Я люблю автобусы, в которых люди молчат. У нас с А.Т. есть одна из традиций: ездить каждый год на ночь музеев и всегда — вместе. Наше когда-нибудь сбывается. Она сидит у окна, когда мы только едем куда-нибудь; я возле окна — когда мы возвращаемся домой. Я не особо люблю дневной свет, слишком яркий режет мне глаза. Я люблю ехать возле окна в тёмное время суток. Вглядываться в темноту, встречать одиночные фонари и ловить отблески света проезжающих мимо машин.
У нас было так много часов и всё-таки мало времени. Мы просто шли по проспекту и знали, что можем отправиться куда угодно. Когда мы сбивались с маршрута, то приветливые прохожие указывали нам нужный путь. Даже потеряться было приятно. Мы шли рядом, временами останавливаясь, чтобы восстановить дыхание от очередного приступа смеха, иногда держались за руку (как же мало людей, с которыми мы можем держаться за руки, правда?) и принимались тут же бежать. А.Т. привыкла к тому, что я с ни с того ни с сего могу взять её за руку и побежать.
Я не спешила фотографировать. Я торопилась жить.
Мы посетили музей Москвы, в котором мне стало грустно. На чёрно-белых фотографиях я видела людей с широкими улыбками, но грустными глазами. Мы поднимались выше, а мои руки опускались всё ниже.
В этот день нам встречались приветливые и улыбчивые люди. Мы видели мужчину в метро, который стоял, держась за поручень, и улыбался, не глядя ни на кого. Он просто смотрел прямо перед собой, а его улыбка отражалась в окнах. А мы пытались угадать, о чём он сейчас думает.
Мы хотели выйти на своей станции, но в последний момент выбежали на другой. И просто из-за случайной спонтанности всё может пойти по-другому.
Два эскалатора, расположенные рядом друг с другом, но направляющиеся в разные стороны, для меня словно игра взаимных улыбок. Ты просто едешь вниз или вверх и встречаешься с кем-то взглядом с другой стороны. “Смотри, как я умею!” — говорю я А.Т. и встречаюсь взглядом с человеком, который через какое-то мгновение мне улыбается. “Я ведь просто посмотрела! Я же и на тебя так смотрю”. И я тоже начинаю улыбаться. А потом мы видим, как этот проехавший мимо человек оборачивается с улыбкой ещё шире. Это же здорово — ехать в разные стороны и улыбаться друг другу, зная, что вы больше никогда не встретитесь. Достаточно лишь встречного взгляда.
А затем мы задались вопросом: “А если два человека верят в любовь с первого взгляда, как им быть, когда они увиделись на двух разных эскалаторах?” Наверное, одному из них придётся бежать вниз по эскалатору, который идёт вверх.
Мы медленно ходили по вечерним улицам, потому что ноги уже подкашивались от приятной усталости, слушали песни американца с красивым голосом, который собрал толпу людей. И все эти спонтанности почему-то запоминаются: когда мы открыли дверь, а нам сказали: “Мы закрываемся через 7 минут, сударыни!”, а побежавший за нами парень сказал, что у нас ещё целых 7 минут! Или как А.Т. столкнулась с мужчиной, который, видимо, потерялся посреди улицы и завертелся, и я сказала ей: “Плюхнулась в мужчину”, а она смеялась. Или то, как мы обнаружили маленькое совпадение: наши плееры, лежавшие в сумке, оказывается, были включёнными и потратили зарядку. Музыка играла даже в сумке. Но у меня оказался чудо-плеер: он воспроизводил музыку даже с нулевой зарядкой.
По возвращении мы шли почти по безлюдной улице, мимо нас мчались машины, и я сказала: “Я даже не заметила, что мы молчим”. А.Т. улыбнулась и ответила: “У нас ведь никогда не бывает неловкого молчания”.
Да. Не бывает.
Ты ещё не уезжаешь, а уже хочешь остаться. Ты идёшь и думаешь о чём-то, а тебе кажется, что ты улыбаешься. И ты говоришь, что у тебя костлявое плечо, а в итоге на него всё равно кладут голову и засыпают. И я люблю приятные сны. Но ещё больше я люблю, когда реальность оказывается лучше всяких снов.