Несколько дней уже собиралась прокомментировать репортаж Елены Костюченко из психоневрологического интерната, но все откладывала. Теперь его повсюду обсуждают - пожалуй, пора высказаться.
Кратко расскажу: журналист "Новой" провела вместе с фотографом несколько недель в ПНИ, подробно рассказала о его быте, обитателях и персонале. Текст получился огромный, а у меня по его поводу - ряд вопросов.
Первый и самый важный: в качестве кого Елена Костюченко там пребывала? Если как журналист, с "расследованием" да еще с коллегой, то ко всей "Новой газете" возникает вопрос уже экстренный и сверважный - кто одобрил, как договорились, почему нет последствий? Я сталкивалась в качестве журналиста с ПНИ и совершенно ответственно заявляю - попасть в такое место открыто, как журналист, выпустить такой репортаж можно только с разрешения органов соцзащиты. Что означает приписка "по договоренности "Новой газеты" с ПНИ"? Ни одно ПНИ не пустит "расследователей" на несколько недель без личного разрешения профильного министра. Чужих людей вообще нельзя туда поселять.
И тогда интересно, если это все делалось с разрешения Минсоцразвития и Минздрава, значит ли, что репортаж и написан в их интересах?
Это главный вопрос, я к нему вернусь и поясню. А пока скажу, что мне сложно поверить, что перед Еленой Костюченко, о которой было известно, что она журналист, персонал мог бы вести себя столь открыто: выдали новые костюмы, прибрали перед ее приездом, но продолжали грубить резидентам? Это странно, если бы не было договоренности с чиновниками, так бы себя никто не вел.
А если Костюченко с напарником попали туда как пациенты с заболеваниями, может, надо осторожней читать репортаж?
Второй момент: без указания конкретного ПНИ этот материал теряет минимум половину своей ценности. И возвращает нас к первому вопросу: с кем была заключена сделка и каковы ее условия?
Теперь - про этику. Меня в репортаже, как и в других подобных из ПНИ, интересует этический момент: насколько уместно публиковать фото недееспособных людей и рассказывать истории их влюбленностей, про их пристрастия, приключения, описывать, как они себя ведут на дискотеке? Выложили фото женщины в красной юбке и тут же описывают, как она к мужчинам клеится, бедрами виляет. Засняли мужчину в подгузнике. И трех женщин со спущенными штанами - показать швы от стерилизации. А вы уверены, что все они понимают, что делают? Или вот показали альбом с фотографиями детей - кто-то из пациенток смотрит на родню. И тут же пишут, что девочка учится в 11 классе. А, может, она скрывает, что ее родственница в психбольнице? Может, ребенка дразнить будут после этого репортажа? И зачем выложены фото голых людей, которых моют, переодевают? Мужчин-инвалид на новой дорогой коляске сидит в чистой просторной душевой комнате, его моет санитар - каковы журналистские задачи публикации этого фото? Я понимаю, если бы фотография вскрывала какие-то непотребство, преступление против этого мужчины. А пока преступлением я вижу само опубликование этого фото. И таких там много, есть даже целое групповое фото из мужской душевой. Зачем их выложили?
Я бывала в ПНИ как журналист и принимала для себя неизменное решение фото не публиковать.
Потому что по глазам этих людей, как правило, уже видно, что они не понимают всех для себя последствий. А по многим видно, что понимают и не хотят публикаций, но так как они лишены дееспособности, их не спрашивают
На фото в "Новой" множество очевидно недееспособных людей с тяжелыми заболеваниями, который опубликовали без дела, просто чтобы читатели поглазели. Это аморально!
А теперь о пафосе. Я прочитала весь текст и не могу решить однозначно, так ли ужасен быт этих людей на самом деле? Я была в интернатах еще 10 лет назад и не сказала бы, что люди жили плохо. А была я, например, в в Тобольском р-не Тюменской области. Вполне может быть, что в репортаже мы увидели следствие искаженной оптики. Это взгляд резидента Бульварного кольца.
Условия, действительно, не совсем уж страшные, это не 70-е годы. Я была в ПНИ в еще в 2011 или 2012 году - ужаса не увидела. Тяжело, конечно, но это не то, что нам много лет раньше показывали - уже 10 лет назад условия улучшались. А контингент там очень разный. Пьяницы с атерослеротической деменцией, к примеру, тоже там: пропитые деды с отмороженными ногами, с матом на мате, дымящие в палате и теребящие себя на ведущую выпуска дневных новостей, живут в ПНИ... Лица, на которые просто нельзя смотреть - как из шаламовских рассказов.
Елена Костюченко описывает тяжелые ситуации с лишением дееспособности или стерилизацией без спроса - это, конечно, звучит возмутительно. Однако я, например, в 2011 году ездила в ПНИ к пожилому старичку, который постоянно писал письма к нам в редакцию с жалобами, что его не выпускают. Спившийся, без ноги, с бредом.
Говорил, что его племянница ждет, а ей до него дела нет, она раз в жизни его видела. Он тоже уверен, что его права нарушены. Но куда ему пойти? Он попросту не понимал, что некуда
Или аборты со стерилизацией. В репортаже с особым негодованием истории принудительной абортации. Но ведь читатель тут же видит лица этих женщин и сам понимает, что никакими матерями они быть не могут. И бойфренды у них такие же. Если вы придете в ПНИ, почти все говорящие скажут вам, что они хотят жить одни, иметь семью, воспитывать ребенка. Но при этом многие из них 10 лет учились в спецшколе кипятить чайник, да так и не научились. Предъявляя обществу проблему - стерилизация, лишение дееспособности, журналист мог бы честнее писать, кто эти люди, насколько они приспособлены к жизни. История парня, которого тетка-риэлтор сдала в интернат, одна из немногих в репортаже, заслуживающих возмущения. Остальные - крайне однозначные. Женщина с органическим поражением мозга забеременела от мужчины с гебефренией - что, кроме аборта, им делать? Почему стерилизация пациентов с "органикой" не может быть проведена без их согласия? У них есть право рожать детей? Ну ок, тогда скажите, на ком лежит обязанность их содержать? Я плачу налоги - я обязана? Или надо будет этой семье еще двух сиделок приписывать, чтобы ребенка вырастили, а потом - и ему, он ведь тоже в ПНИ попадет?
Большая часть описываемых с возмущением деталей в реальности не возмутительна. Им смолить разрешают, многие выходят из ПНИ, гуляют, у них дискотеки, свидания, они успевают беременеть, женятся, есть официальные пары.
Такая ли это тяжелая жизнь у людей, не нужных и зачастую опасных для своих родных?
Ну вот есть человек, который без приема лекарств трижды в день нападает на окружающих и все крушит, он никому не нужен, а в ПНИ его моют, танцы ему устраивают... Ок, возможно, надо писать о том, чтобы надзор за отчуждением дееспособности был строже, чтобы остатки пенсии отслеживались прозрачно, чтобы показания для принудительной стерилизации и абортации прописывались четко. Но не надо писать о том, что им мешают свободно жить в своем саду и иметь детишек. Некоторые из мечтающих родить не могу взгляд сфокурировать на ложке - нам предлагают, чтобы они сами решали, рожать или не рожать.
К ремаркам про пенсии тоже вопросы. Все эти люди получают пенсии, как правило, на свой счет, в пользу ПНИ автоматом вычитается 75% оплаты, у них остается 25%. Вполне очевидно, что значительная часть людей, которые даже программу начальной школы не освоили, не понимают, что такое банковский счет, как потратить деньги, особенно если их не выпускают в город. Но это не значит, что их пенсии крадут. Не так-то просто в России украсть пенсию у резидента интерната. Кроме того, есть тьма сообщений о том, что после кончины этих людей наследники получают их накопленные от каждого месяца 25% пенсии. Если бы Елена Костюченко действительно захотела знать, где пенсии, она бы просто спросила, как это все устроено. И расказала своим читателям;
Но, пожалуй, наконец вернемся к самом главному вопросу: так в чьих интересах это все написано? Я не верю, что Елену Костюченко с фотографом запросто пустили на несколько недель в ПНИ, дали опубликовать фото пациентов, показали грубость, хамство. Это табу. Это срок. Публикация голых недееспособных пациентов это конец газете. Если не было разрешения от министерства, "Новую газету" бы уже за эти фото заблокировали. Если бы хотели заблокировать.
Потому я все же склоняюсь к версии, что материал сделан не только с разрешения профильного министерства, но и в его интересах. Либо не в его интересах, но по просьбе еще более влиятельных чиновников.
Репортаж Костюченко очень похож на очередной виток правозащитной экспансии в сферу ПНИ. Нюта Федермессер давно за это взялась. Ей помогает Лидия Мониава и множество други светлых лиц. Они ратуют за вывод ПНИ из системы госнадзора, их закрытие, перевод психо-неврологической помощи в волонтерский сегмент. Как с хосписами. Недавно я с удивлением узнала, что детский омбудсмен Анна Кузнецова предлагала подробный проект перевода паллиативной помощи в ОМС, т.е., она предложила в короткий срок открыть за счет бюджета множество хосписов и гарантировать последнюю помощь неизлечимо больным. Но была отвергнута. Знаете, почему? Мне сказали, что лично Нюта Федермессер выступила против, заявив, что это очень большие траты. И хосписы остались в ведении частных фондов. Денег бюджетных они с каждым годом получают все больше, а контроля почти никакого.
В последние пару лет та же история началась с ПНИ. Пошли не просто такие вот репортажи из этих заведений - начались активные разговоры о необходимости их ликвидации. Кому это нужно? Две заинтересованные стороны:
- государству выгодно сократить расходы на ПНИ. Та же кампания идет в сфере дефектологии и коррекционных школ: под знаменем борьбы за инклюзию правозащитники оправдывают сокращение спецшкол. Это выгодно государству: оно несет колоссальные расходы по обучение спецпедагогов, содержанию таких школ. Ему выгоднее спихнуть инвалида в обычный класс, где он будет тридцать пятым учеником у обычной учительницы;
- волонтерам выгодно пристроиться к этим денежным потокам. Ровно пой же причине, по которой фонды не захотели сотрудничать над проектом по государственной паллиативной помощи - денежные поток.
Проиграют только сами психбольные, их семьи и их соседи. В мире есть много стран, включая США, где никогда не было систем ПНД и ПНИ либо они оказались разрушены под напором таких вот правозащитников, объявивших помещение в ПНИ преступлением против личности. В Америке, например, полностью демонтирована система оказания психиатрического лечения, психи выброшены в общество, многие из них представляют опасность для окружающих и собственных семей. Представьте, что у вас есть родственник с органической гебефренией и сознанием трехлетнего ребенка, которому не полагается интернат или сиделка от государства. Он проживет 60 лет - все эти годы вы будете сидеть с ним. В Штатах очень много семей, погребенных в уходе за такими больными, потому что государство больше не оказывает им помощь.
Бывший и.о. министра здравоохранения Украины Ульяна Супрун успела подписать указ о ликвидации в стране ПНИ и тубдиспансеров. Пока он медленно исполняется, но рядовые украинцы, уверяю вас, не в восторге от такого решения.
По туберкулезникам мы и сами видели эффект, у нас тоже была волна выкидывания их из стационаров - потом мы имели всплеск туберкулеза
В СССР создали достаточно эффективную систему организации психиатрической помощи. Конечно, были перегибы, была жестокость. Но, извините, 40-50 лет назад больше половины страны жили в нищете, тесноте, в общежитиях и бараках - в ПНИ было то же самое. Сейчас страна и общество меняются, условия содержания в ПНИ - тоже. И вот стали систему расшатывать.
Она была уже частично разрушена, еще в 2000-е ослабел надзор за психбольными. Раньше нельзя было в никуда выписать шизофреника и не проверять, принимает ли он лекарства - сейчас можно. Я сама становилась жертвой, на меня нападала с топором соседка-шизофреничка, оставшаяся без надзора. От стресса нескольких недель проживания с ней в одном подъезде у меня открылась астма. Госпитализировать больную было очень сложно, даже несмотря на ее нападение на детский садик и на то, что она по утрам выбрасывала мебель на головы прохожим. Она изрубила топором двери на нескольких этажах, налетала с ним на школьников в подъезда, терроризировала весь двор, а госпитализировать ее смогли только после команды из Москвы (дело было в Тюмени).
Увы, но не все здоровы в нашем обществе. Для тех, кто болен, нужно требовать комфортного ухода с уважением к личности, прозрачным контролем ПНИ.
Но эти люди должны получать лечение, а по необходимости - круглосуточный надзор
Однако боюсь, что "Новую газету" пустили в ПНИ не для того, чтобы мы потребовали уважать психбольных, а затем, что кто-то хочет систему психпомощи в России, созданную гениальным врачем Семашко, развалить, потому что денег "психи" отнимают много, государству очень хочется сбыть их с рук, а у святых благотворителей руки чешутся аккумулировать часть этих средств.
Сам репортаж в "Новой газете"
----------------------------------------------------------------------------------------------