Найти тему

Искупление. Часть 29

Пантир встал рано. Размяв спину и руки, он быстро собрал разбросанные по земле вещи и прислушался. Лес еще не проснулся, и лишь редкий свист птиц да шелест травы и ветвей отзывался в глуши. Наемник вздохнул. Достав из рюкзака небольшую склянку с красной жидкостью, он вылил пару капель на белоснежно чистый клинок. Закрыв, он без интереса посмотрел содержимое на свет. Мало осталось – подумал наемник, — значит, нужно найти его как можно скорее.

Весь последний год Пантир искал след надоевшего ему мага Никлауса. Порой он задавался вопросом смысла поисков, но всегда отвечал себе кратко – месть.

Тогда, год назад, во время Ночи сотни огней, он лежал полумертвый, слышал знакомые голоса, чувствовал запах горелой плоти и пролитой крови. Не в силах пошевелится, он просто ожидал скорой кончины. И тогда он услышал знакомый голос. Рыжеволосая девушка звала его, игриво манила и убегала. Пантир хотел пойти навстречу голосу, но что-то мешало ему. Голос уходил всё дальше, и дальше, глубоко, где его не сможет достать никто. Он видел поля крови и тела каждого убитого им человека. Бескрайнее поле словно рожью усеяно телами, изрезанными, сожженными. Они все смотрели на наемника, и каждый из них задавал ему свой немой вопрос.

И тогда Пантиру стало страшно.

Стало страшно от того, что ему придется пересечь это поле, чтобы встретиться с голосом. С таким прекрасным. Таким манящим.

Он сделал шаг, и под ногами что-то хрустнуло. С нежеланием, переборов себя, наемник опустил взгляд. Под его тяжелым сапогом сломалась чья-то рука, и пальцы смешно подрагивали. Еще шаг. И грудная клетка какого-то мужчины звонко дала о себе знать. Что-то противное, мясистое зазвучало под сапогами.

На следующий шаг Пантир не решился.

Он не помнил, что было потом, но голос исчез. Исчезли и тела, оставив только осознание того, сколькой кровью усеяна его история. И он содрогнулся.

Пантир помнил, что голос шептал не только его имя. Было еще что-то. Нечто, отчего его охватывала злоба, неизмеримая, неупиваемая. Никлаус.

Кровь Никлауса была неотличима от любого другого человека. Как и любая другая кровь, она разливалась по склянке, ожидая, когда Пантир ей воспользуется. Он вновь поблагодарил того доппельгангера, что из последних сил поделился кровью несраженного противника. Будь это странное нечеловеческое существо рядом, Пантир без раздумий пополнил бы запасы и направился в путь. Но сделать это было невозможно.

Сняв перчатку, он сделал ножом надрез на руке и проронил пару капель крови на лезвие меча. Кровь двух людей перемешалась, однако понять это было невозможно.

- Мы так похожи. – засмеялся наемник.

Нарисовав кровью несколько знаков вдоль лезвия, наемник упал навзничь, корчась от боли. Словно тысячи клинков пронзили его тело, он корчился и стонал, стараясь из последних сил не закричать. На мгновенье он увидел Оскверненные земли; отряд, который стоит на страже; несколько знакомых лиц. Затем гора, которую окутывает темный туман.

Видения отступили, и тело медленно покидала боль. Тяжело дыша, Пантир перекатился ближе к мечу и вытерев его от крови перчаткой, взял в руку. Облокотившись на него, он попытался встать. Но тело его не слушалось. Дрожащей то ли от боли, то ли от слабости, он ударил кулаком по земле.

- Ничего!

- Здравствуй.

Пантир постарался повернуться, посмотреть на незваного гостя, но лишь упал без сил. Шаги приблизились, и кто-то схватил мужчину под руку и облокотил на камень. Тяжело дыша и щурясь, Пантир наконец смог разглядеть.

Это был невысокий мужчина с легкой щетиной. Короткие волосы были неумело завязаны сзади, и небольшой хвостик то и дело бился о рукоять большого меча, закрепленного за спиной. Выглядел он молодо, чуть старше двадцати.

Молча смотря на наемника, мужчина не проронил ни слова.

- Ч-чего ты тут… - Пантир никак не мог отдышаться, - Ты забыл?

- Моё имя Дункан.

- Не хочу повторяться. – вздохнул наемник.

Дункан снял с ремешка небольшую зеленоватую склянку и, откупорив, протянул наемнику. Пантир подловил себя на мысли, что раньше он не был таким расточительным на собственный ресурс. Тот не позволял никому приближаться без ведома. Любой шаг он должен был встречать издалека и быть готовым к любым последствиям. Однако, уже долгое время не был в цивилизации, и навыки, к его удивлению, стали забываться.

- Выпьешь? – медленно протянул вопрос Дункан, не отрывая взгляд от наемника. – Лекарство.

Пантир принюхался. Запах толченой клюквы едва перебивал неприятный запах дешевого алхимического снадобья. Судя по всему, и правда лекарство, не исключено, что самодельное. Выдохнув, наемник постарался как можно быстрее выпить содержимое. Приятное тепло вмиг растеклось по телу, оставив лишь немного мерзкое послевкусие во рту. Однако, Пантир ожидал чего-то хуже. Он и не подозревал, что клюква может настолько разбавить горькую припарку.

- Спасибо. – наемник говорил уже бодрее.

- И как же имя твоё? – забрав пустую склянку, Дункан повесил ее на место, рядом с такими же двумя, но полными.

- Пантир. Наемник. Искатель приключений.

— Значит, ты выполняешь очередное полное крови задание?

- Можно сказать и так.

Дункан поднял с земли меч и протянул его Пантиру.

- Если душа твоя чиста, Пантир, клинок рассудит нас. Поднимись.

Не понимая слов Дункана, Пантир не без усилий встал на ноги, держа оружие наготове. Мужчина сделал несколько шагов в сторону от наемника. Несколько секунд они стояли, прожигая друг друга взглядом. Затем Пантир увидел, как рука мужчины едва заметно дрогнула. В последнюю секунду успев поставить блок, наемник отразил мощный рубящий удар. Их клинки скрестились, пустив искру, и вновь замерли. Дункан нанес еще удар, и еще, и Пантир едва успевал блокировать их, отступая к большому камню. Удар за ударом, Дункан наступал, и каждый его шаг, каждое движение было настолько ровным и четким, словно какой-то музыкант играет заученную с детства мелодию. Однако у музыканта можно найти порядок и предсказать, что он сыграет дальше, а движения Дункана прочитать было невозможно. И всё-таки, в последнюю долю секунду Пантир успевал отразить удар, словно рука сама двигалась в нужном направлении.

Ноги Пантира вновь заныли, дав секундную слабину. Этого хватило, чтобы Дункан нанес слабый удар по кисти наемника и отбросил клинок в сторону. Пантир упал на колено и закашлял.

Мужчина убрал своё оружие в ножны и медленно направился за отлетевшим в сторону клинком.

- В столице о тебе много хорошего говорят. И не зря.

- О чем ты? Кто ты вообще такой?

- Последний, кто еще чтит древний кодекс чести. Ты, вероятно, не знаешь, а потому я тебе расскажу, не вдаваясь в подробности. - Дункан протянул клинок и искренне улыбнулся. – Он хорошо защищает тебя. – Сев рядом, он продолжил: - Настолько давно, что Первые еще не покинули Эремус, существовал кодекс чести. Он требовал, чтобы каждый воин, кто желает сражаться за своё дело, выбирал себе спутника жизни – клинок, который должен не только рубить врагов, но и защищать хозяина. Если носитель не оправдывал ожиданий клинка, он быстро ломался, либо пропускал смертельный удар. Честному человеку одно лезвие служило до старости. И многие эту истину забыли. И оттого погибали. Моя задача – избавить мир от ублюдков, которых отреклось их оружие. И, должен признать, мы спасли от очернения множество жизней. Твоё имя нередко слышится в столице, и я желал скрестить с тобой клинок. Нужно было узнать, достоин ли ты тех слов, что молвят.

- И всё-таки, я проиграл?

- Ты, а твой клинок не позволил нанести тебе серьезную рану. Он, - Дункан показал на меч, - выиграл. Будь иначе, было бы больно. Ты хороший человек, и твоё оружие тебя любит.

- Хороших людей не бывает.

- Тогда есть кто-то похуже тебя. Есть, куда стремится. – засмеялся Дункан.

Пантир ничего не ответил. Облокотившись спиной о камень, он постарался понять смысл видений. Проводить ритуал повторно не хотел, и причиной была не только нестерпимая боль, но и малые запасы крови. Дункан тоже был не особо разговорчив. Он смотрел на шелестящие от ветра ветки и листья. Однако вскоре встав, молча побрел вглубь чащи, оставив Пантира в таком привычном, гордом, наемничьем одиночестве, где только неспокойный ветер будоражил разум. Подобно проклятью неугомонные ветки шелестели, и их неразборчивая молва отчего-то нагоняла тоску.