Он был самым старым мансюком: ему исполнилось шестьдесят семь. До такого возраста обычно манси доживают редко – дотянул до сорока пяти и ушел к «верхним людям». Однажды, когда ему показали музейную книгу с фотографиями его предков и сверстников, он начал делать в воздухе зарубки:
— Этот умер, этот погиб, эта утонула…
С годами он, видимо, все больше и больше стал ощущать себя Последним. Последним шаманом Вишерского края. К тому же он почти полностью оглох и ослеп – на охоту выходил с биноклем.
Встав среди летней ночи, Николай Бахтияров мысленно попрощался с поредевшим оленьим стадом и на ощупь ушел в лес. Недели через две его обнаружили висящим на дереве. Это он сделал сам.
Чум Бахтиярова обозначен на всех топографических картах Северного Урала. Пространство, которое издревле принадлежало его роду, насчитывает три тысячи километров. Далее — территория Онямовых, Самбиндаловых. Протяженность тех мест колоссальная, но чтобы перечислить мансийские семейства, увы, хватит уже пятерни.
Без всяких натяжек Бахтиярова можно было назвать главным шаманом Северного Урала, потому что на традиционных «медвежьих праздниках» остальные волхвы тундры распрягали свои оленьи упряжки именно возле его чума. Простые мансюки, тем паче любопытствующие русские, не говоря уже о женщинах, на эти действа не допускались. Конечно, у Бахтиярова был бубен, но никто из чужаков его с тем бубном не видел. Никола, как именовали шамана геологи, знал и про легендарную Золотую бабу, однако молчал…
Мне удалось встретиться с одним из немногих, кому, пусть хоть одним глазком, довелось увидеть бахтияровское камланье. Игорь Попов, ныне тоже покойный глава Вишерского заповедника, в свое время часто бывал на севере в геологических партиях.
— У Бахтиярова, — повествовал он, — среди скал в верховьях реки Лозьвы была потайная расщелина, где Никола хранил аммониты и каменную лягушку. Аммониты – красивые мезозойские ракушки, завитые спиралью и с золотистой поверхностью. Взятки духам «верхнего мира». А каменную лягушку, действительно похожую на натуральную, Бахтияров где-то подобрал и завернул в бесчисленное количество платочков. Это был тоже дар идолам – чтобы охота и рыбалка ладились, олени плодились. А идолов у Николы было два – старый Илюша и молодой Андрюша.
Срубленному из лиственницы Илюше стукнуло уже лет двести. Держался он на подпорках. А Андрюше исполнилось всего пять лет. Пять лет он должен был стоять возле Илюши и перенимать у того многолетний опыт. Илюша в давние-давние времена тоже нес пятилетнюю вахту рядом с другим идолом.
— Я как-то спросил Бахтиярова, — продолжал Попов, — «Что боги-то твои насчет погоды говорят?» Он ответил: «Илюша совсем старый стал, погоду неправильно предсказывает. А Андрюша – еще молодой. Иди, Попов, дождя не будет!»
Мансийские женщины обязаны были обходить деревянных идолов и священные скалы на почтительном расстоянии. Попов вспоминал эпизод, как мансюки плыли по реке, и задолго до приближения каменных береговых уступов жена Николая Бахтиярова вышла из лодки, чтобы пешком обогнуть запретные для ее глаз виды.
Это табу странным образом компенсировалось запретом для мансийских мужчин. Даже при 50-градусном морозе оленевод не должен входить в чум, чтобы помочь своей рожающей подруге. А еще здесь, в тундре, у мужчин и женщин – разные охотничьи делянки и рыбацкие угодья. По крайней мере, так было испокон веков.
Профессиональный таежный походник, а ныне директор Вишерского заповедника Павел Бахарев, который и поведал мне о страшной кончине здешнего шамана, застал знаменитого Николу и его четверых сыновей в ту пору, когда на все три тысячи верст их владений у этих мансюков уже не было женщин. Жили они не в чуме, а в некоем охотничьем балаганчике, представлявшем из себя пять венцов тонких бревен, придавленных крышей. Теснотища, грязь. Неподалеку от балаганчика высилась такая гора бутылок из-под водки, что дерзнувший ее примять трактор забуксовал и подавленно заглох на стеклянном холме.
Манси спились. Точнее будет сказать: мансюков споили. Вина геологов здесь, несомненно, есть, но она не столь тотальна. Они не тащили сюда водку ящиками. Как известно, Северный Урал – это не только мшистые пастбища оленей, но и беспрекословная вотчина управления лагерей. Грузные начальники этой колючей системы справедливого возмездия поживились на мансийских становьях вдосталь. Предположим, отдал манси за бутылку две шкурки соболей. Выпил. За другую бутылку он отдает уже пять шкурок. Дальше – по возрастающей. Русского может остановить цирроз печени. У мансюков, говорят, нет в организме каких-то защитно-останавливающих ферментов.
Да, шаман Бахтияров родимую потреблял. Но водку обычно, если она есть, продолжают пить, от нее не вешаются. Тем более, как рассказывали люди сведущие, за последнее время Никола пытался покончить с собой не единожды. Давили годы? Однако в свои шестьдесят Бахтияров (метр с кепкой на пеньке, по словам очевидцев) еще мог догнать и заарканить оленя. Глухота и слепота? Но манси все туговаты на ухо, поскольку живут выше границы леса, где сплошные ветра, стучащие в барабанных перепонках.
Поводырями шаману служили два верных пса. Один, как и он, слепой, но с острым слухом, другой – молодой и глазастый. Глазастый лаял, завидев добычу, слепой, услышав, тянул Николу в нужную точку тундры.
Нет, была, скорее всего, какая-то причина тому, чтобы свести счеты с жизнью. В 64-м году, когда Попов познакомился с Бахтияровым, в его стаде насчитывалось до тысячи оленей. До тысячи! Но однажды шаман сказал, что нынче в его стаде – не более тридцати голов. Никола выдал такую арифметику: чтобы прокормить семью в десять—двенадцать человек, в оленьем стаде должно быть не менее ста голов.
Оленей валил мор. Манси называют эту болезнь «копыткой». Есть версия, что виною тому стронций-90, который накапливался во мхах. Были на Северном Урале ядерные испытания – от этого уже не открестишься. Попов замерял мшистые болота тундры – приборы зашкаливало. Рано или поздно должно было зашкалить и душу главного шамана. В отличие от своих падких на спиртное сыновей, которые, похоже, потеряли чутье оленеводов и охотников, Бахтияров оставался, хоть и слепым, но внутренне зорким хранителем древнего очага. Он видел, что деревянного двухсотлетнего Илюшу уже не спасают подпорки, а на Андрюшу надежды мало.
При советской власти в поселке Полуночном Свердловской области был создан интернат, где жили и обучались грамоте мансийские дети. С ними тянули интернатскую лямку и дети поселенцев. В чем заключалась разница между ними? Отпрыски зэков дрались. Дети манси боролись. Они не могли ударить человека кулаком. Кто поборол, тот и победил. Однако размывающей мозги зэковской философии они поднабирались. И все-таки в те времена в мансийские стойбища приезжали врачи с рентгеновскими установками, худо-бедно, но оленеводов и охотников лечили, с ними заключали твердые и выгодные договоры. А сейчас?
— У нас государство бросило их! —чуть не выкрикнул мне со слезами на глазах Игорь Попов. — В Америке у индейцев вожди сохранились!
А в России покончил с собой последний шаман Вишерской земли. Когда умирают олени, шаманы разделяют их судьбу.
автор Юрий Беликов.
