думаю, не мы его - он нас выбирает. Сызмальства… Карапузом будучи всё хотел забраться на большущий валун неподалёку от дома. Тогда он мне казался неприступной скалой. Огромный, обросший лишайником с шапкой мха на макушке - дело на Севере, район Североморска, было. Первое место батиной службы.
Не такой-то уж и большой валун этот. Немногим выше взрослого мужчины, метра два. Но мне он был Вершиной. Покорить во что бы то ни стало. Можно, канешна, батю попросить - он сделает, доставит. Он может Всё! Но - сам. Иначе уже не то будет...
Одюжил, залез. Используя подручные средства - соорудив эстакаду из детских дюралевых саночек. Их в подъезде под лестницей тогда оставляли. В свободном доступе. По ним и вскарабкался, миновав обратный скос. Дальше уже легче, полого и мох, опять же. Очень удобно держатся. Немножко боязно, но ежели вниз не смотреть, то и как не взаправду, вот.
Так мне хотелось туда залезть и закричать всем: "Ого-го-о-о... я тута, я самый большой!" Что и сделал. Однако "триумф воли" прошёл как-то без помпезности. И мама, увидев и услышав этот богатырский клич в окно, быстро выбежала из дому в тапочках.
- Сейчас тебе крепко влетит... - философски изрёк мой боевой товарищ Рома Ромашов и спрятался за валун с подветренной от вполне вероятных взысканий стороны. Ибо что такое милитаристский тоталитарный ремень мы оба знали вовсе не понаслышке...
Обоим частенько попадало за наши проделки. Выражавшиеся, как правило, в самовольных отлучках из расположения детской площадки в целях проведения рекогносцировки местности и объектов прилегающего гарнизона. Паролем проникновения на которые был, ставший ритуальным, обмен фразами.
Военнослужащий: "Леша, как жизнь?"
Леша-карапуз, отзыв: "Какашка..."
Неизменный успех и смех: "Проходи..."
Ну, от мамы, наверно, таки и влетело. Она была довольно строга. Но и награда была более чем достойна - на вершине во мху малец обнаружил почерневший патрон с тускло-серебристой острой пулей. Большой, серьёзный, торчащий из кулачка на добрую четверть.
- Винтовочный, - сказал потом папа, - с Войны. Наш...
И я подумал, что этот замечательный предмет по имени Патрон придётся отдать - ведь такого ни у кого нет, а всё самое интересное только у взрослых.
- Какой же он наш? Это МОЙ Патрон, я его нашёл, сам. Думаешь, не страшно было туда забираться? Ещё как! А всё равно лез-лез и залез, и там он меня ждал, этот замечательный красивый чёрный Патрон с остриком, вот.
И тогда папа рассказал, что Наши - это все мы. Мама, тётя Зина и её дядя Серёжа, так смешно дудевший нам на расчёске и все-все, кого я знаю и вижу вокруг - это Наши. И я с Ромкой - тоже Наши. И Патрон - тоже Наш, потому что за Наших. Был и есть. А был он тогда, когда пришли Враги - фашисты. И хотели всех убить - дедушку моего и бабушку, и маму, и папу - он тогда ещё не был командиром солдатским, а был маленьким мальчиком, как я сейчас.
Эти гадкие фашисты всех могли убить, потому что они были враги. И тогда наши солдаты - совсем такие, как рядовой Терентьев в белой курточке, к которому я хожу получать булку хлеба каждый день в хлеборезку. "Семейные обязанности" - так говорит мама, и сержант Семёнов, Вечный Дежурный по парку - это он мне про себя так сказал и спрашивает, как у меня жизнь. И вот все такие солдаты взяли ружья и стали стрелять в фашистов такими же Патронами.
Им было страшно и трудно, но они всё равно стреляли и прогнали фашистов и поставили у них на штабе наш Красный Флаг. Я его видел - он в нашем штабе за стеклом стоит, как-бы в шкафчике таком. Называется Знамя. И там всегда стоит один солдат с ножиком на ремне. Ножик большой и тяжёлый. Но совсем не острый и не страшный. Мне его Вечный Дежурный сержант Семёнов давал подержать - по-быстрому, это значит как-бы понарошку, потому что не положено, да
А ещё папа сказал, что этот Патрон, хоть и Наш, но он мой, собственный. Это мне его Солдат там положил. Для меня. На всякий случай. Вдруг враги придут опять? Недобитки - папа так их назвал. Вот.