Серый рассвет холодной сибирской осени. Первая волна работающего люда схлынула, а вторая, которой на работу на час позже, еще не появилась. И пусто во дворе старой пятиэтажки, где уныло гнутся под ветром голые тополя и березы, настоящим лесом заполнившие двор.
Хлопнула дверь подъезда, пожилая женщина несет ведро с мусором в дальний конец двора, к трем грязно-ржавым контейнером под мусор. Она почти дошла до этих самых контейнеров и вдруг нерешительно остановилась. Мужчина неопрятного вида, присев на корточки, то ли что то искал, то ли собирал.
Женщина сделала еще два шага и увидела поразившую ее напрочь картину. Мужик грязным пальцем, почти черным, выбирал из банки остатки повидла. Жадно облизывал, не замечая, что за ним наблюдают. И вдруг, что то почувствовав, резко обернулся, встретился взглядом с глазами женщины, полными осуждения и брезгливости. Он медленно выпрямился и сделал пару шагов в сторону, уступая место.
Женщина опрокинула ведро в бак, хотела было уйти, но глянув на молодое лицо бомжа, не удержалась и зло бросила:
- Как не стыдно такому молодому, и так жить? – и уже было пошла, но ее остановили слова, брошенные парнем:
- Что вы знаете про мою жизнь? Вам бы только осуждать и на людей кидаться.
Женщина повернулась к нему и спокойно сказала, глядя прямо в глаза:
- Ты человек? В твои годы на помойке промышлять?
Парень сделал к ней шаг, остановился в метре и, не отводя взгляда, ответил:
- У меня вместо документов справка об освобождении. Два месяца назад вышел из зоны. Денег нет, и я всегда хочу есть. Может, поможете паспорт сделать или деньгами, а то и угол для проживания отведете? А если не можете, то и осуждать не надо. Последнюю неделю я не помню, что нормальное ел.
Женщина смутилась, но от своего не отступила:
- Работу всегда можно найти, было бы желание.
- Согласен, можно, но только по разумению тех, кто ее не искал. Вот только после общения с некоторыми работодателями снова на зону хочется.
- Я не знаю, как в городе, а в нашем кооперативе дворника нет, никто не хочет мести двор. Все считают, что достойны гораздо большего, а так ли оно?
- Простите, мадам, я не из тех. Я хватаюсь за любую возможность заработать. Вот собираю банки и бутылки. Банки мою и отдаю женщинам соседнего дома, за что мне разрешают ночевать на одной из площадок пятого этажа, где более – менее тепло. Банки берут бесплатно, и ни одной милой хозяйке в голову не пришло, дать кусок хлеба. Смотрят как и вы брезгливо.
Женщина не нашлась что ответить, просто повернулась и пошла к дому, где за обитой железом подъездной дверью тепло, спокойно, благополучно. Но эта встреча оставила свой след, женщина расстроилась. Заныло сердце, вдруг не пожелавшее успокаиваться от валерьянки, а латинский сериал не увлек своими любовными сюжетами и интригами. Перед глазами постоянно всплывало лицо этого молодого бомжа, светлые глаза которого смотрели с горькой усмешкой. И слова, больно ударившие по сердцу. Мол, не можешь помочь, то и нечего осуждать. И еще одна мысль не давала покоя: что творится в этом мире, если такая молодежь шарится по помойкам. Душа ведь болит за своих детей и внуков.
А молодой бомж, в миру Василий Чупров, еще недавно зэк, с «погонялом» «Туляк», собрал стеклотару и понес ее мыть на берег могучей сибирской реки. Так сказать, приводить товар в товарный вид.
От неожиданной встречи с пожилой женщиной осталось чувство полной безнадеги, которую усиливала ледяная вода реки, сводящая до онемения пальцы рук. Вот-вот наступит зима, которая в этих краях ранняя и суровая. И не дай Бог лишиться теплого угла на лестничной площадке, тогда еще одно испытание на прочность ему обеспечено. И как мало осталось воли к сопротивлению.
Он, конечно, немного слукавил перед женщиной. И выбор есть, и проблема его вполне решаема. Все можно изменить одним махом. Он намертво запомнил адресок, подкинутый «братвой» на зоне. Всего-то дел сесть на троллейбус и проехать на дальнюю окраину города. Просто проехать, но этот маршрут навсегда определит его судьбу. «Туляк» ясно представлял, что его там ждет.
Адресок подкинули так, как бы мимоходом. Мол, парень ты крутой, на зоне был уважаемым человеком и на воле устроишься легко и просто. Но коли масть вдруг не пойдет, вдруг будет что-то не так, так заскочи к хорошим людям. Там помогут, обогреют.
Все это так. И обогреют, и накормят. Вот только ничего просто так не бывает, особенно в их среде. И этот «грев» придется отработать по-любому. А хорошо зная «братву», подкинувшую адресок, очень понятно, какая будет отработка и какой срок за нее. Рецидив есть рецидив. Первый срок за тяжелые телесные, и тогда уже точно неизвестно, через сколько лет представиться возможность помыть руки в этой стылой речной воде. И представится ли вообще. Пока есть хоть малейшая возможность продержаться, надо забыть про этот адрес. А на сегодня решить локальную задачу. То ли пожрать на вырученные от бутылок деньги, то ли добавить к ним «заначку» и помыться в одной из заводских общаг, отдав вахтерше все сбережения.
Начинался новый день, а с ним новые проблемы, накатывающие, как ком липкого мартовского снега. Но в это морозное осеннее утро с тусклым сибирским солнцем удача чуть-чуть улыбнулась парню.
Во-первых, киоск стеклотары был открыт, и бутылки ушли «влет». А во-вторых, шагая проходными дворами, «Туляк» увидел молодую женщину, которая вывешивала во дворе постиранное белье. Выждав мгновение, когда за ней захлопнулась дверь подъезда. Одним махом, тормознувшись на секунду, снял с веревки мужские вещи: спортивные брюки и рубашку с футболкой. И тут же мгновенно исчез сто раз хоженой дорогой. Через десять минут, рассматривая добычу, он уже знал, как поступит. Его путь лежал к семейной общаге, где на первом этаже пять душевых кабинок, с всегда горячей водой.
И опять повезло, на вахте дежурила женщина, слегка ему сочувствующая. Что, правда, не мешало ей брать замусоленные рубли в обмен на услугу быта. Вот и теперь, положив деньги в карман синего халата и все же чувствуя некоторую неловкость, отдала парню приличный обмылок серого мыла и разовый бритвенный станок. А самое главное, не донимала стуками в дверь, требуя ускорить помывку. И Василий больше двух часов изнывал от блаженства под горячей водой, скреб себя тупой бритвой, убирая с тела всю растительность. Пока мылся, на батарее подсыхали чужие шмотки и свои постиранные трусы.
Вышел из общаги Чупров счастливым. Удивляясь, как мало надо человеку. Радость не пропадала даже от того, что в кармане нет ни гроша. И где, когда и что он съест сегодня неизвестно.
А удача еще чуточку растянула в улыбке губы. Она нет, не улыбалась, скорее кривилась, но и этого на сегодня было достаточно. Подвернулась работа в шашлычной у «азеров», где он три часа колол дрова. Шашлыками, конечно, не накормили, как и не дали денег, но зато вволю похлебал острого и горячего супа «харчо». Да еще прихватил несколько кусков белого хлеба в карман. Казалось, что наелся на неделю. От сытости даже немного опьянел. И теперь шел по городу с высоко поднятой головой, не упирая взгляд в землю. От избытка чувств постоянно снимал черную вязаную шапочку, поглаживая до блеска выбритую голову и щеки, беззлобно сетуя на себя, что умудрился порезаться в нескольких местах тупой бритвой. Адресок на далекой окраине остался на сегодня невостребованным, но и возвращаться на ночлег в подъезд не хотелось до тоски смертельной. Как не хотелось больше чувствовать себя грязным как телом, так и душой. Очень не хотелось становиться частью грязи. Чуть-чуть хорошего и вся человеческая суть начинает бунтовать при одной мысли о возврате в прежнее состояние. И если сегодня и завтра он точно не поедет на далекую окраину, то через неделю неизвестно. Уж больно достало его такое бытие. А с приходом настоящих сибирских холодов страх все сильнее и сильнее будет разъедать душу, парализуя волю и наполняя холодом безнадеги все существо. Рвануть бы домой за Урал. Там хоть зима помягче. Вот только в родном городке его никто не ждет. Старшая сестра забрала мать к себе в другой город, после того, как сожгли их дом. Так отомстили родственники покалеченного «Туляком» парня. Обещают с ним разобраться, если появится. И это случится наверняка. Родственников много у той стороны. И никого сейчас не интересует, кто был тогда прав, а кто виноват.
И еще одна мысль не покидает голову. Уж коли случится снова вступить на тропу криминала, то первое, что он сделает, это навестит «азеров», которые расплатились за его работу супчиком. Про шашлыки речь не шла, но и про «харчо» вместо денег тоже.
Вот отмыл он тело, и заметалась душа. А от ее метаний, кажется, он становится все ближе к местам не столь отдаленным, откуда совсем недавно вышел.
Прошла неделя, и парень снова появился у мусорных баков. Жить надо как-то. Теперь каждое утро, в одно и то же время, женщина выносит мусор. И каждый раз берет с собой увесистый бутерброд, заворачивая его в чистую салфетку. И когда они встретились, у женщины потекли слезы при виде, как ее новый знакомый жадно, почти не жуя, проглотил эту незатейливую пищу. А отданная десятка с пенсии накатила уже пелену на глаза уже парня. Он отвернулся, пробормотал спасибо и ушел. Две слезинки пробили на грязном лице светлые полоски.
В этот день Василий не покидал теплой площадки, слава Богу, что его не трогал никто из жильцов. Он купил булку белого хлеба и жевал, не останавливаясь. Хотелось, конечно, помедленнее, чтобы продлить удовольствие. Он не замечал, что у него все время текут слезы. Холод, голод, безнадега и жуткая тоска. Впереди тупик и никакого просвета. Если его выгонят из этого подъезда, что делать дальше, он не знает. Но не в бомжатник теплотрасс, ни тем более за решетку он не пойдет. Это точно. Может купить бритвочку и решить все проблемы разом, поставив точку в своей неудавшейся жизни. Мысли все прекратить разом все чаще и чаще лезут в голову. Но чувствуя свое сильное тело, он противится им. Он ведь не слабак. И еще может сопротивляться, бороться за свое место под солнцем.
Но оскал, похожий на улыбку, судьба вроде не стерла со своего лица, а наоборот, растянула улыбку чуть шире. На следующее утро он узнал от женщины, вновь встретившей его на старом месте, что может приступать к работе дворника в их кооперативном доме. А самое главное, после обеда может получить у председателя кооператива тысячу рублей аванса.
Василий такого не ожидал. Судьба ему точно улыбалась, с трудом разлепив свирепо сжатые годами губы. Боже праведный, за что такое счастье. У него будут деньги всего за то, чтобы промести дорожки вокруг дома. За небольшие деньги он будет держать этот двор в идеальной чистоте.
До обеда парень не мог найти себе места. Не мог заставить себя присесть на минутку, накручивая по микрорайону километры. Не верил, что в его судьбе может что-то измениться в лучшую строну. А произошло все обыденно и просто. В комнатке правления кооператива, женщина-председатель, такая же пожилая, как и та, что его сюда привела, спокойно отдала десять бумажек по сто рублей. Забрала справку об освобождении, довольно мятую и грязную. А еще вручила ключ от подвала, где хранится инвентарь дворника.
Василий стоял во дворе дома, в одной руке деньги, в другой ключ. Он чувствовал себя полноправным членом общества. Его признали человеком эти две пожилые женщины.
А потом Василий устроил себе праздник жизни. Не откладывая на потом, он два часа махал метлой. Не ради чистоты, а чтобы скорее примелькаться жильцам, скорее стать своим, чтобы не выглядеть в этом дворе чужеродным элементом. После снова душевая в общаге, и состояние чистоты уже не кажется чем то сверхъестественным. Белый хлеб и две банки камбалы в томатном соусе на ужин показались ему пищей Богов.
Этой ночью на теплой площадке пятого этажа, в дремоте, прислонившись к теплой батарее, он мечтал только об одном. Лишь бы судьба позволила ему использовать этот шанс на сто процентов.
А возможности открывались с каждым днем все новые и новые. Теперь не надо ночевать на лестничной площадке, присев на корточки, просыпаясь каждые десять минут. Теперь его постель в том же подвале, где хранятся метлы и лопаты. На чьем-то широком, как нары, деревянном ящике с картошкой. В этом подвале так же тепло, как и на приютившей его площадке.
Судьба не убирала скосоротившую губы улыбку. А наоборот растянула ее от уха до уха. Но губ не разлепила, не спешила улыбнуться легко и по-доброму. Не спешила увести парня подальше от края пропасти, имея на него какие то свои виды.
А жизнь с каждым днем все улучшалась и улучшалась. Теперь Чупрова знает весь дом. А пожилые люди величают парня по имени-отчеству, видя, как в лучшую сторону преобразился их двор в смысле чистоты. Василий не чурается ни какой работы, а ее в доме хватает. От картошки, которую надо перебрать, до перетаскивания мебели и помощи местным слесарям-электрикам. Работа – это очень хорошо, это дополнительные рубли – десятки к его окладу дворника.
Со слесарями-электриками установились вообще дружеские отношения. И Василий переехал на раскладушку в щитовую, где светло, чисто и даже по-домашнему уютно. Правда, есть одно маленькое неудобство. После удачно «сбитой шары» щитовая превращается в питейное заведение. Где гульба идет крутая, на которую собираются не самые лучшие люди этого дома.
Василий не пьет. Помнит-то отлично, что по-пьяни натворил. И эта его трезвость вызывает у компании выпивох полное непонимание, а иногда и сильное раздражение. Но разве это проблема, тем более, что гулянки случаются не так уж и часто. Можно и потерпеть за теплый угол, когда на улице свирепствует мороз. Теперь и участковый не так страшен с постоянными проверками. Местная паспортистка должна вот-вот сделать ему паспорт, и тогда сам черт ему не брат.
Прошел январь и уже чуточку потеплело, хотя до настоящего тепла ох как далеко. Теперь Василий, кроме основной работы дворника зачислен в бригаду слесаря и сантехника. Они занимаются ремонтом всего и вся в соседних четырех домах. По деньгам теперь выходит совсем неплохо, он уже и приоделся прилично.
Общаясь с жильцами, просил не выкидывать старые вещи, а отдавать ему. И отдавали, правда, старые и ненужные с точки зрения бывших владельцев, а для него, можно сказать, шикарные. Он теперь щеголяет в кожаной меховой куртке, покрой которой вышел из моды. Опять же, с точки зрения бывшего владельца.
Пора бы сменить щитовую на более приличное жилье. Напарники уже всерьез косятся на непьющего подельника, отсвечивая на его фоне не с лучшей стороны. И есть на примете одинокая женщина в двухкомнатной квартире, которая при встрече ему мило улыбается.
Но Василий все ни как не может решиться сделать этот шаг. Надо сначала паспорт получить. Поссоришься с женщиной, потом проблем не оберешься. Ведь срок помогла получить его подружка. Из-за нее один отправился на зону срок мотать, другой стал инвалидом. Так что с этим надо обождать.
А из щитовой надо выматываться, и чем скорее, тем лучше. У электрика нелады в семье. И он почти каждую ночь ночует здесь, налившись водкой до невменяемости. И в пьяном угаре смотрит на «Туляка» с ненавистью, потому что тот отказывается поддержать компанию, поговорить по душам, а это самое обидное. Бич бичом, а корчит из себя черт знает что.
Электрик хотел открыть глаза и не смог, лицо так опухло, что веки не смогли разлепиться даже в маленькую щелочку. Он ничего не помнил, но смутное чувство страха наполняло душу, едва он чуть-чуть пришел в себя. Кое-как, ориентируясь на яркий свет лампочки у электрощита, он приподнялся и пополз в его сторону. Ощупью нашел стол и на нем бутылку, в которой плескалось чуть-чуть на донышке. Выглотнул остатки прямо из горла. Водки хватило, чтобы немного прийти в себя и наконец разлепить глаза. И лучше бы он их никогда не открывал. Вся щитовая была залита кровью. А у самого выхода, на ступеньках, лежал дворник, голова которого неестественно откинулась назад, открывая на шее страшную рану.
Нашлись две недопитые бутылки водки, которые снова унесли его в тяжелое пьяное забытье, где нет проблем, пока не отрезвеешь. Ближе к обеду в щитовую заглянул слесарь, похолодел от ужаса и через пять минут вызвал милицию. А еще через час у подвала собрались почти все жильцы дома. Электрика увезла милиция, отрезвевшего и сразу ставшего седым. Плакали собравшиеся женщины, плакала паспортистка. Причитая, что со дня на день у парня был бы паспорт.
Кто знает какие еще у убитого были грехи неподъемные, если судьба согнала с лица улыбку и снова свирепо сжала губы...
С уважением к своим читателям и подписчикам,
Виктор Бондарчук