Найроби сидела на полу кабинета, прижимая к себе голубого мишку, который так напоминал ей о прошлом, которое она сама испортила.
Дверь кабинета в секунду открылась, в проеме показался женский силуэт. Это была Стокгольм.
- Это мишка твоего сына? – Спросила она, медленно направляясь к Найроби, чтобы выслушать все, что у нее скопилось на душе. Знала бы она, сколько там ран и дыр, которые никогда не затянутся, никем не заполнятся. Как ей жить со всем этим?
- Он больше не пахнет им… - Собравшись с силами, Найроби проговорила это, а после вновь опустила голову, носом уткнувшись в морду игрушки, попутно делая глубокий вдох, доказывая себе свои же слова. Ее руки плотнее прижали игрушку к телу, не желая выпускать из объятий. Она представляла, что это ее сын. Что все это закончилось. Что они смогли уехать вдвоем так далеко, чтобы никакая полиция не нашла их. Что наступило их «долго и счастливо». Но это были лишь ее мечты. И вряд ли они осуществятся.
-Найроби….- Моника прервала тишину, которая повисла между девушками. Ее голос был нежным и тихим, - Они сделали это, чтобы тебя обидеть, - Она села рядом с Найроби, то и дело глядя на нее. Было видно, что светловолосая пыталась всячески поддержать подругу, но это не очень выходило.
-Я знаю, - Взгляд темноволосой тут же перебежал на Стокгольм, а сама Найроби закачала головой, - Теперь мне очень хреново, потому что сейчас я хочу только одного, –В этот момент девушка запрокинула голову вверх, не давая скопившимся слезам ринуть вниз по щекам. Рукой она быстро смахнула слезы, вновь посмотрев на Монику, - нюхать моего сына…..- Продолжила она, понимая, что она больше никогда не сможет сделать это. Ее душа сейчас кричала так, что только глухой не смог бы услышать ее, - Я плохая мать, - Найроби сама сделала вывод. И самое главное, что она не могла оспорить это. Зачем лукавить и говорить, что она – мать года? Если для кого-то она и была матерью мечты…То это очень хреновые мечты.
- Нет, -Кудряшка не собиралась мириться со словами темноволосой и, видимо, хотела доказать ей обратное… Да вот только аргументов у нее не найдется. Она заведомо проиграла в этом споре, -Нет, Найроби, ты была той, кем была. И ты заплатила за это большую цену…- Ее взгляд упал на игрушку, которая все еще была в крепких объятиях Найроби, - И расплачиваешься до сих пор.
- Ты ничего не знаешь, - С губ девушки вырвался смешок. Думаете, она ликовала? Нет. Это была защитная реакция, чтобы скрыть все то, что творилось внутри. Угомонить ту боль, которая потоком рвалась наружу, - Знаешь, что я сделала с этим мишкой? Мне так стыдно, что даже Хельсинки не знает этого, - Она опустила взгляд в пол, не желая вспоминать того, что творила тогда. Если бы ей дали машину времени, девушка обязательно вернулась бы в то время и сделала бы все иначе, - Когда мне звонили для покупки наркотиков, я водила своего сына в парк.. – Она рассказывала это, попутно вспоминая все до мельчайших подробностей, - Я его одевала, он садился в коляску, я давала ему мишку… - На этот моменте она отрицательно закачала головой, будто вовсе не она делала это. А если и она, то у нее явно было помутнение рассудка. Иначе, как она могла вытворять такое? - А внутри мишки я прятала таблетки, кокаин, героин и другие вещи.. – Она посмотрела на Монику, у которой глаза блестели из-за слез, но и она не выдержала. Кристально чистые капли тут же покатились вниз, оставляя мокрые следы за собой. А чего ждала Найроби от нее? Поддержки? Слов о том, что та права? Наивно полагать, что кто-то сможет оправдать такую мать. Сама заварила все это, а теперь расплачивается, - Вот как я гуляла с ребенком. Я использовала его для сделок. Они забрали его у меня. И правильно сделали, - Последнюю фразу она еле выдавила из себя. Указательным пальцем левой руки она провела по носу медведя, стараясь натянуть хоть какую-то улыбку на свое лицо, но этого не получилось.
После исповеди Найроби, Стокгольм ничего не говорила. Она лишь взяла ее за руку, крепко сжав ее. В этот момент все слова были лишние. Говорить можно сколько угодно, но одно действие способно перечеркнуть все. Темноволосая в ответ сжала руку кудряшки. Она чувствовала некое тепло в этом действии. Может быть руки Стокгольм и не решили всех проблем, но на секунду жизнь Найроби стала проще.
