Вторая половина октября принесла похолодание. Хмурое небо порождало мелкий, почти невесомый дождь. Этим ненастным утром в Колькину дверь постучали.
- Кого это принесла нелегкая? Спать бы дальше в такую погоду. Как на работу не хочется! – подумал Колька и нехотя открыл дверь.
На пороге стояла Зоя Ивановна, неловко прижимая к груди старый дерматиновый чемодан коричневого цвета, произведенный еще в советские времена.
На женщине лица не было. Бледная, как мел, с потухшими глазами, с опущенными плечами – Зоя Ивановна казалась постаревшей на добрый десяток лет.
Колька испугался. Так, что сон как рукой сняло.
- Что она про меня знает? Про то, что это я отравил ее собаку? Но откуда? – мысли метались в голове, но ответов не было.
Между тем Зоя Ивановна произнесла слабым голосом:
- Коленька, возьми лопату, помоги мне! Здесь, в чемодане, тельце моей Сильвочки, она умерла сегодня ночью. Я мимо твоего дома иду, в лес, похоронить мою девочку. Но я поняла, что одна не справлюсь – самочувствие оставляет желать лучшего.
Идем, поможешь закопать ее под самым красивым кустиком бузины!
- И-и-идемте… - крайне растерялся Колька. Он зашел в сарай, взял лопату, и двинулся следом за расстроенной женщиной.
Зоя Ивановна шла, низко опустив голову, а мозг ее лихорадочно работал:
- Да, это он. Вначале резко испугался, даже вздрогнул. Когда сказала ему о гибели своей собачки – не удивился и ничего не спросил. Нормальный, то есть ни в чем не повинный человек, обязательно бы поинтересовался, что произошло с собачкой. И выразил бы свои соболезнования. А этот… гляди – ка, развеселился!
У Кольки и впрямь поднялось настроение:
- Она ни о чем не догадывается. Да и откуда бы? А у меня снова все получилось. На этот раз с лучшим результатом – подохла, тварь маломерная, ха-ха-ха! Однако, причитает училка здорово, надоела уже…
Зоя Ивановна действительно причитала. Она вспоминала Сильвию. Говорила о том, какая та была красивая, умненькая и молоденькая – три годика всего, жить да жить! Вспоминала, сколько радости дарила ей кроха. Как она любила жевать зеленую травку в палисаднике, грызть специальные лакомства, есть понемногу творог и сыр.
- Что за изверги отнимают жизнь у таких беззащитных малышей! Они ведь и так живут значительно меньше нашего, зачем же еще укорачивать их век? Трех килограммов крошка не весила, ела порции, величиной с грецкий орех. Но все равно помешала кому-то, дорогу перешла…
Зоя открыла чемодан, достала крохотное собачье тельце, завернутое, как веретено, в кружевную накидку. Мордочка была предусмотрительно закрыта – лишь выбивались отдельные прядки шерстки – золотистые и серебряные. Да хвостик безжизненно свисал вниз.
Бросила острый взгляд на Николая, потекли мысли:
- Напрасно я стараюсь! У него в душе ничего не дрогнуло, глаза пустые. Я мечу бисер перед свиньями, пора завершать!
Она в последний раз прижала к груди сверток, опустила его в выкопанную Николаем ямку, и торжественно произнесла:
- Спи спокойно, родная моя. Ты была добра к детям, ты доверяла людям. Но кто-то отплатил тебе черной неблагодарностью. В моем роду были ведьмы. И вот, сегодня, я заявляю – тот, кто отравил тебя, будет парализован, не сможет ходить. Потеряет разум и закончит свою жизнь на помойке. А перед концом он испытает всю боль, которая достается собаке, отравленной крысиным ядом!
Хрустнула упавшая ветка, громко каркнула ворона, словно подтверждая слова Зои.
Кольке стало неуютно. Ощущение было - прямо мороз по коже. Он повернулся, вскинул на плечо лопату и, молча, зашагал к дому.
Зоя Ивановна посмотрела ему вслед. Собранная, спокойная:
- Такой не раскается. Его не разжалобишь. Тем более, негодяя надо остановить, чтобы не натворил дел непоправимых, страшных…
Зоя Ивановна пришла домой. Без собак было пусто, одиноко. На душе кошки скребли. Она набрала знакомый номер, и ей ответили из далекого города Лакинска:
- Алло…
А нам, дорогой читатель, надо вернуться на пару деньков назад, чтобы понять произошедшее. Итак …