Когда сын великого танцовщика Мариса Лиепы Андрис, солист балета, театральный режиссер и продюсер, вел на Петербургском телевидении авторскую передачу "Закулисье", на интервью к нему приходили звезды мирового уровня - Галина Уланова, Майя Плисецкая, Родион Щедрин, Лайма Вайкуле. Одна из передач была посвящена Рудольфу Нурееву, с которым Андрис дружил.
- Андрис, вы ведь безумно заняты, и вдруг решили стать журналистом...
- Петербург более тяготеет к истории и культуре. Центральное телевидение и вообще Москва сейчас загромождены людьми, которые приезжают с Запада и пытаются найти какой-то новый стиль, а найти его почти невозможно, потому что самое лучшее уже изобретено. И надо пропагандировать то прекрасное, что есть у нас в культуре. Я восстанавливал спектакли Фокина, декорации и костюмы Бакста, Бенуа, Головина, потому что обожаю это время.
Мне 35 лет (разговор состоялся в 1997 году - прим. ред.), конечно, танцы занимали большую часть моей жизни. Но ограничивать себя этим нельзя. Господь ведет меня по жизни, надо только не откидывать эти возможности. Сегодня мне интересно заниматься оперой, балетом, телевидением, кино. Вот эти направления я буду продолжать развивать, когда закончу танцевать.
- С раннего возраста вы видели, что балет - это адский труд, но выбрали все же эту профессию.
- У нас с Илзе перед глазами был пример отца. Мы видели, как это серьезно и как важно быть целиком отданным профессии, иначе ничего не добьешься. Та работа, которая проводится ежедневно, она уже в крови. Я и своим ученикам говорю: "Если вы не хотите так работать, то лучше идите в ларек торговать".
Отец всегда был для меня примером для подражания. Я видел какие-то вещи, которые мне не очень нравились - но у каждого из нас есть такие стороны, которые нельзя оценить однозначно... Перед глазами были отец и мама - она актриса, работала в театре Пушкина, сейчас на пенсии, - и творческая атмосфера в нашем доме сподвигла меня на такую работу.
Отец очень хорошо сказал, что театр - это болезнь. Этот запах кулис, канифоли, вся атмосфера каким-то образом въедается в тебя так, что когда у тебя отнимают театр, то можно просто погибнуть. Как это получилось с моим отцом. Он погиб из-за того, что не мог приложить свои силы. Конечно, тогда было другое время, сейчас уже больше возможностей. Когда я уезжал работать в Америку, он сказал мне: "Только не бросай Большой театр!"
Я понимаю, это такое воспитание, когда кажется, что вся жизнь только в одном театре. Но можно театр воссоздать вокруг себя. И отец был таким человеком, такой звездой, что мог вокруг себя сплотить людей. А умер он перед самым началом нового этапа, когда собирался открыть свой театр. Сердце не выдержало. Вообще здоровый человек был, 52 года...
- Вы были с ним в последние минуты?
- Нет, я был в Америке, танцевал у Миши Барышникова. Позвонил домой, и Илзе сказала, что отец умер... Я попросил, чтобы без меня не хоронили, потому что я мог приехать только через 5 дней. Я бы не смог пережить, если бы похоронили без меня...
В тот день, когда я узнал о смерти отца, меня попросили не танцевать в "Лебедином озере". Я отказался. Мой отец танцевал "Жизель" в Риме, когда его мама умерла, и он посвятил этот спектакль ей. Вот и я посвятил тот спектакль отцу... Я помню, как он мне говорил: "Если у тебя будут какие-то проблемы в жизни - в творчестве, с любимой девушкой - порепетируй, устань как следует, и проблема сразу станет меньше".
- Андрис, а есть ли какая-нибудь разница, когда танцуешь с женой, с сестрой или любой другой балериной?
- Мне немножко тяжеловато танцевать с Илзуней, потому что мы очень хорошо друг друга знаем, а надо иметь дистанцию. Я люблю с ней танцевать, но между нами всегда существует какой-то спор. С женой никаких проблем нет. С любой балериной, когда танцуешь, возникает элемент маленькой интриги. Это очень хорошо, что-то недосказанное должно быть на сцене. Я не понимаю, когда говорят: "Я ненавижу свою партнершу, я не могу с ней танцевать". Для меня такого не существует. Либо я не танцую вообще, либо у нас есть уже какие-то отношения, которые можно отыграть и на сцене.
- Полтора года вы проработали в Америке, в труппе Михаила Барышникова...
- Есть имена магнетические, и я очень рад, что Миша был моим боссом и ставил для меня "Лебединое озеро". Судьба подарила мне возможность встречаться с великими танцовщиками не просто так, а в работе - это всегда намного серьезнее и оставляет колоссальные впечатления. Я делал передачу про Рудольфа Нуреева и чувствовал, что Господь меня свел с такими людьми не просто так. И сейчас, когда Рудольфа уже нет, я попытался таким образом отблагодарить его за то, что он сделал.
- Кого еще из великих вы вспоминаете с такими же теплыми чувствами?
- Владимира Васильева я обожаю.
- Неприятно было читать в прессе о его сложных отношениях с Майей Плисецкой...
- Я считаю, что театр - это очень сложное заведение, пытаться его проанализировать невозможно. Я очень тепло отношусь и к Васильеву, и к Майе Михайловне. Что между ними произошло, я не могу сказать. Не знаю, что произошло между моим отцом и Григоровичем, но знаю, что отец сильно страдал и эта ситуация очень серьезно ударила по его творчеству. Я общался с Григоровичем после и должен сказать, что он не переносил на меня хоть йоту того, что было в их отношениях с отцом. И я благодарен за это судьбе. Кто там виноват - не разберешься, но сейчас мы знаем, что один творческий человек пострадал, а другой потерял тот гениальный материал, который существовал в моем отце как в исполнителе. Все равно на сегодняшний день лучшего Красса в "Спартаке" нет!
- Наверное, недостаточно быть лишь прекрасным танцовщиком, чтобы сыграть эту роль...
- Я думаю, что это божий дар перевоплощения, которым обладал мой отец. Не случайно его назвали в Лондоне на гастролях "лорд Байрон" балета. И еще одно прекрасное изречение было в одной из статей: "Его мозг танцует, а тело думает". Это очень точный ответ на ваш вопрос. Ведь многие танцуют Красса сейчас, и хорошо танцуют. Конечно, очень важно - на кого сделана роль. Но в то же время такой образ Красса не родился бы, если бы не Григорович...
- Гений и злодейство все-таки вещи совместные или нет?
- Мой первый крупный спектакль на сцене Большого театра был "Моцарт и Сальери", и мне, как ни странно, дали роль Сальери. Я к ней очень серьезно подошел, потому что в общем-то это не мой образ. Мне пришлось надеть темный парик, совершенно перевоплотиться, и я понял, что человек не рождается злодеем и убийцей. Какие-то жизненные ситуации, темная сила все время присутствует в любом начинании. Если человек не может бороться, это его каким-то образом затягивает, и все то, что могло быть очень хорошо, поворачивается в какую-то страшную-страшную сторону.
Когда я ставил спектакль "Паганини", то пытался вытянуть и из этого образа совершенно другую идею. Великий скрипач был одарен от Бога, но толпа создала миф, что он продался дьяволу. Я думаю, что невозможно быть талантливым человеком и не творить добро. Все равно оно каким-то образом проявляется в творчестве. Господь не дает за просто так ничего.
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал и читай:
- Феномен Ивана Урганта с точки зрения психолога ЗДЕСЬ
- "Не нужно бояться быть одиноким, нужно бояться быть никем". Простые истины Михаила Пореченкова
- "Я хуже того Певцова, которого вы себе представляете" ЗДЕСЬ
- Данила Козловский: "ПРИНЦИПЫ ЖИЗНИ" -- ЗДЕСЬ
- "Мы так плохо живём, потому что не из чего не извлекаем уроков". Актёр Александр Домогаров -- ЗДЕСЬ
Беседовала Инна Каневская, главный редактор "Лилит" (с), фото Андриса Лиепы -- Виктор Горячев, Москва