Июнь... ежи прилетели. Сели на колесо грейдера. И глядят. Быстрое движение в их сторону и одно из них вспыхнуло. Сожрало дерево, потом его спичку, иголку и пошло дальше. А сколько их было, ежей-то?
Ночевать в палатке да в машине на всякий случай я не стал, поставил буек в черной яме.
Без ветра, на пологом склоне перед толстыми сваями с белой окантовкой - вот и вся полоса. Зеркало цистерны, и тут же черная яма - странная изгибающаяся балка, а за ней - желтый огонь костра.
Этого добра вокруг до кучи, но что тебе показывать? Дорога одна, версты на две. А, есть! Сенеки отдыхают. На квадратной опоре мачты, огороженной флагом, топчутся два вахлака. Они тоже смотрят на огонь, что-то радостно говорят друг другу и смещаются за мою спину. Вахлаки - из нашей роты. А вот костер с противоположной стороны шоссе. Но уже кто-то надумал разводить, и через десяток минут он горит в самом центре. А еще через десяток - пошел дождь. И я покатил дальше.
Как вдруг один из бандерлогов шагнул навстречу и стал что- то говорить. Я тормознул, смотрю: к нему подошел другой. Они повернулись друг к другу и стали о чем-то говорить...
Ты знаешь, мы такие разные люди, такие разные. Особенно в чем- то, что касается неистовства. Ты вряд ли понимаешь, о чем говорит сенека. Мои сенеки тоже, я думаю, не любят такие речи, им надо говорить просто и ясно, а лучше - вообще молчать. А с ними не помолчишь. Они - сука и нянька. Они не знают, как надо. Но знают, что надо. И все время, сколько их помнишь, ты не видел другого, кто бы так же любил тебя. И ты их ненавидишь, и они тебя нет.
Думаешь, нет? А знаешь, что бывает, когда они приходят? Они создают свои идеалы. Точнее, они не понимают, откуда они это взяли, но у них получается, и ты живешь. А потом ты говоришь - что? - как? а вот это! И они от злости готовы тебя сожрать.
Скажут тебе что-нибудь такое, ты от них бежишь, в тумане, слыша, как он