вот позавчера приснился еврей из девяностых на балконе старой пятиэтажки, забитым уютным благородным хламом, он жаловался маме в комнату, смотря на смурную улицу, по которой медленно двигались бесцельные темные личности, что ему не нравится это злое общество, а улица действительно сквозь мутное стекло окна виделась, как будто ее снял Неврозов в своей передаче 666 секунд, отталкивающая и неприятная, когда хочется сидеть дома в надежде на солнечные времена, синюшно безнадежной, я не знаю, примерно говорил он моими чувствами, как ему найти работу в этом мире, этот мир безработный, не деятельный, не созидательный, он не создает ничего хорошего, но от каждого зависит, мир-нахлебник, наша человечность делает его таким, если бы мы отказались от гордости и бегали своим внутренним животным, я перестал его слушать, его унылые спутанные пыльные кудри начали меня раздражать и я проснулся; что я вижу, мир не так уж и плох, и общество у нас есть, да, не такое совершенное, как я сам, но все же, пока я есть у него, оно не пропадет
(сны Миклуши Мамина в трепетном интерпретировании современности)
везде хочется рассказать историю, как мне что-то приснилось, но я понимаю, что это не совсем прилично рассказывать свои сны, будто ходить голым, поэтому я обычно угрюмо молчу и жду просто, когда пройдет это внечеловеческая депрессия и люди заживут как прежде, и я смогу видеть их прелестные сны
конечно, сны это слабый источник правды, но у меня не было других аргументов, чтобы отговорить от фатализма даже самого себя
жаль сны нельзя включить в общемировые новости, во сне я убирал маленькие детские игрушки, разобранные на части, но необычным способом, я клал их как маленький в рот, желтенькие кусочки конструктора, колесики, какие-то геометрические мизерные фигурки, а потом разглагольствовал о чем-то, поучал окружающих, мол, нашим детям пригодятся, игрушки надо беречь, и в какой-то момент забыл про игрушки во рту, и видимо проглотил, и начал вырывать их, и обрадовался, когда меня стошнило, я ждал каждую детальку, стоя на балконе, снизу приехала машина и рекламировала новую игру в рупор, проснулся я от страха захлебнуться блевотиной, но на самом деле, ночью сильно похолодало и я просто охрип
как бы сохранить приличный вид, описывая свои сны... ну вот например, приснилось мне опять, что я зашел в больничный-библиотечный туалет, да, библиотека, одновременно книжный магазин нонфикшн-литературы находился внутри исправительной больницы, там исправляли женщин легкого поведения, и я зашел в туалет и долго отливал, так долго, что пришлось проснуться и проверить, не обоссался ли я наяву, но нет, и снова спокойно уснул, дальше смотреть и ссать дальше, а позади меня мыла полы жопастенькая девушка в коротком платье, из-за которого выпирала ее надутая имплантатами жёпка, она мыла полы со смирением, поглядывая в мою сторону завистливо, как на мужика, которому бы она сейчас бы продалась прямо здесь, в этом синем, лазурном месте, мне тоже было и неловко и возбуждающе, как будто я впервые находился с женщиной в такой близости, она возила тряпкой по санному полу, и струя моя мощно била в писсуар, и только моя широкая спина могла скрыть весь мой срам, в нашем взаимном нахождении в одном месте, и может быть, времени, было много философии, которой обзавидовался даже Федор Михайлович, я даже не стал обращаться ни к дедушке Фройду, ни к дядюшке Миллеру, оставив все на моей совести, нечего было смотреть фильмы для взрослых; но это только часть сна, в другой части я занимался личными делами, но среди них, я купил три книги, собрание сочинений какого-то бородача в красной обложке, толстенькие, каждая по сотне рублей... Но кто же это был, не мог вспомнить, может известная личность, может путешественник, старый или новый, никто не знает, и среди суеты и хлопот, и даже горя, мы все-таки выбрались на берег прямоходящими и торчащими во все стороны, разнополые красавцы и шли по направлению высокого маяка, с которого нам махал огромный еврей
диоды на животе подпрыгивают от смеха и угодили прямо в пупок, ничего на личный счет за свет, ну не один идиот подарил в подарок белье из светодиодов, столько их было, и сам майку надел, оптоволокно, епти, и были они как две ёлки в окне сверкали, он и она любили мастерить, однажды поругались, и он ей ожог поставил паяльником, а она утюг уронила на ногу, потом они долго плакали друг на друге, он пил ее слезы, а она его, как они меня достали, смотреть на них было тошно, я собрал супа с собой и ушел, снег еще лежал, а деревья даже сейчас отказывались одеваться, все, казалось, было против меня, а мне хотелось спать, я скучал по снам, ведь мне нечего было рассказать даже в автобусе попутчикам, я обычно привык сны рассказывать, а тут сидел унизительно молчал, неловко мы переглядывались, пока я не нашел их, они сидели в самом углу и обладали невероятным внушением, мне показалось, я никогда не видел женщины, сами собой желваки начали напрягаться в улыбке, все лицо растянулось, и я не знал, куда спрятаться, мне хотелось ребенком прятаться за женской юбкой, и солнечное золото переливалось, мое сердце уходило в пятки, и радость сменялось страхом, я вышел и убежал в Русский музей, надеясь хоть там найти немного спокойствия, а из картин Ивана Константиновича прыгала на меня дерзкая рыба и танцевала невыносимый танец, я закрыл глаза, прижался к статуе, и целовал ее мраморные коленки, милая, говорю, спрячь меня от счастливых дней, тут Амур психанул, бросил свою бабу, слез пьедестала, и прошел, не поленился, аж от Эрмитажа и дал мне нехилого леща, и словами моего друга Александра сказал больше в шутку: соберись, тряпка! Конечно, мне было лестно. Потом мы пошли рыбачить. Я не мог воспринимать Амура, как какого-то мужика, для меня он был красивым юношей, его красоте хотелось подражать, я встал на дорожку, начал ходить на спортплощадку и ковылять вдоль набережной ранним утром, надо мной хихикали из окон только что проснувшиеся натурщицы, как я не мог подтянуться ни разу или улица пропахла мною, я читал глупые сказки первым прохожим, но никто не верил в мои чувства, потому что у них были другие заботы, короче я повесил нос и вдруг я вдохнул знакомый запах...
вчера что со мной происходило, я просто решил лечь спать, ни одна думка меня не устраивала, лезло в голову всякое, непонятные чувства властвовали, но сон освободил, тем не менее, во сне я наткнулся на старого друга, которого, так получилось, предал, даже не него самого встретил, тот только подразумевался, тешил себя обидами дома, выпивал, наверное, а его друга, друга друга, индейца-музыканта, я удивился красоте этого юноши, я смотрел на него в профиль, как он был увлечен музыкой, поражался смоленой черноте волос, которой даже завидовал, ведь в душе я блондин, если не рыжий, хотя глаза у меня как светлый шоколад, тем не менее я очень русый, душа у меня такая, как поле рос, как собака выпрыгиваю из реки и кручусь, выворачиваюсь и брызгаю во все стороны веселой беззаботностью, а этот смуглый музыкант, нос острый, внимательный, внимающий, трагичный, жизненный, нас обрамляла какая-то автомобильная свалка посреди двора, я сплю, и нашел, когда эта сцена с друзьями друзей кончилась, каких-то двух уличных натурщиц, неформалок, я им, робкий, понравился, ведь они чувствовали надо мной свое, мнимое, правда, детское, воображаемое превосходство, но я был не против сразу двух случайных девок на безопасном расстоянии почувствовать толику молодости, и пошел с ними послушно, как одинокий пес, и много разговаривал, но разговаривал рыча, я не понимал, что происходит, почему хрящ на хрящ заходит, и я не могу нормально произносить слова, что окружающие прохожие вдруг начали смеяться над моей речью, и я от обиды будто проснулся от своего храпа, холмик моего расхлябанного животика вздымался и дребезжал и вибрировал миром вашими молитвами и стихами; вот как бывает, значит, когда храпишь во сне, там тоже говоришь рыча, имейте в виду
я просто часто во сне видел, что нахожу волшебное уединение в туалете, там было, как и наяву, единственное место спокойствия и избавления от страхов
мой сегодняшний утренний сон, я через белый-белый снег, перегоняя очень высокого парня, через заборчики перескакивал и зашел в военкомат, там бабушка толпилась на проходной, а я не мог сказать внятно, потому что охрип и голос совсем потерял, потому что в реальности я храпел, интересная особенность голоса, что если храпишь, во сне хрипишь, я что-то клокотал на клингонском, но меня отослали, показав, что это военкомат не моего района, но я без сожаления пошел назад, очень нравилось во сне снежная свежесть, этот морозный запах свободы, будто зимнее море, да и кстати, это была набережная, и перед военкоматом будто был целый белоснежный залив, ровный, как дыхание твоего сна
забыл, что хотел сказать умного, остается рассказать сон, снился бывший друг, он развился, поднялся по карьерной лестнице и стал совсем невыносимым — обычным мудаком, ночь на дворе, мы пошли в ресторан, я искренне был рад его видеть, но он, чувствовалось, был наполнен обидами и решил таким нескладным, но нормальным образом мне отомстить: заведение было мне как всегда не по карману, я и бы не шел туда, если бы этот вассал реалий не мог по-другому "посидеть", я по натуре не жлоб и могу давать даже больше, чем брать, но его ценности чисто материальные и мое общество не является каким-то подарком, главное, платежеспособность, и это правильно, но зачем тогда со мной идти в эти дорогие места, я отвечу, чтобы хоть кому-то небезразличному показать свой статус, а свой статус в наше время вернее показать лишь перед теми, кто им не обладает, но проблема в том, что у меня напрочь отсутствует зависть, и итог этой показухи будет один — унижение и разочарование двух сторон, а он купил две высокие бутылки какого-то крутого пойла, выпил из них грамм триста, но мне не дал, это было обидно по-мужски даже, не по-человечески, но он сидел с довольной отомщенной рожей, радовало одно, что я ему ничто не был должен за эти унизительные посиделки, и когда показательно официант взял бутылки и поставил на высокую полочку в баре, и я посмотрел на выпитый им уровень под донышком, я спросил "друга", может быть взять с собой эти бутылки, мы же, ой, он же за них заплатил, на что он отрицательно махнул рукой, мол, пусть стоят тут, типа гульнул на широкую властительную руку крутого начальника в одно рыльце в пушку, я остался трезвым, а что может быть обиднее, чем остаться в этой жизни трезвым и воспринимать реальность так как она есть типа на самом деле, хотя могу поделиться, что на самом деле есть только толстый слой психического жира, за которым все более или менее чисто выглядит
боюсь выйти за рамки красоты, меня уже до трусов раздели и все продолжает ощупывать тетенька в строгой форме этого слова, я стараюсь сохранить приятный вид и забываю свою природу, и в животике уже воет страшное чудище, мне бы отойти по-большому, но они видят меня подозрительным и ни за что бы не разрешили к себе прикоснуться, хотя сами с легкостью нарушают мои права и свободы и требуют от меня даже показать язык, просто взгляд мой мага блуждает по их прелестям, я вижу насквозь их одежды, вижу цвет трусиков и тому подобное, цвет сосцов, посчитал все родинки, и запомнил расположения, ориентируюсь в пространстве ее тела, словно звездочет я точен в своих немых высказываниях, все звезды на перечет, я записываю, потолок все твои пугающие отражения, нервы выдерживают и претерпевают штампы, я заглядываю в паспорта и даже ваша фотка там восхищает, я целую этот паспорт, она эротично проводит по мне металлодетектором, она чувствует мой металл, мою бронзу, которую я отливаю на ее глазах в прекрасном образе себя любимого и пиликаю ей на нервах, она отводит меня в комнату и мы занимаемся садоводством, растим прекрасные травы и гладкий газон, на котором лежим на зависть соседям милой парочкой тварей, и ругаемся целыми днями, а потом милуемся ночами, и ругаемся на луну, и ласкаем солнце, она пытается мою срамоту всячески скрыть от всеобщего обозрения, только мое, чувственная собственница, это я люблю в ней не меньше всего, эротизм с утреца, вечером снобизм, сексизм и фриковая фригидность, ворчу на голых девок во дворе, которых нафантазировал, в детстве я во снах нырял в жирух и смотрел, как первая учительница танцует надо мной стриптиз, уже тогда я был самим собой, еще пиздюком, я знал, что хочу, быть лучшим, что было в твоей жизни
в пятьдесят уже все кажется не таким, как в пятнадцать, а когда тебе пять годиков, ты не думаешь о старости, а если и думаешь, то сравнениями и ассоциациями, трогаешь клубок шерсти, мнешь его, как покупатель выбирает арбуз, с умным видом постукивает его по попке, определяет с мастерством ботаника мальчика-девочку, или дыньку ощупывает, или другие продукты, а когда ты консультант, ты подходишь к этим людям и прощупываешь их, хотя старший товарищ менеджер не рекомендует, и ты слоняешься между полок в поисках нового, потому что все, что нужно было, ты уже переделал, такой ты работящий и любознательный, в мясном отделе особенно тепло, пахнет мясом, ты завидуешь мясникам, которые в своем застекольном мире творят какое-то неведомое волшебство, их мощные мышцы заправских палачей шинкуют в капусту кроликов, овец, а коровы стоят в очереди, ты проходишь мимо них, гладя по острому позвоночнику, они хлещут тебя по лицу хвостом с хлястиком, и ты долго обнимаешься с ними, проронив щедрую женскую слезу, а потом что-то в тебе случается, и ты наполняешься героизмом и выпускаешь их на волю, но там мороз, и коровы сквозь эту сонную белую пелену бегут сами не зная куда и ты вместе с ними, спасительница коров, за вами гонится весь магазин, с недовольными покупателями, они так жаждали говядинки свежей выделки, а твое доброе сердце лишило всех удовольствий, марафон коров и тебя, простушка-пастушка, зима, напомню, коровы доверились и бегут за тобой, теперь ты их направляющая, их вожак, на лету ты ловишь ртом снежинки, от бега в горле пересыхает, какой бред, какой глупый бег, подумала ты, и передумала; остановилась; мычание в метели; коровы в недоумении крутятся на месте, простите меня, что я вас вызволила из жертвенного плена, слова теряются в снегу, я не знаю, куда нам идти дальше, разочаровано ты бежишь на слух, где зовет электричка, коровы нашли кров, счастливый конец, старик со старухой со станции приютили их в шатком домике, дальше ты едешь в электричке, смотря как на окно липнут нежные снежинки, ты решаешь их посчитать, один, два, сорок, сорок семь, сбился со счета, я посчитаю за тебя, я помогаю тебе считать снежинки, смотри, давай разделим окно на четыре, ты считаешь этот квадрат, я этот, тебе делать нечего, ты зачем-то целуешь меня, ни за что ни про что, я не ожидал, и не могу сдержать улыбку, она сама лезет все шире и шире, я закрываю рот рукой от стыда, рука еще хранит запах прошлогодних дынь и арбузов, на понюхай, в ладошке морковные губы, как в лодочке умещаются, прохладные руки, равнодушная зима, все как и прежде, только лучше, позитивные тенденции на рынках, я внесу вклад в слова признаний в своей слабости, мне нравится, моя слабость, она делает меня особенно чувствительным, любая грубость приводит в замешательство и полного непонимания происходящего, поезд едет тише, все тонет в сон, на улице безветренно, а непричесанные волосы сами вьются в дреды, я отправляюсь в душ, как в далекое плаванье, за стеной кричат чайки, дворы выходят в море, на горизонте Серый океан, похожий на северное небо, я не люблю ничего рассказывать о тебе, признаюсь я, грея руки, прости, обычно я только о себе толкую, небо синеет, снег белеет, смотри, какие краски, указываю я в окно, электропоезд осторожно останавливается, чтобы все могли посмотреть на эту красоту, крыши низких домиков, похожие на белые холмы, нежно вплетаются в синее грузное небо, а снег превращается в еле заметную крупу и умывает сквозь щели наши любопытные детские лица, достаю синий клубок, и мы держим его вместе, как земной шарик, люди смеются, над этой романтикой, и уже выходят, думая, что поезд сломался, но нет, подтверждает наши мечтательные догадки машинист в громкоговоритель, смотрите, говорит, какая красота, я не поеду, пока не посмотрите! — и все самые терпеливые и трепетные смотрят, а нетерпеливые ждут следующей через час
застать человека, думающего о своей жизни среди толпы в час-пик, кажется, это такой пустяк, все должны думать о своей жизни, но вглядываешься в сонные лица, никто, кажется, даже не думает ни о чем, или, пытаются не думать ни о чем, пытаются не думать, что думают; вглядываешься, конечно, не намеренно, а скорее внутренним зрением (умозрительно), вглядываешься скорее в себя, в свои лица и маски, в тебе есть все, не нужно даже смотреть по сторонам, по сторонам даже скучно смотреть, потому что в какой-то момент кажется, что дальше уже некуда, одно и то же, нового ничего не будет, и когда погружаешься в эти размышления о собственной жизни и происходит нечто волшебное, что отвлекает от внутренних раздумий во внешние обстоятельства; надо, может, чаще задумываться, не боятся скучать, скука, выходит, это такой колодец холодных сюрпризов
жаль, что во сне нельзя расписывать стены, словесная неразбериха, пляшущие, хитрые буквы, своя магическая математика, света нет, только цвет, капуста, все бессмысленно там, а здесь только смысл, все остальное там, какое намерение, уже просто лень, бессонные тревоги, ненужные позы, она ходит по стеночке и рисует грудью линии, я говорю, что ты делаешь, негодница, а она потом окунает и ягодицы в ведро с белой краской, и принимается писать ягодицами, этакий бесстыдный боди-арт, я говорю, прекрати это безобразие, это внежанровые эксперименты, этот несчастный перфоманс, счастливый хэппенинг, на нас по телеку с сильными помехами смотрят родители, реалити-шоу, в студию набились орущие и спорящие мужики в хитонах, спорят о политике, осуждают и жрут виноград, берусь за голову, как мы потом будем приличными людьми, вырываюсь из объятий зрителей и кричу на всех, чтобы все заткнулись и послушали, неспортивная фигура, обвисший живот, бледные сиськи, внушительные плечи, я убеждаю всех в человеческой красоте и она выливает на меня ведро с компотом, понабрали по объявлению: ищу работу во сне
собственное лицо отвлекает от дел, если смотреть целый день в зеркало, едва ли успеешь что-то совершить полезного для общества, хотя везде понаставили зеркал, везде ловишь углы облика, носа, глаз, бровей, будто видишь впервые, будто тебя встречают из толпы и постепенно твой образ расплывается из сна, мы живем в мире грез, ляпнул я, и постыдился глупости этой фразы, и не можешь на себя наглядеться, вот что происходит, когда скрываешь себя от людей, словно невесту, появляется отрешенная самовлюбленность, соблазняешь сам себя, в наставлениях писали, что ложиться в кровать надо в одежде и не дотрагиваться до собственного тела, чтобы не было соблазнов на карманные грешки
если убрать календарные предрассудки, когда сеять и жать не надо, мы живем по сути одним бесконечным днем, и даже не, сука, сурка, а просто тянущимся вечно днем, ночи не считаются, там тоже день во сне, я не помню, чтобы мне снилась ночь, все происходило или вечером, или днем, нам только кажется, что этот день когда-то кончится, никогда он не закончится, но в нем будет не только плохое, но и приятное, будут разные моменты, и можно усесться поудобнее и смотреть этот день как кино, в нем даже не участвуя, нет, участвовать все равно придется
в хозяйственном магазине хотелось поселиться жить, лечь на полочку, потом на другую, спрятаться за прилавок у теплых ног Маргариты-кассирши и подслушивать, что люди хотят, вкусы у всех разные, сколько покупателей, столько и дум, а там в конце зала и подушечки есть, и одеяльца, жаль слепых зон не было и противокражное оборудование следило за каждым моим шагом, а то бы я расстелил себе на полочке импровизированную кроватку, и когда продавщица проходила мимо, утянул ее в царствия Морфия, а во сне на водопроводных трубах сыграл бы джаз Михаил, который из отдела электрики в рабочем комбинезоне, а Наталья, когда отоспалась бы со мной, надела на себя шторы и танцевала для меня сальса, я бы допил бутылочку Хавана клаб, а на утро устроился бы там консультантом, но меня бы быстро бы уволили, когда прочитали бы мою личную страницу в соцсети, какие я фантазии испытываю в свое свободное время и приношу убытки имиджу магазину и его сотрудникам, меня бы провожали аплодисментами, а кланялся на виду у удивленных посетителей, заходящих с мороза на скользком пороге, на уме была мысль: "А что здесь происходит, а кто это вообще?" После мне пришлось бы надевать хмурые физиономии и ходить смотреть разную мелочь с отрешенным, незаинтересованным взглядом интригана на пенсии
Не помню, когда я проснулся. Я не посмотрел на часы, но сразу же поспешил сообщить об этом знаменательном событии. На улице не было снега, там было изрядно темно, а мне жарко, и я пожалел, что его надел, но уже было поздно, я крепко спал и снять его не представлялось возможности, даже при условии, если бы я страдал лунатизмом. Я лежал перед домом в детской коляске, мне было так удобно в ней дремать. Перед сном я посмотрел на календарь, была пятница: "Значит, нормальные люди будут отдыхать, ходить на дискотеки, пить вино, значит у них будет сиеста", — подумал я и разлегся в детской коляске у подъезда, и катался на в ней от входной двери до конца дорожки. На мне был надет балахон с капюшоном, и капюшон, как и купол коляски, скрывали меня от всего нагнетания объективного и реального. Сначала я сквозь дремоту тихонько удивлялся, как туда полностью поместился, потом думал и ощущал, как же там удобно и хорошо, как в маме. Коляска катилась уже без моих усилий, катала меня сама из стороны в сторону. Постепенно ко мне пришло осознание, что это ненормально, что я среди бела дня, взрослый мужчина в детской коляске, как пьяный лежу. Но к этому осознанию я уже полностью заснул. Но не знаю точно, через какое время, но я вскочил, неловко выпал оттуда, вытащился, маленькие дети прыгали по дорожке, разноцветные, мирные играли и почти не замечали всего казуса, происходящего со мной. Я не стал себя задержать, и поскорее решил убежать из этого двора, ведь меня могли заметить взрослые. Не видя ног, не считая шагов, я был нацеленно погружен на побег, где-то со спины залаяла страшная и уродливая собака, которых они так любят целовать. И нерусский мужчина закричал на них своим грозным голосом толпы, и мне начало трусливо казаться, что они кричат мне вслед, мол, этот придурок спал в детской коляске, держите его! У метро, куда я следовал, как скорый поезд, сгущалась вместе с бесснежными сумерками толпа моего сознания, отражаясь в темном асфальтированном дне. Я знал, что это всего лишь я, если я сейчас проснусь, они обездвиживая, и я смогу мимо них ходить, как мимо пустотелых жутковатых манекенов. Но от того толпа была еще более менее приятное. Ведь все неприятное — это плод нашего воображения. По дороге я снимал и надевал обратно куртку, но мой свитер смотрелся смехотворно по-домашнему, и я выглядел в нем, как плохо одетый ребенок. Один прогрессивный парень из молодежи столкнулся со мной правым плечом и насмешливо цинично фыркнул в мою сторону: "Пёс!" — я понял, он из-за того, что в свитере в такую погоду, да еще в куртке зря я гулял. Я не убедился, как положено нормальным людям, посмотреть в окно на погоду и на моду. Я побежал дальше просыпаться к компу все записать как можно более точно.
когда вроде бы все понял раньше времени, и приходится долго и нудно ждать, чтобы дорасти до своего этого "знания" — это похоже на длинную очередь, когда ты плотно прижался к своему народу и чувствуешь к нему прямо кровное родство, когда каждый может назвать тебя братом, и каждая тебе кажется несбыточной любовницей, руки от любви слабеют, ты поешь томные мотивчики о том, как тяготят тебя страсти, потом долго плачешь под душем, чтобы слезы смешались с хлорным напором из центрального отопления, тем самым ты как бы соединился со всеми жителями дома твоего, тут появляется неизбежная эрекция, которую даже рукой не снять, ты очарован и околдован, и не знаешь, что делать, бежишь на мороз, занимаешься спортом, чтобы сбросить с себя гордую гору, от тебя пахнет на всю улицу сексом и валит от тебя пар как от паровоза, или как от парящего пацана, ты раздаешь стреляющим сигареты на каждом углу и шагу, во сне ты куришь и пьешь, наяву ты просто ляля, долго расчесываешь спутанные волосы, похожие на паутину заговора, пугаешься теней на потолке, которые передразнивают и подражают твоему бессилию что-то изменить в себе, ты такой живой и настоящий, что даже противно, это раздражает, главное, тех, кто для тебя эталон для подражания, ты несовместим ни с одним знаком судьбы, и тебе кажется что ты не личность и достиг практического просветления, но в вечность дорога закрыта, по дороге разочарований ты ходишь и пинаешь буи, как же ты себя любишь...
Проснулся среди ночи, чтобы среди прочих ночных дел, записать сон; внеземная эЛ (они — далее) удаляется вдаль в морской горизонт во главе белоснежного высокого катера, или правильнее будет небольшой яхты, стоя на самом верху, не быстро удаляется, на фоне райской бухты и позади возвышается гора, а мы (я — точнее) стоим на берегу, даже не стоим, я наблюдатель зависаю в неопределенном положении по отношению к суше-не суше, просто наблюдаю, как красиво они стоят, и вдруг (опять интрига!) машу, делаю широкий жест рукой, как маятником, как делают гудок проходящим мимо судам, так я то же самое им, прекрасным, даже издалека утонченным, и мне машут в ответ, взаимно, я вне себя от радости превращаюсь в машущую руку и воображаю их улыбку, махаю, как заевший маховик, только в разные стороны, и они удаляются быстрее, идут, плывут, с каким-то чувством внутреннего достоинства, исполненные долга, освобождающая улыбка выполненной задачи, словно они нарисовали, написали чертеж моего махания, тонкий рисунок руки, плавно переходящей в плечо со всеми любовно выполненными мужественными мышцами, потом, там же, во сне, я после этого оставляю комментарий под фотографией, где они на яхте, стоя на возвышении, на фоне гор, лучезарно-синего океана, удаляются на острова, оставляю простой смайлик :) с предвосхищающим восхищением, а под ним внезапно появляется кто-то другой ревнивец, комментарий врезался в меня, в память, с таким яростным посылом, даже по-моему в мой лично адрес, с таким неясным содержанием: "Всех бы двойников я бы застрелил". Может быть он имел ввиду смайлик-двойник. Ведь мы используем одинаковые, штампованные коллективные смайлики, одни на всех. Приревновал к смайлику? Несдержанный и при этом сдержанный комментатор по ощущениям. Я вообще не понял этого. Можно мне хотя бы ночь поспать нормально. Я лег, не скажу, что со спокойным чувством, с тревогами и подозрениями, но больше от затишья, чем от шума, внутренние сомнения продолжали терзать мою душу.
Сегодня мне не понравилось во сне. Какие-то неприятные, скверные люди. Какие-то бессмысленно голые бабы и реклама, одна реклама, будто кто-то ушлый воспользовался моими снами, чтобы впихнуть туда рекламный вирус, живые баннеры шлюх, я был на этих оргиях балах и потреблял продукты цивилизации. А кончилось, что какой-то тролль-школьник на перроне среди сочувствующей толпы ничтожеств вернул мне книжку старую, с картинками и хорошими стихами, и доебался, где его тарелка. Я не понял сначала логики? Мне стало стыдно перед народом, что я пьяный был. Оказывается пиздюку я обещал обмен, как он обрисовал ситуёвину: я ему книгу, он мне тарелку, за столом сидели, и я должен был тарелку вернуть. Я тут же подключил все резервы логики, и объяснил, раз книга уже у меня, значит, логично, что тарелка уже у него. Толпа негодовала и улюлюкала, мне стало страшно и захотелось к маме. Я же и забыл, что слабонервный, начитавшись дерзкой прозы. Никакой я не метафизик и не мистик, а маленький любитель красоты женского тела и невинных романтических фантазий с нею связанных. Потом бежали сквозь какие-то смутные спящие вписки с ш/б проекта Саней из Дома-2, все спали кроме нас, на полу, софе, диване, даже на стене, и я из шкафа воровал рубашки старушки-соседки, (чтобы на себя что-то накинуть), у которой вся эта молодежь и вписалась, вся кроме меня, потому что видимо я уже вырос из возраста этой самой молодежи, переползал балкон, чтобы гулять по оврагам детства. Все типажи, в принципе, понятны. Я к Сане даже привязался и захотел ее тоже трахнуть, как и большинство ее мужчин. Во мне проснулся одинокий мужчина и захотел тепла и нежности. Все тело не терпело. Устав от великовозрастного воздержания, во мне проснулся ловелас. Но в начале сна были какие-то головокружительные танцы, за которые мне до сих пор стыдно, хотя я уже почти как огурчик, пускай малосольный, но свежий и хрустящий. Прочитал, что эта книга переведена на все еврейские языки мира. Не знаю, я лично вижу в немках красоту. Просто не надо было мне рассматривать фотографии пьяных дев, я так и знал, что до добра это не доведет. Просто я искал для одного испанского сайта репортаж о спящих, и эти прекрасные дамы послужили бы подспорьем для моей работы по хобби. А вообще я слишком впечатлительный, поэтому прошу меня некоторое время не трогать там.
Описание сна. Гулял в самый конец города Мск, и увидел, что с его края обозревается панорама Екатеринбурга, рукой подать и так красиво! Я даже не поверил своим глазам, спросил у какого-то охранника, что реально можно за день дойти по этим заснеженным холмам и достичь самого центра прекрасного города? Он ответил да, так, словно ребенку ответил, что чудо есть. Я опять встал у ледяной горочки и завороженно наблюдал, как снежный туман плывет через высокие дома на островках и мосты, мосты. Я даже во сне их обманул, что был на какому-то мосту, сказал, что приезжал в город, а мост был некой точкой доказательства, именно из-за них у меня возникла грусть и боль, что город далеко. И мне было стыдно. А тут оказалось, что он совсем рядом, несколько вёрст. Я давно хотел выдумывать, однажды признался, что живу в Австралии, даже нашел какие-то факты, подтверждения, сделал пару снимков у воды, даже сходил в контактный зоопарк и сделал хмурое селфи с кенгуру. Но все же я отложил поход в Екб на Новый год. Подумал, что такое мероприятие нельзя совершать под вечер. Эта была радость, спускаться по этим горкам, опять подниматься, удивляться историческим памятникам, подражать архитектуре. Проснулся я доволен, как когда-то, зашел в какую-то питерскую кондитерскую, накупил множество пирожных, а потом проснулся, и жалел, что нельзя их было унести с собой, поэтому там можно было еще заказать кофе или чай и отведать эти прелести прямо там. Да, было бы забавно проснуться с охапкой конфет. Но эта явь не метафизическая сцена для магического реализма. Вот за окном кажется синий вечер, дождливая муть, все дома вымокшие до нитки, мокрые и грязные, и какие могут быть мысли о любви, я вас вообще не понимаю, какой у вас скверный характер.
снился рис, много риса, мы приехали с отцом на маленьком уазике в какой-то супер-маркет с мерзкими, подозрительными охранниками, и как грабители проскользнули через коридор зевак к другому входу и притащили мешки с рисом на продажу, наши руки перебирали этот рассыпчатый рис и я с замиранием смотрел на это чудо, это второй чудесный сон на моей памяти, первый тоже был связан с отцом, когда он принес домой с рынка в завернутой газете волшебных грибов, и я побежал в комнату их отведать, разложил на спинке дивана перед стеной, и было страшно одновременно, и одновременно я предвкушал большие путешествия, мне хотелось на улицу, в парк, я съел, и через балкон вылез на верхушки деревьев и по ним сквозь синей воздух, по каким-то любезно разложенным дощечкам пошел в парк, небо переливалось фиолетовыми призраками бывших переживаний, я забыл обо всем и обо всех, я был истинным эгоистом, разумным эгоистом, несмелым, полз по этим дощечкам, с верхушки на верхушку толстовских кленов, на карачках, без боязни уже, просто было так удобней, и уютные, темные цвета убаюкивали мой поспешный, непоследовательный разум, если бы можно было так есть рис, как эти грибы, но я ощущал тот же уют, и добрый доктор-сон в любимой постельке лечил меня от идиотизма, гнева, греха и обид, спасибо рису и грибам за мое счастливое детство