В двенадцать часов по полуночи у ярко освещённой луной вывески «Библиотека», скрипя тормозами, остановилось такси. Из него вышел пассажир в тёмной кожаной куртке с большой картонной коробкой в руках и направился ко входу. Через несколько минут дверь открылась, и на пороге показался заспанный ночной сторож. После непродолжительного диалога сторож отошёл в сторону, и дверь захлопнулась, скрыв их от глаз сторонних наблюдателей.
Я считаю своим святым долгом познакомить читателя с событиями, происходящими в этом хранилище мудрости. Поэтому прошу за мной, в полутьму библиотечных залов.
- Сколько фильмов вы привезли к нам на фестиваль?
- Все три, согласно списку.
- Так… Угу… Вроде всё. Благодарю.
Попрощавшись и проводив курьера, сторож зевнул и отправился дальше «исполнять свой долг» на диван. Через минуту тишину нарушало лишь мирное посапывание ночного хранителя библиотеки и тиканье больших напольных часов. Спустя некоторое время неспешный ритм ночи нарушил внеурочный бой часов: «… Десять… Одиннадцать», - бой продолжался, разливаясь по полу, потолку, залам, столам и полкам удивительным звоном. Уже двенадцать… Как будто пора остановиться. Но тут неожиданно прозвучал тринадцатый удар, и здание библиотеки вновь погрузилось в сон. Как оказалось, ненадолго.
Со стороны большого дубового стола раздаётся невнятный шорох. Если получше прислушаться, можно с уверенностью определить его источник. Несомненно, этот нарастающий шум исходит из большой картонной коробки, которую ночной посетитель доставил к завтрашней демонстрации фильмов. Периодически оттуда раздаются голоса:
- Предводитель, я сейчас вас подсажу, и вы вылезете из этого ящика…
- А вдруг меня там побьют?
- Будут бить, будете плакать. А теперь живо лезьте!
Слышен короткий звук, подозрительно напоминающий пинок под «то место, где спина теряет своё благородное название», затем, после короткой возни, на дубовое покрытие стола спрыгнула маленькая фигурка с поблёскивающими в лунном свете стёклами пенсне. Слышно было, как человечек пыхтит, суетливо пытаясь помочь выбраться своему собеседнику. Но вдруг послышался другой, более глубокий и спокойный голос:
- Не утруждайте себя, господин Воробьянинов. Азазелло!
- Как скажете, мессир, - ответил тот, к кому обратился Неизвестный.
И крышка лежащего на столе зеркальца, так кстати забытого библиотекарем Натальей Степановной, зашевелилась. Затем она приподнялась повыше, обнажив выступающую из зеркальной поверхности лысую голову с остатками рыжих волос.
- Здравствуйте! - блеснул своим белым клыком незнакомец. - Неожиданно, правда?
Азазелло достал из нагрудного кармана куриную косточку и провёл ею по ребру коробки: «Вуаля! Прошу вас!»
Стенка коробки упала, и на поверхности стола, освещаемого луной, оказались человечки разных эпох и сословий, судя по их одежде.
- Мы собрались здесь не случайно, - сказал седовласый господин в безупречно сидевшем на нём дорогом костюме, с тростью в руках. - У этого собрания великая цель. Только не все ещё собрались. Бегемот!
- Вот что ж такое творится? Не дают порядочному коту заниматься делом! Не шалю, никого не трогаю, примус починяю!
Сверкнув глазами из темноты, к ногам почтенного господина подошёл огромный чёрный кот.
- Да кто вы такой? - нагло спросил молодой человек в шарфе и фуражке господина с тростью.
Из задних рядов вынырнул юркий полный человечек средних лет и, обратившись к загадочной фигуре в почтительном поклоне, сказал:
- Я вижу, что вы умный человек. С таким умом и могуществом вы, должно быть, нажили немало душ. А нет ли у вас среди них таких, которые были бы, в некотором роде, мёртвыми?
- Таких у меня хоть отбавляй, господин Чичиков, - усмехнулся седовласый джентельмен, - но об этом позже. Давайте все сначала познакомимся. Меня зовут Воланд. А это моя свита: Фагот, Азазелло и Бегемот.
Каждый по мере представления слегка наклонял голову.
- Господин Бендер, господин Воробьянинов, вы удовлетворены?
- Позвольте? - донёсся голос из шкафа, примыкающего к столу. - Ипполит Матвеевич - это я, а Остап Бендер рядом со мной.
Повернув головы, все увидели другого молодого человека в шарфе, фуражке и апельсиновых штиблетах в компании господина в пенсне. За ними стояли другие люди.
- Теперь все как будто в сборе, - улыбнувшись, проговорил мессир. - Повторяю для опоздавших: мы все собрались здесь ради важного дела.
- Важное дело? Отлично! Командовать парадом буду я! - перебил мсье Воланда Бендер из шкафа.
- Нет, я! - парировал Бендер из коробки.
- Вы слишком наглы и невоспитанны для Остапа Сулеймана Берта Марии Бендер-бея.
- А вы слишком много на себя берёте!
- Мне кажется, что торг здесь не уместен, - прозвучал голос из-за спины книжного Остапа.
- Все слышали? Он повторять дважды не будет!
Бегемот, Азазелло и Фагот только фыркнули.
- Моя свита, ко мне! - тихо приказал Воланд. К нему с каждой стороны подошли по два человека и по одному коту.
- Мессир, а это кто? - вперёд выступил коренастый широкоплечий человек с огненно-рыжими волосами, с котелком в руке.
- Азазелло, познакомься, это тоже Азазелло.
- Тогда почему он такой дылда? И где его шевелюра?
- Таково режиссёрское виденье, - был ответ.
- Голову бы оторвать такому режиссёру! Правда, Бегемот?
- С удовольствием, - ответили коты и дико облизнулись.
- Мсье Воланд, у меня к вам один маленький вопросик, - сказал кинематографический Чичиков, глядя в упор на своего книжного двойника. - Почему нас всех по двое, а вы один?
- Я вечный и поэтому единственный, как бы меня ни представляли режиссёры. Но вернёмся к цели нашего собрания. В последнее время кино всё больше занимает внимание людей, книги уже мало кого интересуют. Что вы об этом думаете?
- Это несправедливо! - воскликнул книжный Азазелло. - Теперь меня никто не вспомнит коренастым и с рыжей шевелюрой.
- Но фильмы помогают посмотреть на произведение с другой стороны, - попробовал опровергнуть слова книжного героя киношный Остап. - Главное, чтобы зритель не изучал книги по фильмам. Ведь режиссёрское видение может увести от сути произведения. Также опускается множество событий, которые могут иметь большое значение. Но, посмотрев кино, можно хотя бы ознакомиться с произведением.
- Не скажите, любезный, - вставил своё слово книжный Чичиков. - Посмотрит неподготовленный человек первую серию и подумает, что я дьявол во плоти, охотник за душами, а я всего лишь делец и предприниматель. Или того хуже: решит, что Николай Васильевич сочинил меня под влиянием психического расстройства.
- Но, возможно, это пробудит у человека желание узнать, а что же задумал автор, и ещё вчерашний зритель откроет томик Гоголя и узнает во всех подробностях вашу жизнь и натуру, господин книжный собрат, - возразил Павел Иванович из телевизионного фильма. - А потом ещё и сравнит нас, наши поступки, заметит все неточности постановки и образов. Задумается над своим виденьем произведения, а там и, глядишь, над своей жизнью.
- Кроме того, - сказал Фагот из книги, - литературное произведение предоставляет читателю простор для фантазии: он сам рисует для себя внешность персонажа, его выражение лица, - тогда как фильм ограничивает наше сознание, вбивая в него шаблоны и не оставляя зрителю права выбора.
- Персонаж из кино порой не способен передать все муки совести и переживания книжного героя, - добавил Бегемот, критически оглядывая своего киношного двойника.
- А я считаю, - задумчиво сказал литературный Остап, - что книги и кино не стоит противопоставлять. Кино сподвигает на прочтение книги и помогает глубже понять произведение, а книга лежит в основе великого кино. Без неё не было бы хорошего фильма. Хорошая экранизация может получиться только при правильной обработке произведения: ведь в основе книги лежит, в первую очередь, психология детали и слова, а в основе кино – её зрительное отражение.
Воланд улыбнулся:
- Именно такого ответа я и ожидал от наделённого незаурядным умом человека. Действительно, кино и литература должны не враждовать, а идти бок о бок, подставляя друг другу плечо и оказывая помощь. В нашем дуальном мире люди привыкли делить всё на добро и зло, благость и грех. Они просто не могут или не хотят видеть то, что получается при их слиянии. Получается нечто великолепное. Получается жизнь со всеми её противоречиями и многогранностью. Те, кто этого не осознают, - прозябают, а не живут.
После этих слов наступила тишина, которую неожиданно разорвали двенадцать казавшихся громовыми ударов часов.
- Говоря словами наших друзей, господа присяжные заседатели, - голос мессира упал подобно судейскому молотку, - настало время занять места по коробкам и книжным полкам, день обещает быть насыщенным.
Не говоря ни слова, все действующие лица этой истории, каждый думая о своём, разбрелись по домам.
И вновь наступила тишина, на этот раз до утра.