Я росла неласковым ребенком. По крайней мере, так утверждает моя мать. Но я-то знала, почему отторгаю материнские ласки, отстраняясь от мамы в те редкие моменты, когда она вдруг проявляет желание меня обнять. Мне 4 года, и я истово боюсь свою мать и ее сестру, которая приходится мне родной теткой.
Нет моя мать никогда не пила, не гуляла, у нее не было многочисленных ухажеров. Но она была странной, и даже будучи крохой, я это понимала.
Я для нее была пустым местом. Меня не забывали мыть и кормить, покупали игрушки, я была одета-обута, но на этом забота заканчивалась. Когда я подходила что-либо у нее спросить, она глядела сквозь меня и молчала. Своей маленькой ручкой я водила перед ее глазами, чтобы она очнулась от своего странного транса. Она тут же вскидывалась, но продолжала молчать. Ответов на свои вопросы я никогда от нее не получала.
Еще более странной была моя родная тетка. Ядреная бабища, которая любила поесть и выпить надурняка. Вульгарная и шумная, вечно пьяная, она мучила свою маленькую племянницу, которая не могла дать ей сдачи. Безумно хохоча, в пьяном угаре больно загибала мне руки и ноги, пыталась резко поставить на мостик, давала подзатыльники.
Мать никогда за меня не заступалась. Складывалось впечатление, что ей абсолютно все равно, сломает или нет спину пьяная сестра ее родной дочери. Раз не ее бьют - и ладно... Тетка вполне могла по пьянке приложить и сестрицу. Я как-то была свидетельницей безобразной сцены, как изрядно принявшая на грудь старшая сестра прямо на улице колотит головой об лед свою младшенькую, мою маму.
В нашей семье были одни женщины, так называемый «бабий батальон». Тетка не жила с нами, но регулярно приходила в гости подшофе, и ее приходы всегда заканчивались либо моими слезами, либо плакала моя бабушка. Потом бабушка умерла, и я стала единственным человеком в семье, над которым можно было безнаказанно издеваться. Что странно, к тетке со временем подключилась и моя мать. Она не била меня, потому что со временем я стала спортивной девочкой, и вполне могла дать сдачи. Мать поступала куда более изощренно. Весь негатив и претензии к жизни изливались ею на дочь. Мои родственницы старательно прививали мне комплекс неполноценности.
Когда я стала работать, то впервые узнала, что такое уважение. Вдвойне было горько идти домой из рабочего коллектива, где чувствуешь себя человеком, а не отбросом, которым тебя регулярно выставляют домашние. У юной девушки нет жизненного опыта. Я совершенно не знала, как прекратить подобное к себе отношение, не знала, как поступить. Любовно привитый мне матерью и теткой комплекс неполноценности мешал уйти из дому и снять квартиру.
Отказывая себе в покупках красивых вещей, домой я перла сумки с продуктами, купленными за свой счет. Тетка к тому времени пропила свою квартиру, и переселилась к нам. Отсутствие совести позволяло ей обзывать меня последними словами, и при этом жрать купленные мной продукты. Она любила зомбировать меня словами «живи для семьи». Мать радостно ей вторила.
Глупая «девочки для битья» очнулась лишь тогда, когда забеременела. Только тогда у меня хватило ума уйти с отцом ребенка на квартиру, чтобы в спокойной обстановке выносить малышку, и растить дочь в тихом доме, а не в бедламе, в котором сама жила много лет.
Продолжение историй Аллы, которые она рассказала мне. Предыдущую вы можете прочитать здесь.