— …то всех поголовно расстреляют без суда и следствия! — завершил за нее Пранкевич.
Вот что это за двусмысленность? Клима переводила взгляд с одного мужчины на другого и думала о следующем своем шаге. Что она здесь делает? Как сюда попала?
Она была полуголая, с всклокоченными волосами и с лицом, более похожим на маску из сна, чем на лицо человека. Даже в том состоянии, когда она увидела своих спутников в первый раз, она узнала одного — того самого, который помог ей переодеться на улице. И рядом с ним — худого, бледного мужчину, который дал ей адрес Эванса.
— А-а, понятно, — протянула она. — Значит, это были вы.
Он встал и вежливо поклонился.
― Вы Леа Бек?
‗ Я Леа … Бек. А вы тот самый…
„ тот самый»? Кто он такой, что она забыла его лицо?..
‛…тот самый, который меня спас…''
‚…спас от убийства? Тот самый?
Но он не ответил.
Никакого беспокойства по поводу её внешности он не проявлял. Он стоял и смотрел на нее, как на привидение, как если бы она была станцией Нью-Йорского метро, а он попал под поезд и оказался в ней.
В одиннадцать вечера поезд остановился, и они вышли. Обогнув здание, они прошли по каменной мостовой — к морю.
Волны, как деревянные корабли, бороздили его гладкую поверхность. Небо было таким же черным и таким же, как все они; в потоках света, полыхавшего с неба, было мало кораблей, из-за этого казалось, что небо, небо, а не море, они единственные живые существа, запертые в этом убежище.
Ее спутник был молчалив и, слегка улыбнувшись, произнес, обращаясь к морю:― Думаю, что это море примет нас.
И тогда море, которое, как она привыкла считать, выражает безразличие и пустоту, на самом деле оказалось живым существом, которое отвечало, выполняло приказы, тревожилось, давало советы, молчало и слушало — оно разговаривало с ними.
Пока они шли к берегу, двое мужчин сказали, что нужно купаться. Других занятий, кроме купания, у нее сейчас не было.
Она разделась, легла на песок и услышала, как эти двое раздеваются