегда так взрывают, держи подарок, Дед Мороз…- Лёха взвалил мне на спину первый мешок с мерзлотой.
***
Отбив две борозды и вынеся к «тепляку», откуда позже планировали их забрать и вывезти бортовой машиной, которая привезла на штольни взрывчатку, а теперь должна была возвращаться в поселок пустой, мы направились обратно в штольню, за мешками первой борозды.
У устья штольни навалом лежали рудстойки – стволы лиственницы, сантиметров пятнадцати в диаметре, длиной два метра – по высоте выбиваемого в штольне пласта песков. Рядом суетились два скрепериста.
- Опробщики, не проходите мимо – захватите по стоечке креплеса – это и ваша безопасность тоже – окликнул нас один из них.
- Мы то захватим, а вы бы армировать шланги научились, вот где ваша безопасность,- парировал им Лёха. Немногословный бригадир не стал ничего отвечать, молча кинул на плечо стойку и нырнул в провал штольни. Там теплее, чем на поверхности, где мороз давит за сорок градусов. В шахте же или штольне, всегда температура минус двенадцать градусов и если не работают вентиляторы, создавая поток воздуха, то кажется, что совсем тепло.
- А что у тебя с лицом? – это был уже вопрос к Лёхе, лицо которого все больше отходило от обычного симметричного состояния.
- Это бригадир у нас такой суровый. Как обычно, наряд-задание выдавал, допуск для проведения подземных работ, техника безопасности. Просто сегодня не рассчитал удар…- вставил я «шпильку», ведь Лёха за словом в карман не лез и частенько надо мной подшучивал. Лёха промолчал, только усмехнулся. Теперь надо что то подобное от него ожидать в «ответку».
- А ты когда в бурильщики на перфоратор пойдешь? Все молодые парни уже перешли. Большие деньги будешь получать по пятому разряду. Это тебе не в опробщиках по третьему…- это скреперист запустил камень уже в мой огород.
- Когда зарплату будут выдавать без задержек. И всю, а не только авансами. Тогда и подумаю. К тому же у нас бригада хорошая, душевно работаем.
- А чем тебе наша бригада не нравится? Мы же шахтеры, самые сплоченные. Всего добиваемся. Всегда.
- Да насмотрелся я, как у вас иной раз между собой начинается дележка – кто лаву «пожирнее» отхватит, чтобы кубов побольше. Кто перфоратор получше. А потом таскает эту железяку в пятьдесят кило на себе по всей шахте, в отработанных лавах прячет от других бурильщиков…
- Уже и такое увидел? Глазастый… Но ведь бригада большая, люди разные.
- Вот поэтому пока в опробщиках поработаю. У нас не так.
- И как это у вас, ну ка расскажи.
- У нас если тебе тяжело, то товарищ всегда тебе плечо подставит, а не подножку. Потому что если ты «сломаешься», то работа трех человек ляжет на оставшихся двоих.
***
Я тащил рудстойку за Дедом, за мной сопел Лёха, тоже с рудстойкой на плече. Наконец дошли до наших мешков и сбросили эти стойки. Они что, железные? Еле доволок. Или так сегодня устал, что рудстойка такой тяжелой показалась?
Вообще это глупость - на себе крепежный лес таскать. В шахте делали грамотнее – несколько человек шахтеров спускались под землю, один оставался на поверхности, у вентиляционной скважины. К ней же заранее привозили и выгружали рудстойки. Покричав друг другу в скважину, и обо всем договорившись, они начинали заброс креплеса в шахту по скважине. Тот, что сверху, сбрасывал вниз по одной стойке. Диаметр стойки стандартный, около пятнадцати сантиметров. Диаметр скважины раза в два больше. Поэтому стойки улетали в скважину со свистом, приземляясь в конечной точке через несколько десятков метров. Главное было не зевать тем, кто их принимал внизу. Чтобы успеть прилетевшую стойку вовремя откатить в сторону и не получить следующим деревянным снарядом. Но на производстве вообще нельзя расслабляться, особенно в шахте.
- Чего плечо растираешь, устал? – Лёха довольно улыбался, как Чеширский кот. Неспроста это. Ох, неспроста. Я Лёху хорошо изучил.
- Да что-то устал сегодня, еле дотащил. Стойка как из железа.
- А ты мою рудстойку попробуй поднять, – продолжает улыбаться Лёха.
Беру стойку, которую только что он притащил и удивляюсь – она как минимум в два раза легче моей…
- Не понял… Но почему? Как так? Они же одинаковые по диаметру и по длине, - не понимаю я.
- Ты с торца посмотри, - продолжает радоваться Лёха.
- Моя красноватый цвет имеет, твоя желтый. В чем фокус?
- В твоей невнимательности. Чем светлее древесина, тем легче ствол лиственницы, потому что она менее плотная. У нее даже годовых колец гораздо меньше, чем у красной на спиле. Считай кольца, если не веришь.
- Я тащил более старое дерево, но такого же диаметра. Поэтому древесина у него более плотная и тяжелая. Так что ли?
- Ну да. Лиственница со светлой древесиной росла на солнечной стороне пригорка или террасы. В благоприятных условиях. А та, что имеет красную древесину, росла на болоте, в гораздо худших условиях, отставая от сверстниц. Но и древесина у нее более прочная, прямо мореная. Ее тяжелее будет пилить сверлить, вообще обрабатывать, даже гвозди в нее с трудом забиваются. И она куда прочнее и долговечнее вот этой, желтой, более мягкой и рыхлой.
- Так чего же ты мне сразу не сказал?! А я пыжился под этой красной деревяхой. А я еще про нашу бригаду скреперистам распинался. Про взаимовыручку, плечо товарища…
- Это тебе в воспитательных целях, за «рукоприкладство» нашего бригадира, - довольно закончил разговор Лёха.
***
По штольне навстречу нам не спеша брел взрывник. Он уже «отпалил» несколько рассечек, проверил их – отказов не было. На сегодня у него работа под землей закончилась.
- Ну что, разгадал фокус? – спросил он меня, когда мы поравнялись.
- Сейчас разгадаю, пошли еще покажешь. И моим тоже покажешь.
- Уже не получится, если только другой фокус.
Я рассказал Деду и Лёхе про фокус взрывника и попросил пройти со мной к ближайшей рассечке. Может они его выведут на чистую воду.
В конце рассечки нас ждал сюрприз – после взрыва открылся проход, даже скорее лаз в пещеру, которая шла поперек нашей рассечке, но слегка под углом.
- Вот и ответ на твой вопрос – там был сжатый воздух, он и выдавливал аммонитные шашки наружу, - сообразил Лёха.
- Точно, так и было, - подтвердил взрывник.
Я протиснулся через лаз в пещеру. Она была низкая, вся во льду. Лед был по бортам, сверху, снизу. Интересно то как. Насколько она уходила в оба конца, было непонятно – сталактиты и сталагмиты из грязного мутного льда не давали пробиться лучу «шахтерки».
- Далеко не уходи, а лучше вылезай обратно. Там может быть газ, да и обрушиться может в любой момент - забеспокоился Дед.
- Странная пещера, откуда она здесь, - я искренне удивлен и заинтересован.
- Это не пещера. Это разведшахта. Тут геологоразведка несколько лет назад стояла, они ее и нарезали, для проверки данных по своим скважинам, которые бурстанком забили, - просветил меня наш бригадир.
- Надо же, как все просто и неинтересно, когда узнаешь. Льдом ее затянуло, кровля немного осела и не подумаешь, что человек ее создал. Вылезаю.
- И посмотри внимательно, может, там есть вмерзшие в лед тритоны. Мы уже в шахте находили,- вставил взрывник.
Я посветил по сторонам, вверх, вниз – ничего необычного не нашел. Вылез в рассечку к мужикам. Мы пошли к выходу из нее.
- А с чего ты взял, что там могут быть тритоны? – поворачиваю голову к взрывнику, луч света выхватывает его лицо.
- Я же говорю - не раз уже находили. Даже на тридцатиметровой глубине. Замороженных во льду. Они там тысячи лет лежали. А потом в тепле оживали, - взрывник прикрывает ладонью глаза от слепящего луча моего фонаря, и я отворачиваю голову, чтобы не светить ему в лицо.
- А кто сказал, что они там тысячи лет лежали? Может меньше?
- Биологи сказали, ученые. Проводили анализ пород, в которых их находили – тем породам тысячи лет. Мы прошлой весной в шахте кусок льда нашли с вмороженным в нем тритоном.
- А дальше что с ним было?
- Принесли в «тепляк», положили в тазик с холодной водой, так он ожил и плавал в тазу, пока мы его не выпустили в соседнее болото. Не веришь? У мужиков в «тепляке» спроси. Многие сами на смене тогда были.
Про эту способность наших тритонов я знал. В детстве мы по весне их часто ловили в болотах и лужах, куда они в брачный сезон выползали из травяных кочек после спячки, где метали икру, торопясь дать жизнь потомству и продлить свой род. Из икры выклевывались личинки, потом из них получались маленькие тритончики с ветвистыми жабрами в районе шеи. Они дышали под водой и до осени жили только в этих лужах. После чего тритончики подрастали, жабры у них исчезали и молодые тритоны, которые на самом деле действительно являются реликтовыми животными и правильно называются по науке сибирскими углозубами, выползают на сушу. Где зимуют, как и взрослые, во влажном мху, под корягами, в кочках травы. Типичный процесс развития, как у лягушки – от головастика до взрослой особи.
Но самое интересное, что они действительно переносили замораживание и последующее медленное оттаивание в холодной воде. Иногда мы забывали банку с тритонами на улице, а сильный ночной заморозок промораживал ее. Да так, что иной раз и банка лопалась. Бедное земноводное оказывалось во льду, как древний жук в кусочке янтаря. Потом они постепенно приходили в себя, но оживали не все, к сожалению. Их даже наши местные областные ученые из ИБПС (Института биологических проблем Севера) активно изучали, именно из-за этой особенности. В областной газете «Магаданская правда» большая заметка была посвящена сибирскому углозубу и его способности переносить полную заморозку, благодаря особенностям организма, прежде всего - необычному составу крови, работающему, в этом случае, как антифриз.
Я эту заметку даже вырезал и наклеил в тетрадь, куда в детстве наклеивал заметки о всяких диковинках в мире. Эта тетрадь до сих пор у меня хранится на книжной полке.
- Слушай, - снова поворачиваю голову к взрывнику и снова ослепляю его, - а ты не думал, что мерзлота и в самом деле имеет историю в тысячи лет, а вот тритоны самые обычные, наши современники?
- Как тогда они попали в этот лед?
- Все объяснимо – они на зиму искали укромное место для спячки, чтобы их никто не сожрал во сне, залезли под шахтный вентилятор (их, вентиляторов, вон сколько на поверхности торчит, над шахтой и над штольнями), по скважине упали на дно шахты и там замерзли, среди тысячелетних пород? А ты их нашел и радостно в тазик с водой засунул.
- Не говори глупостей. Ученые сказали, что они там тысячи лет были заморожены, а потом их можно найти, разморозить и они будут жить, значит - так есть. Не спорь с наукой.
- Хочется все версии проверить…
- Проверь, раз такой умный...- взрывник ускорил шаг и оторвался от нас, не желая дальше поддерживать этот разговор.
Кажется, я обидел взрывника своими сомнения в научные догмы, в которые он верил горячо и безоговорочно. Спорить с ним дальше не стал. Тем более, что мне и самому очень хотелось верить в то, что наши сибирские углозубы, или просто тритоны, способны без ущерба для жизни и здоровья тысячи лет находиться в замороженном состоянии. Ведь должны же были еще остаться чудеса на этой планете. И еще хоть несколько не разгаданных тайн.
01.06.2019 г.