«Преображенная природа» — выставка Русского музея, которая хороша для камерного общения с русским пейзажем. Нам предлагают не остросюжетную кураторскую концепцию, которая требовала бы от зрителя сверхусилий, а размеренный разговор на понятном языке. Такие экспозиции обычно называют зрительскими. Возможно, критики сочтут проект недостаточно мощным, но зрителям холодной весной 2021 года тут будет уютно.
В залах Корпуса Бенуа есть знакомые вещи, но можно и освежить представление о некоторых мастерах. Например, принято считать Архипа Куинджи художником «Лунной ночи на Днепре» (1880) и подобных пейзажей — будто замерших во времени, где вода — лоскут глади. Но на выставке в Русском музее можно будет увидеть бурное море в его исполнении («Прибой», 1900-е). Выглядит непривычно: все же Куинджи, как считается, лучше удавались большие плоскости и свет на них, как штиль на Днепре с лунной дорожкой. Большая неспокойная вода в его исполнении похожа на ребенка, нарядившегося привидением, — надевшего простынку на голову и смешно вскидывающего руки. Это точечный пример — на выставке можно сравнить море Куинджи с вещами Ивана Айвазовского, охристую хмарь Саврасова с прозрачным воздухом Федора Васильева, беглые эскизы и многоуровневые постановки.
Экспозицию поделили на блоки: есть отдельные залы про облака («Облака») и тучи («Перед грозой»), про радугу («После дождя»), про закаты и рассветы, про «стихию воды». В каждом разделе — разные по характеру вещи. И хотя в основе экспозиции — наш главный «большой стиль» и реализм — выставка не монотонная.
Встречаются вызывающе драматические вещи, пейзажи с низкими облаками и плотной, почти мистической зеленью — например, работы Аполлинария Горавского и Руфина Судковского. Это локализация европейского романтизма с его тягой к стихийному — посмотрите на масштаб фигуры человека на картине Горавского «Вид в имении графа Кушелева-Безбородко "Краснопольцы" Холмского уезда Псковской губернии» (1854). Человек там — голубой росчерк, созерцатель у деревянных руин под предгрозовым небом. А из-под темной тучи дует — так сильно, что чувствуется даже нам, зрителям.
Куда сдержаннее на фоне этого мятежного вида смотрится Иван Шишкин и «Перед грозой» (1884). Его композиции естественнее, а в отношении к природе есть интерес натуралиста. Кусты, вода и сизые тучи у Шишкина не выражают романтическое смятение, а живут своей жизнью. И чувствуется уважение к ним — именно к кустам и тучам, а не иррациональный трепет перед абстрактной стихией.
Есть фантазийные вещи, совсем далекие от реализма — например, «Солнцеворот летний» (1986) Николая Сажина. Работа выглядит иллюстрацией языческого мифа, в ней есть сюрреальный слой, сказочность. «Солнцеворот» выбивается из панорамы реализма, добавляет выставке объема, а пейзажу — гоголевщины, чудаковатого и суеверного видения природы, которое понятно нам так же, как левитановская осень или весна.
Из неочевидных вещей: обязательно обратите внимание на «Каменную тундру» (1899) Константина Коровина. Коровин — солнце русского импрессионизма — тут выступает в глуховатых тонах, близко к северному модерну с его витражными линиями и чистыми цветами. Это долгая (в буквальном смысле — картина очень длинная) медитативная вещь, которая от привычного Коровина отличается, как портрет Иды Рубинштейн Валентина Серова 1910 года от его же «Девочки с персиками» (1887). И такой Коровин — строгий и лаконичный — сегодня актуальнее Коровина-импрессиониста с буйством фактуры и света.
Советуем также не проходить мимо Климента Редько — авангардиста, работы которого могут быть незнакомы даже постоянным гостям Русского музея. «Мурман» (1925) и «Полуночное солнце» (1925) — не вопиющий авангард, как, скажем, работы Павла Филонова, но узнаваемая по колориту и манере живопись. Чистые цвета, любовь к бирюзовому, желтому и белилам — их сочетания на почти плакатных композициях. Такое искусство не получило масштабного развития — главными в советской живописи стали соцреализм и «суровый стиль». Редько может стать открытием, если вы привыкли только к этим двум направлениям, вынося за скобки авангард.
И конечно, во всей красе подан реализм. Есть простые и трогательные эскизы, где несколькими нежными мазками обозначен тлеющий закат или тихая и теплая вода. А есть работы Федора Васильева — он обещал вырасти в крупного пейзажиста, но рано (в двадцать три года) умер, в итоге известен скорее специалистам: не проходите мимо его лаконичных композиций в цветах средней полосы — это талантливая живопись без искусственной сложности. По интонации Васильев похож на известных мастеров Левитана и Саврасова, но отличается ощущением пространства, прозрачностью воздуха. Его «После дождя. Проселок» (1869/1870) — свежая, атмосферная, глубоко дышащая вещь.
Но Васильев не один такой — русские художники XIX века любили драматизировать реализм, и наш зритель привык к такой подаче, страстной и немного театрализованной. Таковы, например, «Эльбрус» (1880-е) Ильи Занковского, «Эффект заката» (1900-е) Архипа Куинджи, его же «Закат над сосновым лесом» (1900-е) — это контрастная живопись с мощной натурой и эффектным светом.
Так что выставку можно смотреть и как пример разного восприятия и отношения к природе. Большинству из нас «понятнее» те же Левитан, Саврасов и Васильев — поэтому мы делаем на них акцент. Но музей показывает не только их, но и композиции, которые современный зритель не счел бы пейзажами.
Самый близкий и понятный, наверное, Левитан — главный русский пейзажист верен сдержанно прохладному колориту. Обычно он хочет передать осень, сумерки, раннюю весну — быстро проходящие, мимолетные явления, от которых так щемит в душе. В Корпусе Бенуа есть «Сумерки. Луна» (1899) — несложная и известная вещь. Левитан умело передает сумеречное небо — сизое, в котором пропадает дневное чувство объемов и расстояния, и осеннюю листву, которая ярче неба. Художнику хорошо удавалась «небольшая» вода — в «Сумерках» отражения деревьев на воде написаны чуть ли не с большим удовольствием, чем сами деревья над водой.
Такая «натуральность» Левитана актуальна сейчас, на ее фоне масштабные пейзажи со сценками на первом плане смотрятся несколько старомодно. Но это по-своему очаровательные вещи — тем более что музей не перегружает ими зрителя. Повествование, вписанное в пейзаж, обычно связано с городскими сценами. Их можно найти в разделе «Лунная ночь». Загадочная, похожая на кадр из кино «Ярмарка в Амстердаме» (1859) Алексея Боголюбова. Еще более «экранная» — «Лунная ночь в Петербурге» (1880) Льва Лагорио.
В целом же — в контексте русской живописи — пейзаж интересен тем, что рано отошел от традиционной повествовательности русского искусства. Фигуративная живопись в России долго была подчеркнуто литературна, а критики нагружали ее «гражданским долгом», обязуя поднимать социальные темы. А пейзаж, оставаясь реалистическим, вовремя оформился как жанр и незаметно ушел от этой «социальной ответственности».
Именно поэтому сегодня так приятно смотреть на Саврасова и Левитана. Саврасовский «Закат над болотом» (1871), хоть и «висит» в постоянной экспозиции музея, на выставке настраивает на самодостаточную созерцательность. Схожее ощущение и от работы «Гонфлер. Закат солнца на море» (1870-е) Алексея Боголюбова. Это деликатные, очень спокойные вещи, не будоражащие зрительские эмоции, — в отличие от контрастов Куинджи.
В общем, не зря выставку назвали «Преображенная природа» — наверное, именно преображением и должен заниматься художник-пейзажист. И с этой точки зрения экспозиция абсолютно обязательна для посещения всем, кто интересуется эволюцией русской живописи в XIX—XX веках.
Выставка «Преображенная природа», генеральным спонсором которой выступил банк ВТБ, посвящена отображению в живописных произведениях российских мастеров наиболее впечатляющих и ярких природных явлений. В экспозицию вошли живописные работы художников XIX—-XX веков из собрания Русского музея. Выставка будет открыта до 21 июня 2021 года.