От редактора:
Это заключительная часть документальной книги "Вира якорь!", автор которой - мой папа, Егоров Владимир Николаевич - штурман дальнего плавания, капитан-лейтенант запаса, в советское время ходивший на Кубу, в Индию, Африку, Сирию и многие другие страны, переживший такие приключения, по которым можно снимать блокбастеры, спасший за годы своей работы множество жизней и неоднократно спасавшийся сам.
Средиземное море. Часть 5
Контакты с военными-натовцами, особенно с американскими, были довольно плотными. Все как на морской войне, только без выстрелов.
Однако один раз без выстрелов не обошлось.
Это было 6 сентября 1974 года. Мы шли от Крита на юг Испании в Кадисский залив для передачи запасов продуктов и воды на разведовательный корабль «Вал». Я был еще третьим помощником. На моей вечерней вахте, когда солнце уже готово было закатиться, мы с вахтенным матросом заметили, что из-за горизонта нам навстречу выплывает большое судно, по силуэту — военный корабль. Где-то через полчаса мимо нас на встречном курсе на расстоянии 2—3 кабельтовых прошел американский крейсер Little Rock (Литл Рок), что в переводе означает «Маленькая Скала». Эта маленькая скала, как мне показалось, была очень большим артиллерийским крейсером времен 2 мировой войны.
Солнце уже село, начинались сумерки. Но с такого небольшого расстояния я разглядел в бинокль все, что мне было нужно для донесения в штаб.
Флаг мы с заходом солнца опускать не стали, чтобы американские вояки могли нас опознать. Танкер наш после многочисленных швартовок в море для бункеровок был изрядно обшарпан по бортам, которые к тому же были в потеках ржавчины. Судно было старого образца, а ведь примерно так выглядели в то время многочисленные греческие танкеры знаменитого судовладельца Онасиса (кстати, это второй муж вдовы Джона Кеннеди). К тому же, славянские буквы, которыми было выполнена надпись на нашем борту, очень похожи на греческие. А флаг наш американцы, как я понял, в сумерках не разглядели.
Крейсер прошел мимо нас, тут же лег на циркуляцию, обогнал нас с правого борта, лег поперек нашего курса и застопорил ход. На военно-морском языке это означает «Требую остановиться».
По-хорошему, мне бы следовало вызвать капитана на мостик. Но мы, штурмана, уже привыкли все решать самостоятельно. К тому же капитан, обветренный как скалы (или, как мы его называли, просто «Обветренный»), как обычно отдыхал пьяный в своей каюте. Что он может скомандовать, когда подымется на мостик — даже Богу неизвестно. Может, прикажет таранить крейсер. Или тут же, отдельно взятым танкером, объявит войну Америке. Поэтому я просто отключил авторулевой, переложил вручную руль 15 градусов вправо и, спокойно обогнув крейсер с кормы, лег на прежний курс.
Американцев, видимо, удивил этот простой, но неожиданный маневр. Они опять дают ход, описывают циркуляцию вправо и снова ложатся поперек нашего курса. Я теперь уже перекладываю руль влево, огибаю опять крейсер с кормы и снова ложусь на прежний курс.
Тут я все-таки позвонил капитану: «Юрий Сергеевич, тут американский крейсер опасно маневрирует вокруг нас, пытается нас остановить. Может быть подниметесь на мостик?». На что капитан довольно связно ответил: «А флаг у нас висит? Тогда идите своим курсом!» — и повесил трубку.
Американцы тем временем поняли, что останавливаться я не собираюсь. И вспомнили, что у них есть пушки. Крейсер ложится на параллельный курс в расстоянии от нас метров 300—400, разворачивает орудия одной башни и шарахает из них по воде прямо по нашему курсу метрах в ста.
Звук был такой, как будто небо над нами раскололось пополам. Мне показалось, что танкер, как от удара, присел в воду. По ощущениям, калибр миллиметров 120, не меньше.
Тут же звонок из машинного отделения: «Что у вас там за грохот такой? Нам в машинном отделении уши заложило». Это понятно: по воде звук распространяется лучше, чем по воздуху. Отвечаю: «Да ничего пока страшного, американцы из пушек стреляют». — «По нам что ли?» — «Да пока нет».
То, что можно дать «Стоп» и остановиться, мне как-то даже в голову не пришло. Не так мы были воспитаны.
Звоню капитану: «Может быть вы все-таки поднимитесь на мост? А то они тут уже из пушек палят». «Ну ладно, сейчас», — недовольным тоном отвечает Обветренный.
Пока капитан не спеша поднимался, ожила УКВ-радиостанция (видно американцы вспомнили, что кроме пушек у них есть радиосвязь) и заговорила по-английски: «Греческий танкер, греческий танкер, немедленно остановитесь!». Я сразу понял, что американцы слегка ошиблись, поэтому и ведут себя так.
Беру трубку УКВ: « Танкер Красноводск на связи! Что вы хотите?».
Они еще не врубились в ситуацию и снова очень уверенным тоном: «Греческий танкер, немедленно застопорите ход!».
Я постарался быть предельно вежливым: «Американский крейсер „Литл Рок“, с вами разговаривает третий помощник с русского танкера Красноводск».
Противник сгоряча хотел что-то мне еще приказать и уже нажал тангенту на своей трубке, но тут, видимо, до него дошло, что это русские. Челюсть у него заклинило, но рука продолжала судорожно сжимать тангенту, так что мне было слышно, что у них происходит в боевой рубке: несколько секунд стояла гробовая тишина, потом чей-то отдаленный возглас: «What? Russians?!» (Что? Русские?!) Еще через несколько секунд гомерический хохот десятка голосов и все смолкло — американец опомнился и разжал руку на тангенте трубки.
Мы продолжаем идти своим курсом. Они молчат, я тоже молчу. А самому, конечно, любопытно, как они выйдут из этого некрасивого положения. Они же наверняка знают, что «Красноводск» в составе нашей эскадры, а палить по кораблям условного противника вроде бы рановато.
Прошло несколько минут в вежливом молчании. И вот в эфире раздается тот же голос, но уже со сладкими интонациями: «Советский танкер Красноводск, скажите, пожалуйста, куда вы следуете?». Как же, скажу я вам! Отвечаю: «We are going to the port of destination». (Мы идем в порт назначения). Пауза. Следующий вежливы вопрос: «Сообщите, пожалуйста, какого рода груз у вас на борту». Я в том же роде: «На борту груз согласно коносаменту».
На этом разговор окончился: «Mister 3-rd mate, lucky voyage for you!». (Мистер 3-й помощник, счастливого вам плавания!») Я пожелал ему счастливой службы.
Крейсер отвалил вправо, поставил башню с пушками в диаметральную плоскость и пошел своей дорогой.
И тут на мостик заходит капитан в одних трусах. Ложится животом на леер правого крыла мостика. Затуманенным взором смотрит вслед уходящему в темноту крейсеру и говорит мне: «Вы его название увидели? Запишите в журнал! Я завтра в штаб радиограмму дам!». Погрозил пальцем крейсеру и пошел спать. Битва была выиграна нашим капитаном без единого выстрела.
Мой вахтенный матрос Ваня Савчук — в детстве белорусский партизан — во время этого морского боя не проронил ни слова. А теперь закурил и сказал: «То немцы нервы портили… Теперь американцы. Когда это кончится?».
Через много лет я с удивлением услышал по телевизору, что после облета нашим бомбардировщиком американского эсминца в Черном море чуть ли не половина его команды подала рапорта на увольнение из военно-морского флота США. А у наших моряков тот случай никаких чувств, кроме юмора, не пробудил. Разное воспитание.