Употребление детьми и молодежью психоактивных веществ представляет собой серьезную проблему современного общества. Косвенно или напрямую она затрагивает практически каждого пятого жителя страны. Сегодня в России регулярно употребляют наркотики 5, 99 млн. Официальная статистика по наркомании приводит цифру - 500 тыс. наркоманов, однако это те, что добровольно встали на медицинский учет. Медицинские учреждения могут стационарно пролечить за год не более 50 тыс. человек.
От общего числа наркоманов в России по статистике – 20% – это школьники, 60% – молодежь в возрасте 16-30 лет и 20% – люди более старшего возраста. Средний возраст приобщения к наркотикам в России составляет по статистике 15-17 лет, резко увеличивается процент употребления наркотиков детьми 9-13 лет.
Своим профессиональным мнением о проблемах подростковой наркомании и её лечения в России поделился Алексей Анатольевич Сорока, клинический психолог и заведующий кафедрой «Прикладной аддиктологии и социальной реабилитации» в Московской Международной Академии, также руководитель проекта «Школа консультанта по вопросам заивисмости» и региональный координатор Федерального проекта «Трезвая Россия» МО. Алексей сам проводит индивидуальные и семейные консультации, ведет групповые занятия и разрабатывает индивидуальные программы личностного роста для зависимых.
— Алексей, часто ли к вам обращаются за помощью молодые люди до 23-х лет?
Если брать последние три месяца, это где-то шесть клиентов. Учитывая специфику моей работы, это достаточно много.
— Что преимущественно движет молодыми людьми попробовать первый раз психоактивное вещество?
Мне сложно обобщить все случаи и назвать единую причину. Как правило, это совокупность различных факторов, таких как: социальные факторы, факторы семейные, — среда, в которой человек воспитывается, — это всё вкупе имеет определенный эффект воздействия на употребление.
– Выходит, что подростки видят в употреблении способ сбежать от неблагоприятной среды?
Не только подростки, люди вообще. Если говорить о наркомании и алкоголизме, это, по сути, побег от реальности. То есть человеку почему-то сложно жить в реальности. Например, у меня последняя девочка была двенадцати лет: употребляет амфетамин, убегает из дома, то есть у неё начинает развиваться девиантное аддиктивное поведение. Его же в свою очередь провоцирует тотальный контроль со стороны родителей. Частая история, когда родители «знают лучше», в какой школе ребенку учиться, с кем дружить, что одевать, какую прическу носить. Конечно, ребенок начинает этому противиться. И в той реальности, в которой он живет, ему становится тяжело. Родители всегда задирают планку, нагромождают ребенка словом «должен», а ребенок не принимает этого, он хочет быть личностью. И от постоянного ощущения несоответствия ожиданиям своих родителей ребенок испытывает внутреннюю боль, а чтобы заглушить её, он начинает прибегать к употреблению. Любой наркотик и алкоголь – это адаптоген, – то, что помогает человеку адаптироваться в реальности. Я называю это «обезболиванием».
– В обществе принято думать, что подростки, в частности, употребляют из-за любопытства, от безделья или потому, что так модно. Могут ли эти факторы стать причиной формирования зависимости?
Перечисленные факторы, конечно, могут стать причиной самого употребления. Есть такое понятие, как «мотивация на употребление». Например, в девяностые это было просто модно. Если ты не употребляешь, ты не соответствуешь «принятым в обществе нормам». Говоря о безделье, как о причине, – это, конечно же, заблуждение. Это не блажь, это не слабость; наркомания и алкоголизм – это заболевание, и это надо понимать. Она признана всемирной организацией здравоохранения и стоит на втором месте по смертности после онкологических заболеваний. Как при любой другой болезни, у наркомании есть симптомы и методы лечения. Условно если человек «займется делом» – это не вылечится.
– Среди подростков чаще встречается зависимость от алкоголя или от наркотиков?
Чаще всего, если говорить про молодежь, это наркотики.
– Почему так происходит? Алкоголь же доступнее.
Да, алкоголь доступнее, но наркотики-то интереснее. Это определенная стигма. Наркотики, по большей части, всегда связаны с криминалом. В моей практике нередки случаи, когда наркоупотребитель является еще и распространителем. Это всё дарит ощущение себя частью чего-то запретного, ощущение себя особенным, – «у меня есть то, что иметь запрещено». На это тоже определенным образом влияют отношения в семье.
Каким образом к вам на консультации попадают подростки?
Чаще всего их приводят родители. Вообще пациенты, которые больны наркоманией и алкоголизмом очень редко приходят сами. И это единичные случаи, когда они понимают, что у них есть проблема, её нужно решать. Как правило, это уже более взрослые люди, где-то за сорок.
– С каким настроем молодые люди начинают лечение?
В первые недели лечения им преимущественно интересно. Я, например, не внушаю им с порога, что они больные, а позволяю дойти до понимания своей болезни самостоятельно. В лечении также важна образовательная часть. Мои сотрудники начитывают подросткам лекции определенной тематики, и они начинают разбираться, что такое болезнь, как она развивается, какие стороны человеческой жизни усугубляются. И человек сам со временем начинает понимать, что проблема есть. Так что, когда я предлагаю им изучить себя и проследить историю, как они пришли к употреблению, это вызывает огромный интерес.
– Значат ли срывы в процессе лечения, что человек не хочет или не готов продолжать терапию?
Нет, совершенно. Срывы – это вполне нормальный процесс. В любой деятельности у нас сначала появляется знание, потом оно постепенно превращается в умение, а потом уже в навык. И когда мы людям сообщаем, что есть заболевание, у него есть определенное течение, – так обретается знание. По ходу терапии из знания формируется умение, мы начинаем его как-то реализовывать. И до того момента, как всё это перерастет в навык, – а навык – это систематическое самостоятельное выполнение каких-либо действий, – могут происходить «шаги назад». Когда человек оступается, для меня это, например, повод проверить, а что в терапии работает не совсем хорошо, и что можно изменить, чтобы помочь эффективнее.
– Программа двенадцати шагов была создана в первой половине прошлого столетия. С тех пор наука шагнула вперед. Актуален ли такой способ терапии сегодня?
«12 шагов» в чистом виде – это программа, по которой люди могут сами себе помочь. Это же определенное сообщество: Анонимные Наркоманы, Анонимные Алкоголики, и касаемо прочих зависимостей: Анонимные Игроки, Анонимные Обжоры, Анонимные Сексокоголики и очень много подобных. То есть группа, в которой люди с таким же опытом могут поделиться проблемой и поддержать друг друга. У них есть определенные шаги, их нужно прописывать, проходить их, – это, конечно, имеет место быть и достаточно эффективно на сегодняшний день в том числе. Я полностью поддерживаю такие группы самопомощи.
– Во многих реабилитационных центрах России лечение строится только на этой программе и не является эффективным.
Да, всё верно. И в этом наша большая проблема. Я называю такой подход «шаги за деньги». Люди продают шаги за неимением альтернативы или от нежелания эту альтернативу реализовывать. Конечно, есть единичные центры, которые придумывают авторские программы, которые эффективны. Они без шагов, они психо-коррекционные, там есть определенный ряд заданий, но они не касаются шагов. Наше государство пока никаким образом не регулирует то, что происходит в Ребцентрах. По большому счету, системе реабилитации не хватает определенного регулятора. Если в строительстве это, например, СРО – они сами организовались и регулируют свою деятельность. У нас же – нет. То мы Минздрав, то мы Минтруд, то МВД, сейчас в итоге не понято. И все открещиваются, несмотря на то что есть стратегия антинаркотическая, рассматриваемая в правительстве. Однако на сегодняшний день «воз и ныне там», к сожалению. Не хватает поддержки государства для реализации эффективных грамотных программ.
– Эффективно ли работает в России антинаркотическая социальная реклама?
Честно говоря, не могу ответить положительно. Я вообще редко вижу её, даже в Москве. Хотя в интернете есть много замечательных роликов, даже от моих сотрудников, но у них гораздо меньше просмотров, чем хотелось бы. Как правило, эта информация доходит до людей, когда они уже столкнулись с проблемой, а социальная реклама должна всё-таки предупреждать её.
– Насколько сильно тема наркомании и наркотиков стигматизирована в России?
В нашей стране сейчас, слава Богу, начали больше говорить об этом, больше изучать, люди начали больше понимать. Но, к сожалению, все еще в большинстве случаев это умалчиваемая история. Особенно если внутри семьи что-то такое случилось, они тянут для последнего. Ко мне приходят родители, которые перепробовали до терапии вообще всё: бабки-повитухи, иглоукалывание и прочие «радости жизни». Когда уже ничего из этого не помогает, они идут ко мне. Всё потому, что отсутствует понимание у людей, что это не блажь, не слабость человеческая, – это болезнь, и она требует профессионального, качественного и длительного лечения.
– Как уменьшить риск возникновения подростковой наркомании внутри семьи? Совет для родителей и других родственников.
Перестать жить жизнью своего ребенка. Много случаев в моей практике, когда родители перетягивали все сферы жизни ребенка на себя, от большой любви, конечно же, и в итоге воспитывали психологических инвалидов. Дети не могли банально заправить кровать, приготовить себе завтрак - у них не были сформированы жизненно необходимые навыки. В шестнадцать лет они не знали, как одеваться, потому что «мама всегда решала» и не спрашивала, что он хочет. Важно помнить, что ребенок – это личность, маленькая, но личность. У него есть свои потребности, свои желания, свои чувства, о которых надо спрашивать. Они такие же люди, с которыми важно общаться, которых надо уметь слышать и слушать, поддерживать в любых их начинаниях. Сколько раз за свою жизнь мы слышали от родителей: «не делай так, будет плохо» или «ничего не получится». Почему – никто не объясняет. У меня самого четверо детей. Я их всех поддерживаю во всем, даже если знаю, что это заведомо провальная идея. Я говорю: «Слушай, попробуй, да, здорово. Не получится – попробуем по-другому». И они пробуют, ошибаются, но я говорю, например, младшей дочери: «Здорово, зато ты попробовала, давай теперь по-другому попробуем». Так у ребенка появляется выбор, он понимает, что ошибаться это нормально. Моя дочь знает, что есть родительская система, которая её поддерживает, но не решает за неё, не угнетает. Наша родительская задача: научить ребенка справляться с тем, что происходит в мире, поддерживать, чувствовать, заботиться до какого-то периода времени. И вот тогда есть шанс изначально сформировать доверительные, дружеские и важные для ребенка отношения или выстроить их заново, если всё-таки уже столкнулись с этой проблемой.
Интервью подготовила Анастасия Дыбина