Есть такие редкие места, куда едешь одним человеком, а возвращаешься другим, преображенным… Таков русский городок Шацк, и окрест его…
Сверху, с колокольни Троицкого храма, Шацк кажется большим уютным гнездом, где привольно устроились разномастные домики, сады, огороды, городской парк со старыми разросшимися тополями, с памятником ликвидаторам Чернобыльской аварии. Мал городок Шацк, а ушли оттуда погасить ядерное пламя 11 человек…
… В ранний час городок тих и пустынен… Только к храму с разных сторон тянутся люди… Пора звонить к утрене. Руки пономаря привычно ложатся на веревочную тягу, привязанную к языку большого колокола. Сначала c небольшим перерывом два удара — и чистый торжественный звон плывет над окрестностями до полного затухания, а с третьего начинается мерная россыпь звонов, зазывающих прихожан под своды церкви, возвещающих о предстоящем таинстве. Это благовест. Он «не только оповещает о времени начала службы, но и подготавливает христиан к ней… Он, собственно, уже есть Богослужение…» – писал в «Толковом Типиконе» замечательный русский православный богослов Михаил Скабалланович.
Интервал между ударами пономарь выбирает такой, чтобы он соответствовал голосу колокола, иначе звон может получиться заунывный (если удары слишком редки) или тревожный (в случае очень частых ударов). Сейчас колокол звучит светло и спокойно как необъятное утреннее небо над Шацком. И город вдыхает звук Благой вести вместе с гомоном птиц в садах и утренней свежестью… А день обещает быть жарким…
Рязанская земля — земля полей. К югу от Рязани уже начинаются степи. Засушливый зной степной в июльские дни достигает и этих мест, выгорает трава на обочинах дорог, на лесных опушках… Нет здесь никаких особенных красот и богатств, кроме лесов, лугов и прозрачного воздуха. Но кто хоть однажды побывал здесь — не может не ощутить, что край этот обладает большой притягательной силой. Почему?
«Он очень скромен, писал К. Паустовский — так же, как картины Левитана. Но в нем, как и в этих картинах, заключена прелесть и все незаметное на первый взгляд разнообразие русской природы…».
Шацк – украйна, южный край воспетой К. Паустовским Мещеры, распростершейся между Владимиром и Рязанью и являющейся одним из «немногих уцелевших лесных островов, остатком «великого пояса хвойных лесов». Он тянулся некогда от Полесья до Урала. В него входили леса: Черниговские, Брянские, Калужские, Мещёрские, Мордовские и Керженские. В этих лесах отсиживалась от татарских набегов древняя Русь». Легенды о знаменитом атамане разбойников Кудеяре тянутся из этих мест. А еще здесь, под Шацком, по дороге в Вышенскую пустынь, обитель святого Феофана Затворника, с незапамятных времен укрывались в лесных скитах монахи, и даже в советские годы, годы гонений на верующих и разрушения храмов, теплился там огонек веры. Окольными тропками пробирались туда люди…
В Шацке и вокруг его лучше начинаешь понимать, что именно здесь начиналось извечное противоборство леса и степи, противостояние русских укрепленных районов набегам татар-степняков. Граница между лесом и степью в древности проходила по северной границе чернозема, то есть как раз по шацким местам. Там, где ныне стоит город Шацк, издавна существовали так называемые «Шацкие ворота», небольшое укрепление, острожек, преграждавший степнякам путь в глубь Руси. При появлении кочевников на башне зажигался видный издалека сигнальный огонь.
Такая крепость, острожок, существовала на Соборной горе, оттуда открывался широкий вид на степное ополье. Внизу протекала Шача, создавая естественную водную преграду неприятелю. Первыми поселенцами острожка стали пушкари, стрельцы и казаки. Под их защитой проходило освоение края. Строился Шацк, обрастал деревнями вокруг него, появились храмы, даже разрушенные, обветшавшие, и ныне поражающие сегодня своим величием и красотой.
Именно на Шацкой земле, тогда относившейся к Тамбовской губернии, в деревне Ключи родился в 1829 году уникальный русский религиозный мыслитель и философ-футуролог, один из родоначальников русского космизма Николай Федорович Федоров, которого современники называли «московским Сократом». С восхищением отзывались о нем Лев Толстой и Федор Достоевский, другой его знаменитый современник, философ и поэт Владимир Соловьев. Именно в Шацке Федоров пошел учиться в начальную школу. Теперь на этом небольшом домике есть мемориальная доска.
Сегодня вокруг Шацка опустели или исчезли совсем многие из деревень, Подсосенки – тому красноречивый пример. Но восстановленный с помощью московского предпринимателя К.О. Попова, чьи корни тянутся из этих мест, в Подсосенках храм – не только часовой, охраняющий покой ушедших поколений сельчан. Этот храм возвышается на холме посреди полей и оврагов, свидетельствуя о присутствии Слова Божьего на этой земле.
У ограды Троицкого храма в центре Шацка необычное оживление. Несколько легковушек и автобус окружили нарядно одетые люди, вновь прибывших встречают объятиями, как самых родных и близких, галдят дети. Наши, подсосенские, собираются, — улыбаясь, говорит мне молодая статная женщина. – Вот, деревни нет, а мы есть…».
Это уже традиция: раз в год, на летний праздник Казанской иконы Божией Матери, собираются из Рязани и даже Москвы жители бывшей деревни Подсосенки, их дети и внуки, прихожане шацкой церкви Троицы Живоначальной, чтобы вместе отправиться в паломничество на «родное пепелище», на землю предков, где хоть и нет теперь той деревни, но не пусто место под сенью креста восстановленной Казанской церкви, приписанной ныне к храму Троицы Живоначальной в Шацке.
Эта икона – одна из наиболее почитаемых в русском народе, в честь ее поставлены многие храмы. Вот и в Подсосенках восстал из разрухи посвященный Ей храм.
А деревня была немаленькая, у всех сады, огороды, скотину держали. Луга кругом, было, где ее пасти, где сено заготавливать. Разнотравье богатое! Речушка под склоном оврага и сейчас бежит, вода чистая, ребятишки вместе с птицей все лето там плескались. А какой простор! Тамошняя школа была для молодежи вместо клуба. Словом, что говорить, беззаботное счастье! Правда, и трудились достаточно, помогали старшим на огороде, на сенокосе, сено скирдовали, работали на току. И деньги за трудодень всем исправно платили. Колхоз здесь был.
Храм давно пребывал в развалинах. Одно время зерно там хранили. Потом и крыша провалилась, и стены искрошились, посыпались…
Когда колхоз распустили в 90-е, люди окончательно разъехались, но тянет их сюда, нет деревни, а приезжают ежегодно с детьми, с близкими. Ни одной Казанской не пропускают, это престольный праздник их села. Едва церковь восстановили — стали ездить.
Храм поддерживает всю прошлую радость, всю их жизнь…
Стало традицией собираться на Казанскую в Подсосенках. А первые два года люди, здешние земляки, буквально по цепочке узнавали, что туда начали съезжаться подсосенцы, из уст в уста передавалась информация, и постепенно народу становилось в этих поездках все больше и больше.
К отъезжающим из Шацка в Подсосенки присоединяется священник. Впереди — недолгая дорога среди полей и торжественная праздничная служба в Казанской церкви. В этом одиноко возвышающемся храме по-особому воспринимаешь смысл молитвенного духовного соединения. А еще возникает волнующее чувство со-причастия к ушедшим поколениям крестьян, столетиями населявших эти земли, к тем, кто ушел из Подсосенок на фронт и не вернулся….
Выше Выши только небо… Дорога из Шацка в сторону Свято-Успенского Вышенского монастыря не длинная, всего двадцать шесть верст… Она петляет среди полей, где по песчаным краям — молодые сосны, перелески, деревушки, наконец, вот и мост через тихо-сонную, серебристую реку Цна, еще сохранившую свою чистоту и красоту… О ней немало упоминаний в литературе: известный писатель-краевед В. Герасин замечает в одном из своих очерков: «Цна – святая вода…». А у О. Мандельштама, проезжавшего здесь в 30-е годы ХХ века, находим:
Ночь. Дорога. Сон первичный
Соблазнителен и нов…
Что мне снится? Рукавичный
Снегом пышущий Тамбов
Или Цны — реки обычной —
Белый, белый бел-покров?
В этих местах будто все под Покровом… Даже в лихие годы гонений на церковь теплился в людских сердцах огонек веры… Его хранили в скитах, укрытых в здешних лесах. Следуя завету высоко почитаемого в русской земле Святого Преподобного Серафима Саровского: «Спаси себя сам, и вокруг тебя спасутся тысячи».
А дорога тянется дальше… Сосны становятся мощнее, раскидистее и выше, золотятся крепкими, словно слитки, стволами, тянутся к небу, среди них – вперемежку — живописные старинные липы. Ширится проселок в деревню. Снова мост – теперь через полноводную Вышу, впадающую в Цну. От названия речки и происходит название местности и монастыря. Справа сквозь деревья, наконец, празднично засияли купола знаменитой обители — Вышенской пустыни. Последнего пристанища святого Феофана Затворника….. По его словам — «Преутешительная и преблаженная обитель».
Вокруг вроде бы простой русский сельский пейзаж. Но ты чувствуешь: что-то уже неуловимо изменилось. Граница между монастырем и «миром» с каждым шагом превращается в метафизическую грань. Тишина такая в мыслях и сердце, что кажешься себе оглохшим: ни пенья птиц, ни шелеста ветра в верхушках деревьев, ничего не слыхать… За воротами монастыря, окруженного невысокой стеной — благолепие и молчание…
Место, выбранное некогда монахами для расположения монастыря, мало того, что отличалось удивительной природной красотой, оно, по преданиям, было ознаменовано явлениями благодати Божией. Старцам-монахам виделся здесь по ночам теплый таинственный свет. Для приверженцев пустынного уединения трудно было бы найти лучшее место.
Известный по письменному источнику – грамоте матери царя Михаила Федоровича — Марфе – с 1625 года — Вышенский монастырь в 20-х годах ХХ века был закрыт, здания и все имущество бывшей обители национализированы, а монахи выселены. Единственным собором, где до 1938 года продолжались богослужения, оставался Христорождественский.
К моменту закрытия в монастыре насчитывалось около 80 насельников. За короткий срок они были изгнаны с монастырской территории. Часть из них обосновалась в близлежащих деревеньках, продолжая тайно вести монашескую жизнь и неукоснительно выполняя монастырский устав. Властями и пропагандой безбожия было немало сделано для того, чтобы само имя святителя Феофана было прочно забыто, уничтожена память о Вышенской пустыни, где он с такой любовью прославлял имя Божие и дела Его. Поруганные святыни православия руинами стояли на просторах страны, и то, что не было разрушено сразу, постепенно рассыпалось в прах под губительным влиянием времени.
В конце 80-х годов страшная картина представала для всякого, посетившего бывший монастырь: разорение и запустение царили вокруг. В 60-е годы взорвали монастырскую колокольню. А в 1990 году Вышенский монастырь, пусть и в самом плачевном состоянии, был частично передан Русской Православной Церкви для организации женского монастыря.
Пролистаем еще страницы истории Вышенской обители:
«Летом в 1972 году иерей Георгий Глазунов и игумен Марк (Лозинский) вместе с двумя студентами духовной Академии, иеромонахами Елефверием и Георгием, тайно проникли в закрытый Вышенский монастырь, где в подклети Казанского собора был погребен почитаемый ими епископ Феофан. Увидев «мерзость запустения» на святом месте и совершив панихиду, они решили во что бы то ни стало потихоньку вывезти честные останки святителя. Вскоре отца Георгия Глазунова вновь посетил иеромонах Елевферий, на этот раз один. Повторная поездка в Вышу принесла добрый плод — сотоварищи, спустившись в склеп, перебрали руками всё «от» и «до», обрели мощи и забрали их с собой. Шеститонную надгробную плиту вывезли позже.
В 1988 году состоялась канонизация Феофана Затворника, которая привлекла внимание общественности к заброшенной Вышенской обители.
И так, постепенно, шаг за шагом началось возрождение монастыря.
В 1998 году, к 10-летию прославления в лике святых святителя Феофана, Успенскую церковь отремонтировали и освятили. Можно сказать, с этого момента в стенах монастыря вновь ежедневно стало совершаться богослужение.
С возвращением Святителя Вышенский монастырь на глазах восстает из небытия, постепенно обретая тот вид, в котором его знал и любил Феофан. Верно говорят: две путеводные звезды светили владыке Феофану на всём его жизненном пути: Вера и Верность. Они соделали его одним из столпов Церкви, защитником и проводником православной веры, всеми своими силами, талантом, любовью к Богу и людям, утверждавшим ее, приводившим к ней ищущих, укреплявшим колеблющихся и сомневающихся, утешавшим скорбящих.
Ему было всего 52 года, когда он, повидав разные страны, оставил епископское служение и удалился в маленький провинциальный монастырь в Выше. Но как дорого было это место его сердцу! «Вышу можно променять только на Царство Небесное», – писал Святитель Феофан. Здесь, в тихом уголке русской земли ярко воссиял его талант духовного писателя, здесь он безвыездно провел последние 27 лет своей земной жизни. Но в своем затворе, в уединении Святитель Феофан не только не отвернулся от мира, но стал служить ему с новой силой, только теперь взаимодействие его с миром людей полностью перешло в духовную сферу. В затворе им были написаны выдающиеся богословские произведения, толкования Священного Писания, переводы святоотеческих книг. Особого внимания заслуживают его труды в эпистолярном жанре: он вел переписку с сотнями людей, и интенсивность этой переписки поражает: иногда в день он писал до 40 писем, и в каждом из них адресата ждали мудрый совет, утешение в скорби, иногда и твердое вразумление и всегда – щедро изливающиеся любовь и участие. Для него не было плохих людей, никогда он не обращался к человеку как к грешнику, но как к тому, кто нуждается в духовном врачевании. А кроме того, он писал иконы, в его келье были микроскоп, фотоаппарат, телескоп, и иногда, в ясную ночь, он наблюдал небесные светила, дивясь красоте и величию мироздания. Он шил себе одежду, разводил цветы, работал с деревом… У него была богатая библиотека, содержащая не только духовные книги, но и художественную литературу, научные издания.
Его мысли о чтении и сегодня поражают своей глубиной:
«Читать для знания – одно дело, а читать для назидания – другое. При первом много читается, а при втором не надо много читать, а как только из читаемого что-либо падет на сердце, останавливайтесь и думайте, стараясь и разъяснить, а более углубить в сердце сию мысль. Это то же, что превратить сие в предмет богомыслия. Так питать будете душу и растить, а не насыпать ее, как мешок».
Или вот еще, как завет:
«Возлюбленный читатель мой! Хочешь ли, я покажу тебе вещь, которая честнее злата и сребра, многоценного бисера и камений драгих? Ничем не можешь ты обресть и купить Царствия Небесного, будущих радостей и вечного покоя, как только этою вещию. Это – читание наедине и слушание со вниманием и усердием слова Божия, писаний отеческих и других душеполезных книг. Никому нельзя спастись, если он не будет читать или слушать святые душеспасительные писания. Как птица без крыльев не может взлететь на высоту, так ум без святых книг не может домыслиться, как спастись».
Но, конечно же, главным делом его жизни оставалась молитва.
Таков был затвор этого удивительного подвижника. А сам он никак не соглашался признавать свой образ жизни затворничеством: «У меня та же жизнь, только приемов и выходов нет… простое уединение на время». Наверное, можно сказать и так. Уйдя от мира телесно, человеческим естеством, духом своим он продолжал жить в нем, привнося в него трудами своими Божий свет, премудрость и любовь.
Людмила Лаврова
Фото: Михаил Астахов
Читайте больше материалов на нашем сайте