В предыдущей статье мною сделана большая выписка из рассказа "Чужие" В.М.Шукшина в самом начале о дядюшке царя Николая второго великом князе Алексее, назначенным братцем царём Александром третьим генерал-адмиралом — главою и хозяином русского флота.
Сегодня ,мой читатель, многие родители рьяно заставляют своих детей учится и не важно есть ли у ребёнка к тому данные или нет. Важно потом поступить в вуз, а лучше продолжить образование в Лондоне, штатах или на худой конец в Чехии... Вопрос: Зачем??? Если "тёплые" места будут заняты отпрысками подобными великому князю Алексею???
Это конечно же мой читатель не о тех людях, что искренне думают о благе своих детей, а не только о том как бы откуда что урвать по звериному....
Да и имена то у них чисто "русские" : госпожа Мокур, Зинаида Дмитриевна Лейхтенбергская, госпожа Балетта... Впрочем , ладно хоть Романовых перекрестили в якобы русские имена иначе мы бы и произнести то их не смогли. Равно как и вся эта братия по русски плохо говорила, а то и вовсе не говорила. И то право : Зачем???
Так вот далее В.М. Шукшин рассказывает о другом человеке Емельяне.
"И вспомнился мне наш пастух, дядя Емельян. Утром, еще до солнышка, издалека слышался его добрый, чуть насмешливый сильный голос:
— Бабы, коров! Бабы коров!
Как начинал слышаться этот голос весной, в мае, так радостно билось сердце: скоро лето!"
Заметьте, друзья, как о нём вспоминает Василий Макарович "Утром, еще до солнышка, издалека слышался его добрый, чуть насмешливый сильный голос" . Радость и труд нёс этот человек в мир. А многие ли сегодня столь же трудолюбивы как Емельян???
И часто ли случается сегодня что кто то из взрослых своим примером показывает как жить подросткам, как это делал Емельян???
Ловля на Катунь.
"Потом, позже, он не пастушил уже, стар стал, а любил ходить удить на Катунъ. Я тоже любил удить, и мы, бывало, стояли рядом в затоне, молчали, наблюдая каждый за своими лесками. У нас не принято удить с поплавками, а надо следить за леской: как зачиркает она по воде, задрожит – подсекай, есть. А лески вили из конского волоса: надо было изловчиться надергать белых волос из конского хвоста; кони не давались, иной меринок норовит задом накинуть – лягнуть, нужна сноровка. Я добывал дяде Емельяну волос, а он учил меня сучить лесу на колене.
Я любил удить с дядей Емельяном: он не баловался в это дело, а серьезно, умно рыбачил. Хуже нет, когда взрослые начинают баловаться, гоготать, шуметь… Придут с неводом целой оравой, наорут, нашумят, в три-четыре тони огребут ведро рыбы, и – довольные – в деревню: там будут жарить и выпивать.
Мы уходили подальше куда-нибудь и там стояли босиком в воде. До того достоишь, что ноги заломит. Тогда дядя Емельян говорил:
– Перекур, Васька.
Я набирал сушняка, разводили огонек на берегу, грели ноги. Дядя Емельян курил и что-нибудь рассказывал. Тогда-то я и узнал, что он был моряком и воевал с японцами. И был даже в плену у японцев. Что он воевал, меня это не удивляло – у нас все почти старики где-нибудь когда-нибудь воевали, но что он – моряк, что был в плену у японцев – это интересно. Но как раз об этом он не любил почему-то рассказывать. Я даже не знаю, на каком корабле он служил: может, он говорил, да я забыл, а может, и не говорил. С расспросами я стеснялся лезть, это у меня всю жизнь так, слушал, что он сказывал, и все. Он не охотник был много говорить: так, вспомнит что-нибудь, расскажет, и опять молчим. Я его как сейчас вижу: рослый, худой, широкий в кости, скулы широкие, борода пегая, спутанная… Стар он был, а все казался могучим. Один раз он смотрел-смотрел на свою руку, которой держал удилище, усмехнулся, показал мне на нее, на свою руку, глазами.
– Трясется. Дохлая… Думал, мне износу не будет. Ох, и здоровый же был! Парнем гонял плоты… От Манжурска подряжались и гнали до Верх-Кайтана, а там городские на подводах увозили к себе."
А сегодня???
Согласна, мой читатель, разве будет это описание читать мамочка с накрашенными ногтями в полкилометра и сигаретой в зубах сегодня что воспитывает в одиночку пацана или девчушку и даже формально благополучная особа??? Это ведь о жизни и подростка и старика, что повидал на свете и способен передать знания о жизни молодёжи. Да и сегодня если у пятилетнего малыша отобрать телефон так он всем задаст жару нытьём: Скучно... Что говорить о более старших??? Только телефоны то им кто покупает??? Или Запад даром их дарит , да ещё по акции и интернет без платы????
Продолжу. Какой совет даёт Емельян и в ответ не слышит: Я знаю, знаю. Что сегодня не редкость . Не успеешь слово молвить как барабанная дробь летит: Знаю, знаю. И это от мала до велика. Сплошное не уважение ни себя ни собеседника. Или в вашем окружении исключительно воспитанные люди , мой читатель??? Тогда конечно вы просто счастливчик.
Совет Емельяна...
"Эх, и умная была! Вырастешь – бери умную. Красота бабская, она мужику на первое время только – повыхваляться, а потом… – дядя Емельян помолчал, задумчиво глядя на огонек, посипел „козьей ножкой“. – Потом требуется другое. У меня и эта баба с умом была, чего зря грешить.
Бабку Емельяниху я помнил: добрая была старуха. Мы с ними соседи были, нашу ограду и их огород разделял плетень. Один раз она зовет меня из-за плетня:– Иди-ка суда-то!
Я подошел.
– Ваша курица нанесла – вишь, сколь! – показывает в подоле с десяток яиц. – Вишь, подрыла лазок под плетнем и несется тут. На-ка. С пяток матри (матери) отдай, а пяток, – бабка оглянулась кругом и тихо досказала, – этим отнеси, на сашу (шоссе).
На шоссе (на тракте) работали тогда заключенные, и нас, ребятишек, к ним подпускали. Мы носили им яйца, молоко в бутылках… Какой-нибудь, в куртке в этой, тут же выпьет молоко из горлышка, оботрет горлышко рукавом, накажет:
– Отдай матери, скажи: „Дяденька велел спасибо сказать“.
– Я помню бабку, – сказал я.
– Ниче… хорошая была баба. Заговоры знала.
И дядя Емельян рассказал такую историю.
– Сосватали мы ее – с братом старшим ездили, с Егором, она – вон талицкая (это через речку), – привезли… Ну, свальба (свадьба)… Гуляем. А мне только пинжак новый сшили, хороший пинжак, бобриковый… Как раз к свадьбе и сшили-то, Егорка же и дал деньжонок, я-то как сокол пришел. И у меня прямо со свадьбы этот пинжак-то сперли. Меня аж горе взяло. А моя говорит: „Погоди-ка, не кручинься пока: не вернут ли“. Где, думаю, вернут! Народу столько перебыло… Но знаю, што – не из нашенских кто-то, а из талицких, наверно: наш-то куда с им денется? А шили-то тада на дому прямо: приходил портняжка с машинкой, кроил тут же и шил. Два дня, помню, шил: тут же и питался, и спал. Моя чо делат: взяла лоскут от шитья – лоскутов-то много осталось – обернула его берестой и вмазала глиной в устье печки, как раз, где дым в чувал загибает, самый густой идет. Я не понял сперва: „Чего, мол, ты?“ – „А вот, говорит, его теперь каждое утро корежить будет, вора-то. Как затопим печку, так его начнет корежить, как ту бересту“. И чо ты думаешь? Через три дня приходит из Талицы мужичонка, какая-то родня ее, бабе-то моей… С мешком. Пришел, положил мешок в угол, а сам – бух, на коленки передо мной. „Прости, говорит, грех попутал: я пинжак-то унес. Поглянулся“. Вытаскивает из мешка мой пинжак и гусиху с вином, теперь – четверть, а раньше звали – гусиха. Вот, вишь… „Не могу, говорит, жить – измаялся“.
– Побил его? – спросил я.
– Да ну!.. Сам пришел… Зачем же? Выпили эту его гусиху, да я ишо одну достал, и ту выпили. Не одни, знамо дело: я Егора позвал с бабой, ишо мужики подошли – чуть не новая свадьба!.. Я рад без ума – пинжак-то добрый. Годов десять его носил. Вот какая у меня старуха была. Она тада-то не старуха была, а вот… знала. Царство небесное.
Было у них пятеро сыновей и одна дочь. Троих на этой войне убило, а эти в город уехали. Доживал дядя Емельян один. Соседи по очереди приходили, топили печку, есть давали… Он лежал на печке, не стонал, только говорил:
– Спаси вас бог… Зачтется.
Как-то утром пришли – он мертвый."
Зачем всё это???
Такие выписки может и большие только для того, чтобы и вы мой читатель прониклись уважением к коренному русскому Человеку каким видел его В.М.Шукшин. А люди то они конечно разные, разные Как без счётно множество полутонов от белого до красного.
И заключение рассказа "Чужие" просто не передать словами!!!
"Для чего же я сделал такую большую выписку про великого князя Алексея? Я и сам не знаю. Хочу растопырить разум, как руки, – обнять две эти фигуры, сблизить их, что ли, чтобы поразмыслить, – поразмыслить-то сперва и хотелось, – а не могу. Один упрямо торчит где-то в Париже, другой – на Катуни, с удочкой. Твержу себе, что ведь – дети одного народа, может, хоть злость возьмет, но и злость не берет. Оба они давно в земле – и бездарный генерал-адмирал, и дядя Емельян, бывший матрос… А что, если бы они где-нибудь ТАМ – встретились бы? Ведь ТАМ небось ни эполетов, ни драгоценностей нету. И дворцов тоже, и любовниц, ничего: встретились две русских души. Ведь и ТАМ им не о чем было бы поговорить, вот штука-то. Вот уж чужие так чужие – на веки вечные. Велика матушка-Русь!"
Да, ЧУЖИЕ... И сегодня это так же остро и свежо, а порой и болезненно до одури, ибо столько чужого привносят в нашу жизнь правители... и столько гнили вокруг образуется от того что население мельчает. И заметьте , мой читатель, что говорю население , а не народ. До народа многим ещё дорасти надо.
Бабка Емельяниха яйца нашла и отдала мальцу, чтобы пяток матери отнёс, а пяток на шоссе заключённым... Вот вам русская женщина!!! А сегодня другая три рубля займёт подруге и потом на весь мир разнесёт... А ведь это Господь даёт испытание и той и другой, только для многих Деньги стали эталоном и целью жизни. И почему то людям не вдомёк, что приходит нагим на этот свет человек и ничего с собой не заберёт на тот свет уходя. Хочется, заканчивая разговор, на доброй позитивной нотке остановится и пригласить к нам новых гостей.
И остаётся людям общаться только о погоде. А погода она что? Она была, есть и будет... Вот и не об чём с ЧУЖИМИ говорить... Вот это расчеловечивание и страшно. И сегодня оно направлено на простых людей и тем опасно и потому пишу , мой читатель, что каждого это из нас с вами касается . И отсидеться , спрятав голову как страус не получится ни кому.
До новых встреч , мой читатель!!! А сейчас пока, пока.