На милость победителя! – ответил я. – Но, если вы хотите, это можно прекратить.
– А вы – боец, сэр. Знаете, почему вас выбрал первый констебль? Вы были на редкость упорны в своих убеждениях. Не потому ли, что я не мог выбрать кого-нибудь еще?
Я вздрогнул.
Отчасти. Но в глубине души я знал, что он прав.
Впрочем, только отчасти.
– Ну да.
«Есть немного», – подумал я.
И тут он продолжил:
– Скажите мне, сэр: вы это делаете для долга или для чего-то еще?
Мне стало не по себе. Я хорошо понимал, куда он клонит. У меня было два пути. В первом мне грозил бы долгий, мучительный, губительный конец, а в другом, последнем – недолгая и приятная жизнь… Что, если я виноват в нарушении закона? Что, что может быть хуже?
Ноги мои сделались ватными.
Ответ должен быть «нет».
Но я промолчал.
В конце концов, это его работа – искать преступников, не так ли?
– Это тяжкий труд, сэр, но…
– У меня здесь тоже есть работа, молодой человек.
Я, было, открыл рот, чтобы возразить, но в этот момент в кухню снова вошли двое мужчин. Высокий неуклюжий и здоровенный, как медведь, и худощавый низкорослый с заострившимся носом и грустными глазами, в которых прятался страх.
Высокий что-то раздраженно сказал.
Худощавого это страшно напугало, он замотал головой и сказал:
Лицо его было неузнаваемо.
Но от этого хуже не стало.
Было в этом человеке что- то знакомое.
Что-то, от чего у меня по спине пробежал холодок.
Из-за моей спины, из-за эбеновой двери, не раздавалось ни звука.
Говорил, по-прежнему, длинноносый. Говорил с таким возбуждением, что было ясно: ему хочется выговориться.
Мне показалось, что в его голосе звучала сильная обида.
Низкорослый смотрел на него с