Многие и у нас в стране и за рубежом удивлены: почему в расчёте на душу населения заболеваемость и смертность от нового, обнаруженного в конце 2019-го, коронавируса в Российской Федерации в разы меньше, чем в других странах с сопоставимым жизненным уровнем и заметно лучшим по всем формальным показателям уровнем здравоохранения. И, как правило, считают одним из ключевых факторов то, что у нас ограничения на публичную активность (от работы в коллективах до простых выходов на улицу) введены заметно раньше и соблюдались заметно строже, чем в большей части мира.
Увы, даже у нас не было возможности просидеть в самоизоляции так долго и тщательно, чтобы прервались все возможные цепочки передачи заразы. И уж подавно не предвидится возможности закрыть всю страну от всех взаимодействий с теми местами, где болезнь развивается сильнее, чем у нас.
Даже наши очевидные успехи в разработке вакцин от коронавируса не гарантируют прекращения пандемии. Производственные мощности, порушенные ещё в «лихие» девяностые, позволяют надеяться на полную вакцинацию граждан РФ в лучшем случае к концу нынешнего года. Срок надёжности созданного вакциной иммунитета пока точно не выяснен, но, по примерным оценкам специалистов на основе аналогий с другими подобными вакцинами, лежит в пределах от года до трёх. Значит, даже если мы все защитимся таким способом, всего через пару лет возможен новый занос заразы из других мест — и новая вспышка.
Вдобавок нуклеиновые кислоты — молекулы, кодирующие синтез белков — способны мутировать, меняться случайным образом и в процессе их копирования для передачи следующим поколениям, и по ходу текущего существования. Вся эволюция живого (и не вполне живого: вирусы не способны размножаться самостоятельно, а пользуются системой копирования, действующей в клетке, куда они попадают) — следствие таких случайных изменений: те варианты, что способствуют выживанию и размножению, распространяются больше и постепенно вытесняют те, что в данный момент не столь эффективны.
Все ныне используемые вакцины от коронавируса 2019-го года содержат в качестве образцов для выработки антител, помимо прочего, ключевые части белка, торчащего со всех сторон вируса, образуя корону. Этот белок прикрепляется к оболочке клетки, обеспечивая проникновение в неё наследственного материала вируса. Мутация части, обеспечивающей прикрепление, скорее всего, лишит вирус возможности прикрепляться — значит, и размножаться. Но вряд ли невозможна другая конструкция крепежа, сохраняющая опасность вируса, но не связываемая антителами, формируемыми на основе вакцины. Сколько времени уйдёт на выявление такой мутации? А на создание новой вакцины? А на массовую прививку? И сколько за всё это время возникнет новых мутаций?
Обсуждая со мной все эти проблемы, мой брат Владимир отметил, что реакция общества на новую болезнь напомнила ему типовую реакцию на новые технологии — особенно на «прорывные», то есть качественно меняющие обстановку в целых отраслях или даже создающие новые направления.
Начинается всё с испуга, зачастую изрядно тормозящего внедрение новшества. Конечно, постановление британского парламента, обязующее каждую паровую самоходную тележку двигаться позади человека с
флажком (в тёмное время суток — с фонарём) ради предотвращения дорожных происшествий, пролоббировали конкуренты — владельцы конных повозок. Но ведь риск столкновений и вправду был, пусть при тогдашних скоростях и невысокий. Да и позже лошади откровенно пугались движущихся безлошадных конструкций и в панике шарахались так, что происшествия случались чуть ли не каждый день.
Но по мере накопления очевидных достоинств нововведения и опыта предотвращения неприятных последствий баланс плюсов и минусов обычно меняется так, что рано или поздно потери признают допустимыми. Мы с братом вспомнили множество примеров. Приведу здесь лишь ярчайшие.
Говорят: технический прогресс улучшает нравы — так, с ростом автомобилизации резко сократилось число конокрадов. Шутки шутками, но ведь по мере роста мощности автомобилей доля пьяного вождения и впрямь падает. Но главное — в пересчёте на человекокилометр число несчастных случаев снижается неуклонно и убедительно. Преимущества же очевидны. Достаточно напомнить, что автомобильные грузоперевозки позволяют стыковать в технологические цепочки всё больше разнородных производств, углубляя разделение труда и в большинстве случаев повышая его производительность. А ведь эффективность труда — это ещё и улучшение жизнеобеспечения. С его учётом опасно уже сокращение, а не наращивание применения автомобилей.
Мы регулярно встречаем в числе причин пожаров повреждения изоляции электропроводов или даже прямые их замыкания на нечто горючее. Но раньше освещение и отопление обеспечивалось открытым огнём, вызывавшим пожары несравненно чаще. Более того, запасы горючего в домах повышали вероятность распространения пламени. Недаром до эпохи электричества главной задачей пожарных было как можно быстрее разрушить горящее сооружение, не давая огню разрастись настолько, что достанет до соседних зданий. Да и число жертв угара — окиси углерода, образующейся при слабом доступе воздуха к огню — в пересчёте на душу населения и единицу времени несравненно превосходило нынешнее число поражаемых электрическим током.
Конечно, коронавирусу 2019 вряд ли удастся найти полезное применение. Хотя, например, многие аденовирусы уже давно служат основой для создания противовирусных вакцин — так, львиная доля вакцин от нынешнего коронавируса сделана путём встраивания в генетическую информацию некоторых штаммов аденовирусов звеньев, вырабатывающих фрагменты коронного белка. Полную же защиту от него могут не дать и вакцины.
Но мы с каждым днём всё лучше представляем себе механизм действия коронавируса 2019. Так, месяца через три после начала пандемии стало ясно, что львиную долю осложнений течения болезни вызывает цитокиновый шторм — неоправданно резкое нарастание иммунной реакции. А к лету 2020-го выяснилось, что поражает вирус не лёгкие, а капилляры — особо тонкие сосуды, доставляющие кровь непосредственно в глубину тканей. От чего сильнее всего страдают те ткани, где капилляров больше: лёгкие, мозг… Каждое подобное открытие позволяет уточнить технологию лечения. Да и организация лечебных учреждений существенно усовершенствована, и опыт медиков накоплен…
Рано или поздно вероятность смерти (или тяжёлых осложнений, всерьёз и надолго портящих жизнь) от коронавируса снизится настолько, что её сочтут допустимой потерей — куда меньшей опасностью, нежели совокупность проблем, создаваемых продолжением карантинных мер.
В семье дети общаются в основном по вертикали: с родителями и прочими старшими. Общению по горизонтали, жизненно важному для взрослого, мы учимся по большей части в школе — от начальной до высшей. Уже хотя бы поэтому дистанционное обучение не заменит очного. Кстати, сами учащиеся, даже те, кто до пандемии ходил на занятия неохотно, радостно восприняли возможность вернуться в классы и аудитории: похоже, если не понимают, то, по меньшей мере, чувствуют надобность живого общения.
Google уже много лет ведёт съёмки всех уголков мира — от густонаселённых до весьма экзотических. Но многим ли путешествия по Google maps всерьёз и надолго заменят собственные поездки? Даже если дополнять их ресторанами кухни соответствующих регионов…
Даже мне с практически отсутствующим музыкальным слухом очевидна эмоциональная разница между концертом, где музыка вживую рождается при слушателях, и его трансляцией (на что обратил внимание мой брат).
Человек — животное общественное. Для жизни в обществе одних виртуальных контактов не хватит.
Об экономической необходимости физического общения во многих видах деятельности даже говорить не приходится: с нею читатели сталкиваются едва ли не ежеминутно.
Итак, придётся привыкать к пандемии, признавать потери, ею порождённые, допустимыми. И, конечно, всемерно их уменьшать: ранней диагностикой (в том числе, возможно, бесконтактной), лучшей методикой лечения, прививками, но вряд ли новыми долгими карантинами.
***