Глядя на чистый, ухоженный участок одной из моих соседок по даче Дарьи Семеновны, я каждый раз искренне восхищаюсь: женщина она пожилая, но трудоспособности ее и молодой может позавидовать.
Приведет она в порядок свой участок и вместо отдыха обязательно пройдет мимо соседних дач.
Встанет у забора, обведет своими зоркими не по годам глазами грядки и обязательно найдет какой - нибудь непорядок.
"Слышь, Викторовна, - кричит, - у тебя тут такие сорняки угнездились, сейчас не выдернешь - потом не справишься.
А вишенку ты свою выруби, видишь, она вся засохла, я еще с прошлого лета углядела...".
"Да знаю, знаю, тетя Даша, - с досадой отвечаю, - руки просто еще не дошли".
"Должны доходить, - поучает Дарья Семеновна. - В твои-то годы я еще как трактор пахала"...
Что и говорить, каждой своей такой "инспекторской проверкой" Дарья Семеновна больно бьет по самолюбию соседей, и поэтому при виде ее многие укрываются в дачных домах.
Ну не станешь же объяснять, что ты всю неделю работаешь и можешь выехать на дачу только в выходные дни, в отличие от самой Дарьи Семеновны, которая живет здесь с ранней весны до поздней осени.
Но недовольство свое ее замечаниями никогда не показываю: понимаю, все это она говорит из-за желания помочь.
Да и просто человеку хочется поговорить: сын ее и внуки бывают здесь нечасто.
Другие соседи не столь терпеливы, и порой от них Дарье Семеновне приходится слышать сердитую отповедь.
Но, похоже, это ее только веселит: ну любит бойкая старушка кого-нибудь жизни поучить, ткнуть носом в недостатки, такой уж у нее характер.
Но 1 мая открылась мне эта пожилая женщина совсем с другой стороны. Погода была в тот день странная: то солнышко выглянет, то черные тучи его закроют и прольются дождем.
Приходилось под погоду эту подстраиваться - то копать грядки, то укрываться в доме. Просто мучение какое-то, а не работа.
Словно почувствовав, что я готова уехать домой, возле калитки показалась Дарья Семеновна.
Она неторопливо прошествовала на веранду первого этажа, откинула с головы капюшон макинтоша, и, усевшись в кресло, сказала: "Знаешь что, Викторовна, пойдем-ка ко мне в гости.
Сын обещал приехать, да, видно, погода задержала.
А у меня там картошка стынет. Пойдем, посидим, поговорим, я тебе про свою жизнь расскажу, а то вот помру, а ты про меня так ничего и не узнаешь.
Подумаешь только: вот была вздорная старуха, которая всех хотела уму - разуму научить"...
В просторном двухэтажном доме Дарьи Семеновны была объемная кухня с длинным деревянным столом, за которым порой собиралась вся ее большая семья.
Ждала ее старушка, вон как приготовилась: тут тебе и картошка, и сметана, яйца вареные, салат, редиска краснобокая.
Я ее только посеяла, а у нее уже выросла на угощение.
Выпили мы с Дарьей Семеновной по стопочке, завязался непринужденный разговор, и услышала я рассказ о ее жизни, такой типичной и необыкновенной одновременно.
- Пашка-то у меня нагулянный, - призналась моя собеседница. - Знала бы ты, как мне от матери за него доставалось.
В мои времена нагулять ребенка значило покрыть позором всю семью. Замуж такую девку уже никто не брал, разве что какой-нибудь пожилой вдовец.
А она и этому рада, все лучше, чем родительские попреки слышать каждый день.
Дружила я со своим парнем с детства. Вместе были все время. Ничего плохого промеж нас не было: любил меня Николай и поэтому берег. И я его сильно любила.
Мечтали мы с ним о большой семье и чтоб деток было много - полная горница.
Да все война перевернула, проклятая, всю нашу жизнь испоганила. Как только началась она, Николай вскоре повестку получил на фронт.
Прибежал ко мне в этот день весь бледный, растерянный.
"Не знаю, Дарьюшка, свидимся ли мы еще с тобой, завтра уезжаем - я, Митяй, Андрюха Зарубин, Ванятка Длинный - все наши..."
Посмотрела я в его глаза, и словно туман мою голову окутал.
Думаю: может, и вправду не свидимся, так пусть мой любимый и будет моим первым...
Матери дома не было и мы с моим Коленькой часа два провели наедине. Поклялся он меня любить до гроба, и я поклялась...
А наутро уехал Николай и многие ребята из нашего села, и, как оказалось, навсегда.
Только Ванятке Длинному повезло, остался жив.
Остальные погибли, а мой Коленька без вести пропал - ни единого письмеца с фронта я не получила. Хоть бы одно пришло, берегла бы его всю жизнь как память.
А вскоре поняла, что будет у меня ребенок. Мать в слезы: когда, мол, ты и успела, ведь я за тобой день и ночь доглядывала.
А я ее и не слушала: очень радовалась, что сын у меня будет от Николая. Я почему - то твердо знала, что это обязательно будет сын.
А потом, когда его родители получили повестку, что Коля без вести пропал, словно окаменела вся.
Бабы деревенские на меня чуть ли не пальцем показывали: мол, война идет, люди гибнут, а она вот что учудила...
Это сейчас понимают, что любой ребенок - родился ли он в браке, или вне его - дан женщине на радость.
Ребенок - это и спасение от одиночества, и цель в жизни, и самое дорогое, что есть в женской судьбе.
А в мое время еще жили по старым понятиям. Пашка родился, а мать моя, которая меня им постоянно попрекала, так его полюбила, что души в нем не чаяла.
Как войну пережили - это разговор особый. Все было: и голод, и холод, но Пашеньку мы уберегли.
Рос он здоровеньким, хотя и худющий был - страсть. А потом, когда война закончилась, решила я уехать в город. Но не сразу это получилось.
Сыночку было уже лет восемь, когда я приехала в Сталинград. Жили в бараке, питались кое - как.
Но город отстраивался, я работала, не покладая рук. А когда мы с сыном квартиру получили - я пела от радости.
Но вот лет в пятнадцать подружился Паша с плохими ребятами, начал домой пьяным приходить.
Однажды я в его кармане обнаружила деньги, да такую сумму, которой мне и в два месяца не заработать.
Села я около стола, держу эти деньги в руке, а сама реву, не могу остановиться.
"Прости меня, Коленька, - причитаю вслух, - что не смогла единственного сыночка твоего вырастить как надо, чует мое сердце, пойдет он по плохой дорожке..."
А сын проснулся, таращится на меня испуганно.
Увидела я его глаза, которые так на Колины были похожи, и такая злость меня взяла. Вскочила я, побежала на кухню, схватила столовый нож - и к нему.
"Убью, - кричу, - если ты честным человеком не станешь, отсижу в тюрьме, но вором ты жить не будешь.
Отец твой на фронте погиб разве для того, чтобы ты стал таким?"
То ли от испуга: сын знал, что уж коли я что скажу, обязательно сделаю, то ли совесть в нем проснулась, но с этого дня он сильно переменился.
Учиться стал лучше, ко мне внимательнее стал относиться. Прошло время, и я поняла, что к прошлому возврата не будет.
Вырастила я парня работящего, вот какую дачу он своими руками построил. Отец бы им сейчас гордился.
Семья у сына хорошая, двое детей выросло.
У меня уже правнуки есть. Но ко мне они часто не приезжают. Видишь ли, язык у меня вредный, скажу что, не подумав, они обижаются.
Вот так и жизнь прошла, замуж не вышла из-за сына: он бы никого не принял.
Так что девичья любовь у меня осталась одна и на всю жизнь.
Знаешь, в последнее время что-то Коленька стал мне часто сниться, наверное, скоро с ним свидимся.
Он такой высокий, молодой, красивый и обнимает меня, старую женщину.
И говорит: "Дарьюшка, для меня не важно, что ты старая, я тебя и такой люблю".
Проснусь, а глаза мокрые - плакать стала во сне.
Ну, Викторовна, заговорила я тебя, а ведь работать надо, вон как у тебя малина заросла.
Иди уж, иди, приводи все в порядок. А я тут одна посижу, Коленьку своего вспомню и поплачу.
При свидетелях-то стыдно, а когда одна, то ничего, сразу на душе полегчает.
А сыночек, видно, завтра приедет, когда дождь пройдет..."
... Давно уже нет Дарьи Семеновны, а рассказ ее о своей судьбе живет в памяти...
Дети поменяли замки в квартире - деваться некуда
Как жена мужа от пьянства отвадила
Сосед десять лет ухаживал за тяжелобольной женой. Когда ее не стало, что он сказал