Пожалел женщину, пустил к себе пожить. А она меня оклеветала.
— Оклеветали, так признавайтесь…
Сергей Тарасович глубоко вздохнул и сказал:
Анкета с его допросами была отдана на подпись офицеру. Тот, прочитав ее, посмотрел на следователя, потом на банкира. В голосе его прозвучали не угроза и не угроза вовсе, а сожаление. Так, наверное, у нас в кино говорят о том, что у преступника совесть проснулась. Офицер положил листок перед собой на стол и произнес:
— Хорошо, оставайтесь. Я думаю, что вы получите реальный срок.
«И чего он стоит, этот приговор? — подумал Сергей Тарасовича. — Ты ведь за ложь и клевету на суде так и не ответил. А сидел бы в тюрьме, да еще мог бы с удовольствием читать свои собственные показания…»
Возможно, Сергей Тарасычу помог адвокат. Выслушав сбивчивый рассказ банкира, он помолчал, сочувственно покачал головой и сказал, что приговор справедлив. Зато вот как поступил бы на его месте следователь:
А ему перед законом вообще ни в чем быть невиновным нельзя.
Он, следак, защищал бы честь мундира. И грозил бы Бутусову самой суровой мерой пресечения. А тот бы плакал и просил прощения у Полянского. И не только у него, но и у своей малолетней доченьки. Полянский простил бы, обещал бы вечно помнить о замечательном гражданине Петре Ивановиче Никитине, его самом лучшем друге, наставнике, советчике и методисте. А напоследок, чтобы смягчить вину, стал бы таскать банкира по всем инстанциям, пока наконец его бы не простили.
За время следствия Пётр Иванович Никитин уже дважды восстанавливался на службе. Первый раз снова поступил на работу, второй раз его восстановили. Он, хоть и пожилой уже, но все еще подвижный, легкий на подъем человек. И тоже не упускал возможности повидать Бутусова. Он звонил Петре Ивановичу домой, передавал приветы, говорил, что ему не стыдно за своего старого друга, что дружит он с ним «по-честному».
Вот опять звонит.
- Ну что, Петруша? Как живешь-можешь?
- - Да как тебе сказать… и кое-что, и кое в чем…