Не верю ни одной секунде. Если бы я не участвовал в этом ужасе, который был вокруг меня два года, где меня обвиняли вот так же в мировых газетах во всем. Причем не было ни одной газеты, где бы не склоняли мое имя...
– Николай, ты много раз говорил о том, что политика тебя не интересует. Что ты понимаешь под политикой в данном случае? Что для тебя этот термин означает?
– Ты знаешь, просто когда я был юношей, начался развал Советского Союза. И я как грузинский мальчик достаточно сложно переживал войну в Абхазии, потому что там много родного. Регион, где я постоянно отдыхал с мамой в Пицунде. Я там вырос в Доме кинематографистов. Там было много друзей у мамы, и я знал этих людей, и в их семьях были трагедии. Было много людей, которые оттуда бежали. И в общем, с того момента я ничего не хочу знать.
– Разве это не тот самый случай, когда наоборот надо знать. Взять хотя бы ситуацию 2008 года между Россией и Грузией.
– Не хочу знать. Я не являюсь гражданином Грузии. Я безумно люблю эту страну. Я гражданин России. Что я могу сделать?
– Как ты, будучи чиновником, можешь говорить, что неинтересна политика? А самое главное – даже не чиновником, а гражданином, все-таки XXI век, политика и вообще мир информации, мир, меняющийся так быстро. Он затрагивает со всех сторон.
– Я верю только одному. Летят на меня бомбы сейчас сверху или не летят. Есть очень хорошая фраза, что политика – это битва троянских коней. Вот недавний пример давай возьмем: в той же Белоруссии или в том же Хабаровске. Слушаешь один телеканал – одно, слушаешь второй – второе.
– Это уже вопрос пропаганды.
– Подожди. Дальше, когда я читаю те же телеграм-каналы, где сегодня я объявлен террористом. Завтра могут там вообще написать, что я ем детей на завтрак, обед и ужин. И многие этому, наверное, поверят. Понимаешь, я не обладаю тем объемом информации, который позволит мне об этом судить.
Мало того, я тебе скажу такую вещь: есть люди, большое количество, которых я знаю хорошо. Больше двух с половиной десятилетий я бываю у них в гостях. И я точно знаю, что, допустим, они живут в этом доме или в этой квартире, что им принадлежит вот это. А вижу расследование и заведомо понимаю, что показывают вранье, потому что я просто непосредственно знаю, что это не так. Вот зачем мне в это все верить? Зачем мне в это все вмешиваться?..
– Ну, хорошо. Отравление Навального – это политика?
– Да. Я никогда не поверю в это.
– Ты видел расследование, которое вышло?
– Не верю ни одной секунде. Если бы я не участвовал в этом ужасе, который был вокруг меня два года, где меня обвиняли вот так же в мировых газетах во всем. Причем не было ни одной газеты, где бы не склоняли мое имя. Может быть, у меня было бы к этому другое отношение. Я просто не то что не был участником, я не был в этом районе в течение полугода даже. Понимаешь? Пример тебе приведу, с Навальным, так как это происходило и в Германии, чтобы ты понял. «Шпигель» – это достойное издание?
– На мой взгляд, да.
– На твой взгляд да. Значит, меня долго уговаривали на интервью «Шпигелю». Безумно долго. Я отказывался. Ко мне заходили с разных сторон. В конце концов очень близкие мои друзья, которые обременены очень неплохими должностями, так скажем, в Министерстве иностранных дел, меня попросили с ними встретиться. Я пришел на интервью. Ты знаешь, я человек пунктуальный, я пришел в час, когда назначено. Мне назначили встречу напротив МИДа, потому что человек, который переводил и который устраивал интервью, он назначил ближе к себе. Это ресторан White Rabbit. Это, оказывается, очень дорогой ресторан.
– Очень вкусный.
– И я никогда в нем не был. Я в нем был первый раз. Я пришел на интервью, там уже сидела эта дама из «Шпигеля». Я дал очень честное интервью. И когда вышел этот материал – кроме вранья, не было ничего.
Значит, там было написано, в какой шубе я пришел. А это была зима, на минуточку. Что я выбрал самый дорогой ресторан, что я регулярно там ем. Я никогда не был в этом ресторане. Я второй раз был в этом ресторане на юбилее моей подруги, тренера Нины Мозер. Там была еще куча фактов, которые не имели ко мне отношения. Я об этом не говорил! И эта баба, которая со мной разговаривала (а у меня другого выражения нет), она дала за эти, я не знаю, я с ней просидел час или полтора, такие суждения...
Дальше. Был такой парень. Я просто хочу, чтобы это прозвучало. Он англичанин, по-моему. Он снимал фильм про вот это все дело, якобы с атакой. Назывался этот фильм, по-моему, Большой балет... Что-то вот такое. И опять-таки через очень крупных политиков на меня выходили. Меня уговаривали дать интервью. Я подписал изначально договор, что без моего ведома ни одна фраза не будет внесена в этот фильм. Я специально подписал такой договор.
После того как я дал очень большое интервью. Это было на территории академии. Мне присылают текст, который я, значит, там говорил. И я в этом интервью привел такую фразу, которая принадлежит Екатерине II... что «ни одна пушка в Европе не смеет стрельнуть без моего дозволения». Но я перед этим что-то рассказывал. Потом эту фразу произнес, как бы там было что-то про Путина. Почему Большой театр очень главный, почему Путин важный политик. Я это произнес в контексте.
И из всего предложения вырезана эта фраза и мне ее присылают. Одну из тех, которые будут там. Я говорю, я хочу видеть контекст, куда это вставлено. Мне говорят: нет. Я говорю: тогда я вам запрещаю использовать все мои реплики. Они долго со мной бодались. Они поняли, что все подписано очень грамотно. Я уже к тому моменту был дипломированным юристом. В итоге я не разрешил. Они вырезали мои по 40 секунд фразы из каких-то интервью, у других каналов купили, что-то там повставляли. Но ничего порочащего не смогли вставить.
Фильм провалился, так скажем. Он не имел никакого резонанса, ничего. Но во всех вот этих превью, когда человек дает интервью и пиарит свой фильм, этот парень везде меня поливал и говорил, что самый скандальный, самый омерзительный человек с чудовищным характером – это Николай Цискаридзе. Только потому, что я поступил сообразно этике. При этом он меня поливал в Англии, в Америке, во Франции, везде, где этот фильм выходил в прокат.
Скажи, пожалуйста, почему я, побывав в шкуре человека, которого ни за что обливали, обливали, обливали, должен верить в то, что делают те же СМИ...