Сегодня, в великую пятницу в храмах звучат слова из Апостола от Первый час Гал.6:14-18 /215-/.
14 А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира. 15 Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь. 16 Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию. 17 Впрочем никто не отягощай меня, ибо я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем.
18 Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братия. Аминь.
Комментарий
Какие странные слова говорит нам апостол Павел! Как можно хвалиться насильственной смертью любимого человека? Разве это не за гранью допустимого?
Но не просто так именно крест – а не что-то другое из земной жизни Иисуса – стал главным символом христианства.
Богомудрые святые отцы назовут распятие Иисуса «божественным кенозисом» – умалением Божества до предела, крайней степенью Божественного смирения. Бог не останавливается ни перед чем, чтобы только вывести человека из рабства греха и смерти. Он отдаёт Себя целиком, без остатка, вместо всего человечества, обречённого на погибель. Он, будучи безгрешен и непорочен, вбирает в Себя весь тот леденящий душу холод зла, который насобирал людской род тысячелетиями – и, словно обвешенный неподъёмными грузами, ныряет на самую глубину адского нутра.
Он делает Себя вместо нас – ответчиками за всё то, что даже мы сами себе зачастую простить не можем. Он берёт нас на «поруки» – прекрасно понимая, что нам самим такой груз не вынести, Он взваливает бремя нашего греха на Себя и освобождает нас от этого давящего гнёта. И всё это выражено одним образом – Крестом Господним. Разве можно таким Богом не хвалиться?...
Но апостол не останавливается только на похвале: он двигается дальше. Для него Крест Христов как символ Божественной любви становится своего рода очками, сквозь которые он смотрит и вокруг себя, и на самого себя. Он постоянно помещает Крест перед мысленным взором и задаёт себе вопрос: а вот что это значит, когда Сам Бог за меня умер на Кресте – чтобы я жил? Стоило ли Богу становиться человеком и мучительно умирать, чтобы я мог жить в сладости и довольстве? А как я потом Ему в глаза посмотрю? Он-то для меня всё сделал, до самого предела – а я что? Тут же просто «спасибо» не скажешь, оно будет звучать едва ли не как насмешка… За тебя жизнь отдали – а ты – «а, хорошо, спасибо, благодарствую?»…
Сегодня апостол призывает нас к значительно большему. Он предлагает нам увидеть в Кресте Христовом не только жертву ради каждого из нас – но и своего рода первооснову всего Божественного бытия, некий принцип, на котором всё и стоит. Сораспятие Христу – это не попытка бороться с жизнью, а, напротив, единственный способ утверждения её. Не с жизнью борется христианин, отказываясь от греха, противостоя искушениям, упражняясь в доброделании.
Имея в нашем сознании спутанные, перемешанные друг с другом представления о правильном и ложном, должном и недопустимом, святом и греховном, только через призму Креста Христова мы научаемся различать одно от другого. Апостол призывает нас стать соработниками Богу, разделить с Ним честь быть со-творцами этой ежесекундно ткущейся ткани бытия – только если для нас Его Крест не будет бесплодным. У преподобного Исаака Сирина есть потрясающая мысль: смирение – это риза Божества.
Продолжая его мысль, хочется так сказать: всё то, что мы видим и слышим, вся человеческая история, да и каждый из нас – не более, чем узор на этой ризе. Но убери ткань – и узор исчезнет. Только потому и возможен узор, что есть, на что его нанести. Мы только потому и живы, что есть Крест Христов как основа, фундамент всего мироздания.
И продолжая образ ткани, хочется так сказать: только понимание природы материала позволяет краске узора надёжно держаться на ткани: какой бы ни казалось яркой и привлекательной краска – если она не соединится с основой, от неё быстро и следа не останется. Только понимание Божественной природы любви и смирения научает нас правильно относиться ко всему, что мы думаем, желаем, делаем.
Помоги же всем нам, Господи, не только в эти последние дни Страстной Седмицы иметь видимый образ Твоей любви к нам перед глазами, но и научиться вместе с апостолом с радостью отдавать свою жизнь без остатка служению Тебе – становясь соучастниками и в Твоём распятии, и в Твоём воскресении!
Шестой час Лк.23:32-49.
32 Вели с Ним на смерть и двух злодеев. 33 И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону. 34 Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают. И делили одежды Его, бросая жребий. 35 И стоял народ и смотрел. Насмехались же вместе с ними и начальники, говоря: других спасал; пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий.
36 Также и воины ругались над Ним, подходя и поднося Ему уксус 37и говоря: если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого. 38 И была над Ним надпись, написанная словами греческими, римскими и еврейскими: Сей есть Царь Иудейский. 39 Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас.
40 Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? 41 и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. 42 И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! 43 И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.
44 Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: 45и померкло солнце, и завеса в храме раздралась по средине. 47 Сотник же, видев происходившее, прославил Бога и сказал: истинно человек этот был праведник. испустил дух. 47Сотник же, видев происходившее, прославил Бога и сказал: истинно человек этот был праведник. 48 И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь.
49 Все же, знавшие Его, и женщины, следовавшие за Ним из Галилеи, стояли вдали и смотрели на это.
Комментарий
История с двумя распятыми рядом со Христом разбойниками заставляет задуматься над вопросом: что же такое «память Божия» – о которой благоразумный разбойник просит Иисуса – «вспомнить его, когда Он окажется в Царствии Божием»? Но разве Бог может забывать?…
Невозможно помнить то, чего не было. Трудно запомнить человека, который неотличим от толпы. О таком говорят – он слился с толпой, стал от неё неотделим. И в этом предсмертном возгласе распятого разбойника слышится потрясающее до глубины души утверждение: Господи, я – есмь, я хочу быть – причём быть с Тобой рядом, не сам по себе, и не в безликой толпе! Как же это контрастирует с позицией другого разбойника, который смотрел на Иисуса только как на инструмент, как на возможность снова вернуться назад, во вчера, в ту самую сладкую жизнь греха и преступления, из которой его вырвали!
Его внутреннее состояние можно выразить таким словом: я – был, и я весь – там, во вчерашнем, ещё до ареста, до приговора, там, когда мне было хорошо – и я снова хочу именно туда! Потому что только я сам знаю, что для меня – хорошо!
Две позиции: я – есть, и я – был. Но у благоразумного разбойника есть ещё и другая глубина: я не просто «есмь», я есмь именно теперь, оказавшись рядом с Тобой, Господи! Я есмь постольку, поскольку Ты, Господи, есть! Без Тебя мне не быть: Ты и есть единственная моя надежда, последнее упование, вера Тебе – спасительная ниточка, вытягивающая из ада отчаяния и погибели!
И эта несомненная вера в то, что такой же распятый Иисус, как и сам разбойник, несмотря на страшные муки предсмертной агонии – будет жить и после неизбежной смерти – убеждает нас в одном: перед нами – потрясающий прыжок веры, который смог совершить человек буквально при последнем издыхании!
Как же важно научиться не осуждать никого – даже самого закоренелого в своих грехах преступника, даже того, над кем явным образом вершится наказующий Суд Божий! Только Один Бог знает, что творится в душе у человека, какие тренируются духовные мышцы, которые однажды могут помочь совершить такой прыжок – о самой возможности которого многие даже не догадываются!
Помоги же всем нам, Господи, почаще размышлять о том, что только Ты способен наделить нас собой, только рядом с Тобой мы обретаем своё настоящее лицо – не личину, не маску, не одну из множества ролей – а то самое лицо и имя, которое в памяти Божией уже не исчезает во веки!