В канун годовщины катастрофы на Чернобыльской АЭС группа журналистов прокатилась по самым пострадавшим районам Беларуси. Нас пускали почти везде. Пресс-тур организовал Постоянный Комитет Союзного государства
Школа в мёртвой деревне Борщёвка. Восьмилетка.
На доске мелом размашисто:
«Я, директор школы Петрушенко Артём Мих., жду вас здесь. До встречи, дети! 9 мая 1992 года».
И чуть ниже:
«Привет всем! Дети и внуки Артёма Михайловича. 2004 год».
На двери с табличками «1 класс» и «3 класс»:
«Мы тебя все очень любим и скоро к тебе вернёмся».
Ещё одна доска исписана двумя поколениями семьи Евсеенко:
«Евсеенко Света, 1989 год». «Евсеенко Олег Владимирович, 1992 год», «Евсеенко Ольга Владимировна, 1993-й»... Надпись в центре обведена жирной, хоть и белого цвета, но траурной рамкой: «Евсеенко Игорь Владимирович», и ниже другим почерком: «Который никогда сюда уже не придёт. Всё. 8.V.69 - 19.XII.93».
На стенах:
«Кузменков Владимир Фомич. 1965 года выпуска. Г. Чернигов, т. 5-55-98. Жду звонка, одноклассники!»
«Нет второго Чернобыля, и не будет!»
«Таня Мартыненко училась в этом классе. Спасибо этим стенам за всё!»
«Однокласснки, вашу мать, давайте встретимся! Концевой Сергей, 13.04.2010»...
На полу - пластинки с записями Баха и уроков немецкого; шикарный гербарий - хоть сейчас на урок ботаники; портреты вождей - местных и союзных; учебники, наглядные пособия... Парты остались в этих стенах почти все: кому они нужны в той другой жизни без радиации.
Жителей Борщёвки и многих других белорусских деревень, расселённых 30 лет назад после взрыва на ЧАЭС, привозят сюда централизованно на Радуницу - помянуть предков, зайти в свой бывший дом, конечно же, посетить родную школу. Большинство приезжает в Борщёвку на День Победы. Для их дедов и отцов 9 мая - день победы над нацизмом. Для оставивших надписи - день, когда их погрузили в автобусы и грузовики, и вывезли в относительно безопасные области, как им тогда говорили, ненадолго. Как выяснилось - навсегда. Семьдесят лет назад Белоруссия недосчиталась сотен уничтоженных населённых пунктов. Через 40 лет на Республику пришёлся главный удар от рванувшего Чернобыля. Вдумайтесь: 30 процентов радиационных осадков приняла на себя одна только Гомельская область. Остальные 70% «поделили» остальная Белоруссия, Украина, Россия и другие европейские страны.
Возвращение на развалины, к остовам обгоревших печей в 40-х годах прошлого века приветствовалось: государство помогало отстроиться и обзавестись хозяйством. Примерно 100 тысяч жителей, эвакуированных в конце 80-х из «грязной» зоны, к родным пенатам не пускают - лишь привозят раз в год на кладбища.
Вдумайтесь: 25 тысяч - сотню деревень и посёлков из первоначальной десятикилометровой зоны - вывезли в первые три дня после катастрофы. Вещи брать с собой запрещали. Но Зона (хочу писать это слово с заглавной буквы) расширялась. Скоро она стала тридцатикилометровой: до 1990 года с родных мест сорвали ещё 75 тысяч - три сотни деревень и посёлков. Всего - сотня тысяч человек. Плюс 15 тысяч эвакуированных на Украине. Говорящие числа.
В нынешнюю эру, когда распалась одна страна, а новые только народились, когда приветствуется трудовая миграция, а жильё продаётся и покупается вместе с мебелью из IKEA, чувство Родины несколько притупилось. В середине 1980-х оно буквально пульсировало в мозгах. Люди открытыми дорогами и тайными тропами пробирались к своим осиротевшим домам. Когда их отлавливали, одни говорили «мне только кой-какие вещи забрать», другие - «хоть тут же расстреляйте, не могу в другом месте жить!» На самых ярых, тех кто, действительно, физически не мог расстаться с «ридным кутом», в конце концов, махнули рукой: чёрт с вами, оставайтесь. Таких набралось 64 человека из сотни тысяч вынужденных переселенцев. Их прозвали «самосёлами». Почти всем белорусским «лыковым» (кто не помнит - семья сибирских отшельников-старообрядцев) провели электричество, и до сих пор гоняют автолавки с продуктами и прочими необходимыми товарами. Дороговато государству это обходится, но приходится мириться. Но это всё - с 1990-го года в Зону не вернулся больше ни один человек.
Что было
Итак, 26 апреля 1986 года, в 01 час, 23 минуты, 40 секунд на Чернобыльской АЭС произошёл взрыв. В СССР тогда гласность только начиналась, поэтому только спустя более, чем сутки ТАСС передало первое коротенькое сообщение, но без душераздирающих подробностей, чтобы не сеять панику - авария и авария, всё под контролем. Западные СМИ, конечно, обсуждала ситуацию взахлёб: Чернобыльская станция и крошечный украинский городок Припять быстро стали известны всему миру. Даже когда отгремела первомайская демонстрация, и посыпались страшные сообщения, говорилось исключительно о ситуации в УССР.
И по сей день только самые дотошные понимают: центр взрыва, конечно, на территории Украины, но в смысле последствий главный удар пришёлся по Белоруссии (от ЧАЭС до границы с Беларусью – около 10 км). Основную часть выбросов в атмосферу ветер понёс именно туда, на север. Из 120 районов Республики заражёнными оказались 118. Но какая тогда была разница! В одной стране жили, вместе боролись, а пресса, особо не привязываясь к географии, об общей беде рассказывала.
Так продолжалось до 1991 года, когда беда и страна перестали быть общими. Но к тому времени чернобыльская тема отошла на вторые и третьи планы. О том, как Беларусь оказалась один на один с трагедией мало кто помнит. Не знают, как небогатая страна сама срывала грунт, эвакуировала, расселяла и лечила людей, восстанавливала промышленность и сельское хозяйство... Процитирую официальную статистику:
«Ущерб, нанесённый республике чернобыльской катастрофой в расчёте на 30-летний период её преодоления, оценивается в 235 млрд долларов США, что равно 32 бюджетам страны 1985 года».
Помощь потребовалась 2,2 миллионам человек в 3600-х населённых пунктах, из которых 479 исчезли навсегда. Это я ещё не отягощаю читателей рассказами о цезии, стронции, полонии и килобеккерелях. И с таким грузом Беларусь, неожиданно ставшая отдельной страной, выходила из обжитого и, в целом, уютного Советского Союза в независимую самостоятельную жизнь.
Под городом Хойники, у памятника Скорби с выбитыми на нём названиями погибших населённых пунктов, разговорился с ликвидаторами Василием Барановым и Иосифом Григоровичем. Мол, как же вы тогда?! Я бы, как узнал о том, что вокруг творится, хлопотал исключительно о том, как семью подальше отправить. Героические деды пожали плечами, рассказали, что семью и без них отправили; а они остались. Говорят, наверное, это и было самым страшным. И не для них, а именно для эвакуированных: мобильной связи тогда не было, родители, жёны, дети изрядно попортили здоровье, волнуясь об оставшихся - ведь, как известно, все болезни от нервов. А они, ликвидаторы, просто работали. Работали, когда не особо понимали, что произошло. Потом, когда им всё разъяснили, работали с ещё большим энтузиазмом - как они сказали без всякого пафоса, на патриотизме.
- Не, я бы на вашем месте точно обделался.
- Мы бы тоже, если бы понимали что происходило. А потом поздно было.
Рассказы, рассказы... И в каждом втором, вспоминая о соратниках, ликвидаторы уточняют: умер уже. Ну да - три десятка лет прошло, наши бесшабашные мужчины в большинстве долго не живут. Но всё равно много. Особенно если учесть официальные данные: непосредственно во время взрыва на четвёртом энергоблоке погиб один человек, ещё один скончался утром от полученных травм, впоследствии у 134 сотрудников ЧАЭС и членов спасательных команд развилась лучевая болезнь, 28 из них умерли в течение следующих нескольких месяцев. Сколько всего умерших именно от радиации? Сейчас и не сосчитать.
Все эти тридцать лет мы получали информацию о том, как международные сообщества оказывают Белоруссии-Беларуси помощь в ликвидации последствий. Десятки государств, сотни фондов, тысячи частных жертвователей... Учтено всё, но суммируем и получаем общую цифру: чуть менее процента от вложенных средств.
Что стало
Проезжаем Хойники - ближайший город к Зоне отчуждения. Далее - станция дезактивации. Здесь нас «переодевают в чистое» - заготовленную форму защитных расцветок. В этом месте традиционную нервную весёлость как рукой снимает.
Иду вдоль пустой улицы некогда богатой ухоженной деревни на берегу Припяти. По обе стороны заброшенные добротные дома. Хоть природа и берёт своё, но в основном - хоть сейчас ремонтируй и заселяйся. Ни души. Деревья обнимают ветками стены, на крышах местами пробивается трава, заколоченные окна, окна прикрытые шифером, снесённые с петель двери. Внутри - мусор и разруха. Общий штрих - разбросанная обувь. Тридцать лет назад хозяева оставили жильё «совсем ненадолго». И за имуществом присмотреть обещали.
Если крыша хоть чуть прохудилась, значит, всё - и стен скоро не станет. Такие дома тоже есть, но сравнительно немного. Сравнительно с чем? Да хоть с любой российской заброшенной деревней.
Сквозь бурелом и кусты пробираюсь в избу со всеми признаками былого достатка хозяев. На четыре комнаты две образцово сложенные классические печи, с виду готовые к растопке. Из оставшегося скарба - всё та же непарная обувь и погребальные венки: в очередной раз приезжая помянуть родителей, хозяева строения укладывали на могилы новые, и рачительно уносили «домой» старые. Венков этих - пять. Два обожжены спичками или зажигалками до степени нетоварности. Так обычно делают, чтобы их нельзя было продать по второму разу. Остальные три - целенькие. Видать, хозяева поняли: никто их с могилы не сворует, и на рынок не понесёт.
Гнёзда под потолком, остатки поминок на подоконниках. Около одного из входов разложены черепа и клювы аистов - как нам объяснили, биологи что-то изучают.
Ходишь по этим остовам, буквально впитываешь былую жизнь эвакуированных семей. Как у них сложилось? Про каждую пиши по повести - много всё равно не покажется.
В это время сотрудники местной лаборатории обрели в лице Госсекретаря Союзного государства Григория Рапоты благодарного и понимающего термины слушателя. Рассказали, как 30 лет назад буквально вот тут оседали радиационные топливные частицы плотностью до миллиона на квадратный метр. Показали оборудование - надёжное и очень современное. Одна проблема - Интернета нет; и приехавшие с нами блогеры на глазах утратили главный смысл жизни. «А теперь пойдемте, посмотрим на цезий и полоний - вот эти девушки у нас за них отвечают» - две очаровательные женщины, не привыкшие к массовому вниманию, держались героически.
На стене кабинета замечаю фотографию рыси.
- Откуда это у вас? - спрашиваю.
- Ребята сфотографировали. Несколько дней назад приходила. Кошку задрала, курицу съела и ушла. Куда? Наверное, домой, на Украину.
Сменивший всегда строгий костюм на камуфляж, Госсекретарь подутратил официоз, но, невзирая на отсутствие знаков различия на выданной форме, с толпой не слился. Отвечая на вопрос о главном впечатлении от увиденного, рассказал о личном. Тогда, в 1986-м, дочь Григория Алексеевича ещё студенткой поехала на майские праздники в Киев. Там её и привлекли к работам по деактивации. Согласитесь, более сильных эмоций даже спустя десятилетия от родителя ждать трудно.
Выезжаем в совсем уж безлюдные места: не только Интернета - электричества с канализацией и водопроводом нет. По обочинам - столбы с давно снятыми проводами. Впервые побывавшие в Беларуси россияне ВСЕГДА пишут о прекрасных дорогах и чистоте. Так вот, участники нашего пресс-тура могут позволить себе написать эксклюзивное «мы видели так себе дорогу и отметили полное отсутствие дворников и уборочной техники».
Следующая остановка - КПП. На мемориальном камне - надпись: «деревня Бабчин, проживало 728 человек, эвакуирована в 1986 году». На стенде чуть поодаль - «Мощность дозы 0,53 мкЗв/ч». Как нас заверили, этого вполне достаточно, чтобы провести здесь несколько часов без какой-либо опасности для здоровья, если только не валяться в траве, не скакать под дождём, не есть грибы-ягоды, не раскапывать могильники...
Подъезжаем к воротам с надписями «Стой! Предъяви пропуск», «Внимание! Здесь начинается тридцатикилометровая зона отчуждения» и «Внимание! Радиационная зона. Вход и въезд запрещён».
Ещё один шлагбаум - у въезда в бывшую деревню Масаны. Здесь - последняя на территории Беларуси исследовательская станция и последнее суровое предупреждение: «Объект радиационно-экологического мониторинга. Посещение посторонним лицам запрещено. Особый пропускной режим».
Здесь нас встретили звонкой фразой «Приветствуем вас в глубокой зоне!» Почему-то никто не засмеялся.
Нас сводили на точку, где уровень радиации в сто раз выше нормы. Мы осмотрели коровники, символизирующие обратный ход времени - почти целый, полуразрушенный и совсем разрушенный.
Обошли огороженный колючей проволокой могильник, в который в прошлом веке побросали самую фонящую почву и почти целые вертолёты, не подлежащие дезактивации. Главный экспонат - 34-метровая вышка - подрасшатанное проржавевшее сооружение. С него в хорошую погоду отчётливо виден саркофаг над печально знаменитым Четвёртом энергоблоком Чернобыльской АЭС.
- А какие в Припяти сомы! - рассказывали нам сотрудники станции. - До 90 кг! У нас тут медведи появились, а ведь не было никогда! Зубры пришли, кабаны расплодились...
Слушая их рассказы, появляется ощущение участия в детской игре «съедобное-несъедобное». Вам расскажут, что здешние опята мало радиации впитывают, и при определённой обработке в пищу пригодны. Зато маслята - страшнее мухомора. По весне главное лакомство тетерева - почки с деревьев, то есть охотиться на него нельзя.
- С едой понятно, - пытали журналисты заместителя директора Ролесского радиационно-экологического заповедника по научной работе Юрия Бондаря, - а с выпивкой как? Правда, до входа в Зону надо пить водку, а после - красное вино?
- Разновидности алкоголя не имеют значения, - ответил учёный. - Главное, чтобы в нём был спирт. Доступно излагая, скажу так: попадающие в организм изотопы, норовят отщипнуть от молекул атомы. А спирт держит молекулы в устойчивости. Это если очень примитивно.
Вот ведь как - никогда бы не подумал, что спирт удерживает в устойчивости отдельные молекулы, и лишает её человека вцелом.
Когда уезжаешь из Зоны, главное ощущение - восторг от встречи с Настоящими Людьми. Подвижники - отказавшиеся от благ цивилизации, работающие тут десятилетиями, готовые мчаться на экстренный вызов в любое время суток. Тот же Юрий Бондарь рассказывал как сорвался в Зону после сообщения о пожаре прямо с АЗС, хрестоматийно забыв вынуть из бака заправочный шланг.
Что будет
Самые сложные вопросы задают дети и дураки. Вот и я задавал на каждом углу. Суть его такова: Гомельская область отработала шесть среднесрочных программ по ликвидации последствий. Союзное государство завершило четвёртую и начинает пятую. Вопрос: когда всё закончится? каковы перспективы? настанет ли счастливое время отирания пота со лба и фразы «Мы сделали всё, что могли, пусть кто может сделает больше»? Отвечали мне путано. Мол, в момент взрыва в нашу сторону полетели «коротыши» - радиоактивные элементы с коротким сроком жизни. Далее началась пора ребят повыносливее. Многие сейчас уже не опасны. Но ведь есть и другие - «живущие» от четырёхсот до 2,4 миллиона лет... Как в знаменитом советском фильме: «Понимаешь ли, Юра...», грубо говоря - никогда.
Максимум, о чём может идти речь - дальнейшем поэтапном снижении фона, и сокращении той самой 30-километровой зоны. Хотя особой надобности в этом нет.
К тому же большинство программ на сегодняшний день инициируются учёными - именно они должны заявить о том, что исчерпали свой интерес.
Чем сердце успокоится
Осматривая строящуюся птицефабрику в Веткинском районе, журналисты со свойственной им деликатностью интересовались у сопровождающих: что мы тут делаем? Нас ведь на подвиг привезли - Зону смотреть да героизм ликвидаторов освещать, а вы тут со своими бройлерами. Ну как же - отвечали хозяйственники - оборудование российское, монтировали украинцы, строили белорусы, 160 рабочих мест, окупится за девять лет, производительность убойного отдела - 3000 голов в час! Недоумение продолжалось до тех пор, пока в момент перехода из одного цеха в другой, очередной гид не махнул рукой в сторону окружающего довольно унылого пейзажа: «Тут до Зоны километр, вон она начинается». Важная для нас деталь - активное освоение некогда брошенных земель - для них обыденность и повседневность. После этого на остальных предприятиях мы понимали к чему клонят организаторы турне: жизнь продолжается, 30-километровая зона плотно окружена полями и предприятиями, скоро круг замкнётся. И на любом заводе - по производству ли сыра, шоколада или чего либо ещё, разные люди говорили нам одно и то же: «наша продукция проходит четыре уровня контроля...» «...в том числе - радиационный» - хором заканчивали журналисты. Фраза эта обязательна: ведь 60 процентов продукции самой близкой к ЧАЭС области идёт на экспорт, а половина экспорта - в Россию.
Председатель (до 2019 года) Гомельского облисполкома Владимир Дворник рассказал о великом достижении: в области уровень рождаемости наконец-то выровнялся с уровнем смертности. По продолжительности жизни регион ничем не отличается от общих показателей по стране. 80 процентов долгожителей Беларуси живут именно здесь.
Сомы на 90 кг, урожаи невиданные, возросшая продолжительность жизни - тут любому непосвящённому вспомнится грибоедовское о Москве: «Пожар способствовал ей много украшенью», в данном случае могло показаться, что Гомельской области радиация только пошла на пользу. Но это в отрыве от предыстории. А она такова: для достижения таких результатов в Республике десятилетиями велась кропотливая работа - медики учились бороться с последствиями излучения, учёные - противостоять радиации и обеззараживать территории, государство вкладывало бешеные средства. Сухие цифры статистики выстраданы поколениями. Настолько, что японцы - признанные мировые авторитеты в борьбе с последствиями радиации - засылают сюда десятки делегаций. И не консультировать, а учиться и советоваться. Как отметил Григорий Рапота, «печальный, но бесценный опыт».
В финале пресс-тура я нашёл чем заняться в свободное время: зашёл в один из центральных парков, нашёл группу студентов, выставил пиво с колой и поинтересовался у них - ещё не родившихся в те годы - что думают о той катастрофе. Оказалось - много чего думают. Но общая и главная мысль такая: рвануло на Украине, а расхлёбывали наши деды, родители, да и внуки наши будут. И помощи ждать неоткуда. Только от Союзного государства. На то и создано.
К СВЕДЕНИЮ
Начиная с 1998 года в рамках Союзного государства выполнено четыре программы совместной деятельности по преодолению последствий чернобыльской катастрофы на общую сумму 3,8 миллиарда российских рублей. Реконструированы и оснащены многочисленные промышленные, медицинские и научные учреждения, занимающиеся ликвидацией последствий катастрофы. Разработаны методики снижения содержания радионуклидов в продуктах. Возвращены в хозяйственный оборот 204 тысячи га сельхозугодий и 120 тысяч га лесного фонда России и Беларуси. И многое многое другое. Только четвертой программой и только в её белорусской части выполнено почти сто мероприятий и закуплено около 600 единиц техники и оборудования.
ЦИФРЫ
1 процент территории Республики Беларусь приходится на Зону отчуждения.
Радиоактивному загрязнению цезием-137 свыше 1 Кюри на квадратный километр подверглись:
- 23% территории Беларуси,
- 7% - Украины,
- 1,5% - европейской части России.
2,2 миллиона граждан Белорусии из 10 млн общего населения (на 1986 год) проживали на загрязнённых территориях.
1,5 миллиона граждан Беларуси (больше 15% от общего населения) сегодня находятся под специальным медицинским наблюдением.
87 пунктов захоронений отходов дезактивации насчитывается на территории Беларуси. Из них 80 - в Гомельской области.
Редакция благодарит за помощь в подготовке материала Посольство Республики Беларусь в Российской Федерации, Национальный пресс-центр Республики Беларусь и Исполнительный комитет Гомельской области
Сергей ЧЕРНЫХ, москва
Фото: Елена ОВЧАРЕНКО, Михаил ФРОЛОВ, Иван МАКЕЕВ, Сергей ЧЕРНЫХ
© "Союзное государство", № 5, 2016
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите журнал, подпишитесь и поставьте лайк!
БЕЗОПАСНОСТЬ СОЮЗНОГО ГОСУДАРСТВА
Пора вернуть эти земли себе? Какую продукцию уже производят на заражённых Чернобылем территориях
"Реактор уже взорвался, а в Москву шла информация про какие-то "хлопки""
Как американский подросток устроил маленький Чернобыль в своём городке
Российско-белорусские учения могут вызвать ажиотаж на Западе
Какие революции произойдут уже в ближайшее время
Медицинский директор подразделения Pfizer «Вакцины» Мария СЫРОЧКИНА рассказала нам, как должны испытывать вакцины