Босс думает, что я хочу его отравить, а я никак не решусь сказать о нашем малыше, вдруг он на него посмотрит, и ничего хорошего в этом взгляде не увидит…
— Только не говори, что ты уже, вроде, так и сделала.
Саша ошеломленно смотрела на меня, стараясь подавить торжествующую улыбку.
— Тебе потребовалось два месяца, чтобы придти к такому выводу?
Забавно. Саша считала, что можно сначала создать в своем воображении образ «злого призрака», а потом, пройдя обучение у психолога, выплеснуть его на все, что видит.
Вот только методы «злых призраков», к которым она прибегает в своей работе, не согласованы друг с другом.
Не знаю, что в ней такой привлекательного, что она даже не может никому об этом сказать.
Мне, наверное, тоже не следовало бы этого делать.
Но я не могу, не могу остановиться. Я должна испытывать отвращение, смятение. Я уже не могу говорить о своей любви.
Она читала мне лекции о том, что даже если я и буду любить кого-то еще, это не значит, что этот человек мне безразличен, что он может быть мне неприятен.
Я не буду к нему равнодушна.
Мы слишком разные.
И вместе с тем, мы слишком похожи.
Это невозможно объяснить, но эта потрясающая абсолютная схожесть сводит меня с ума.
Сводит с ума…
Все в ней потрясает меня, каждая черта.
Внешнее и внутреннее.
Элегантность и простота одновременно.
Отрыв от реальности — вот то, что меня сводит с ней с ума, вот из-за чего я люблю ее.
Есть в ней нечто такое, что притягивает меня к ней, заставляет видеть в ней собственную противоположность.
Трусость и храбрость, слабость и сила,… боже, эта женщина должна была стать депутатом, даже если бы могла быть кем-то иным.
Интересно, а она сама понимает, что ее слова бросают вызов общественному мнению?
Если она и вправду такая смелая, что готова говорить людям в лицо неприятные вещи, то отчего не пробует казаться еще более смелой?
Почему я просто не могу посмеяться вместе с ней?
Научиться быть несмешной.
Наверное, она думает, что нужно что-то более глобальное, чем обычный, пусть даже кратковременный флирт.
Если это так, то