В связи с многочисленными просьбами и спорами, даю очень короткий расклад по тому, имело ли право на эвакуацию из Севастополя советское командование. Это маленький кусочек ситуации, которая подробно будет разобрана в книге, которая, по идее должна выйти в этом году.
Исходя из статуса командующего СОР и командующего ЧФ, Ф.С. Октябрьский «молился двум богам». Как командующий ЧФ он подчинялся Наркому ВМФ. Как командующий СОР он подчинялся командующему Северокавказским направлением маршалу Буденому. Поэтому Ф.С.Октябрьский ПОПРОСИЛ РАЗРЕШИТЬ эвакуацию, направив сразу всем своим начальникам.
В 9 час. 50 мин. 30 июня 1942 г. Ф. С. Октябрьским была отправлена следующая телеграмма: «Кузнецову, Буденному и Исакову.
Противник ворвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия протекали в характере уличных боев. Оставшиеся войска сильно устали, дрогнули, хотя большинство продолжает героически драться. Противник резко увеличил нажим авиации, танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2—3 дня. Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200—300 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».
Телеграмма от зам. наркома ВМФ вице-адмирала Алафузова выглядела так: «В. С. Черноморского флота. Нарком Ваше предложение целиком поддерживает. Будет доложено Ставке. 30—06—42 г. 17 час. 10 мин. Алафузов. Никитин». Т.е. это было не разрешение на эвакуацию, а просто констатация мнения Наркома, и подпись под телеграммой была не Н.Г.Кузнецова, а его замов.
В своих воспоминаниях бывший нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов пишет: «Об этой телеграмме (имеется в виду телеграмма Ф.С.Октябрського с запросом на эвакуацию, направленная в 9.50.), мне доложили в 14.00 30 июня. Армейское командование в Краснодаре еще болезненно переживало недавнюю катастрофу на Керченском полуострове. Я полагал, что Главком направления вряд ли сам примет решение, не запросив Ставку. Времени для согласования и запросов уже не оставалось. Было ясно. Севастополь придется оставить. Поэтому, еще не имея согласия Ставки, я приказал немедленно ответить вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому: «Нарком Ваше предложение целиком поддерживает». Переговорив по телефону со Сталиным, я в 16.00 послал военному совету ЧФ вторую телеграмму: «Эвакуация ответственных работников и Ваш выезд разрешены».
По факту, телеграмма, скорее всего, датирована другим временем, потому, что только в 17.10 была радиограмма : «Будет доложено Ставке. 30—06—42 г. 17 час. 10 мин. Алафузов. Никитин» (Отд. ЦВМА, ф. 72, д. 12640, л. 138).
П.А. Моргунов, непосредственный участник событий, дает иную информацию.
"Около 19 час. Военный совет флота получил ответ наркома Н. Г. Кузнецова с разрешением Ставкой эвакуации на Кавказ.
Примерно через час в одном из казематов 35-й батареи началось последнее заседание Военных советов флота и Приморской армии 228. На нем присутствовали: командующий СОРом и фло¬том вице-адмирал Ф. С. Октябрьский, член Военного совета флота дивизионный комиссар Н. М. Кулаков, командующий Приморской армией генерал-майор И. Е. Петров, члены Военного совета Приморской армии дивизионный комиссар И. Ф. Чухнов и бригадный комиссар М. Г. Кузнецов, командир ОВРа Главной базы контр-адмирал В. Г. Фадеев, начальник Особого отдела Черноморского флота дивизионный комиссар Ермолаев, начальник штаба СОРа капитан I ранга А. Г. Васильев, комиссар Береговой обороны полковой комиссар К. С. Вершинин и автор этих строк».
Дальше «официальная версия истории говорит о том, что именно на совещании два члена военного совета ПРИМОРСКОЙ АРМИИ дивизионный комиссар И. Ф. Чухнов и бригадный комиссар М. Г. Кузнецов, отговорили командующего ЧФ и СОР оставлять вместо себя И.Е.Петрова, и предложили оставить одного из командиров дивизий.
Стоп, стоп, стоп, господа-товарищи, а, вас-то кто спрашивал? И, кто Вам сказал, что ВЫ получили право на эвакуацию. Есть маленький нюанс.
Вице-адмирал Ф.С.Октябрьский, возможно, и имел право на эвакуацию, как командующий флотом. Он получил разрешение на вывод 200-300 РАБОТНИКОВ. О командовании Приморской армии речь ВООБЩЕ не шла. Есть четкое разграничение между КОМАНДОВАНИЕМ и работниками (партийно-политического аппарата, работниками горкома партии и.т.д.).
По воспоминаниям, ситуация была вообще другая: «Получив радиограмму, Ф.С.Октябрьский в 19.15 вышел из радиорубки 35-й батареи, и, обращаясь к командующему Приморской армией спросил: « Товарищ Петров, кого вы оставляете за себя?...»
И.Е.Петров не имел права эвакуироваться, и его эвакуация не предусматривалась в принципе, но он получил разрешение на эвакуацию от командующего СОР Ф.С.Октябрьского. Правовая оценка этой «эвакуации» давалась в ранних работах, потому, нет смысла останавливаться на этом вопросе. Со Ставкой было четко согласовано, что И.Е.Петров останется в Севастополе. Ни Чухнов, ни Кузнецов сами НЕ имели права на эвакуацию, (не то, что решать, кто останется, а кто нет).
Есть еще один нюанс. Как командующий СОР, и подчиненный командующего Северокавказского направления, Ф.С.Октябрьский был обязан оставаться в Севастополе до получения разрешения от непосредственного своего начальника, маршала С.М.Буденого. Получение разрешения Ставки – прыжок через голову начальника. Без разрешения вышестоящего начальника, даже при наличии разрешения Ставки, он не имел права покинуть Севастополь. А, разрешения на тот момент еще не было.
И.С.Маношин в своей книге «Героическая трагедия» , утверждает, что: «Посадка и вылет командования СОРа с Октябрьским, по словам командира самолета ПС-84 Скрыльникова, стоявшего в отдельном капонире, оставленном в Севастополе еще с вечера 29 июня и находившегося в готовности № 1, проходила в драматической обстановке. Она складывалась так, что посадке командования СОРа, сопровождающих лиц и вылету самолета могла помешать многотысячная толпа неуправляемых бойцов и командиров, гражданских лиц, пытавшихся улететь. Их возбуждение росло с каждым улетающим самолетом. Командование СОРа с трудом пробилось к самолету. Этим самолетом должны были улететь также командир 3-й ОАГ ВВС ЧФ полковник Г. Г. Дзюба и военком, полковой комиссар Б.Е. Михайлов. Видя такое положение, Михайлов обратился ко всем со словами: «Я остаюсь для приема самолетов!»,— что несколько успокоило толпу людей. Но когда этот последний находившийся на аэродроме самолет завел моторы и стал выруливать на взлетную полосу, то, как пишет В. Е. Турин, из группы особого назначения ЧФ охранявшего самолет, многотысячная толпа бросилась к нему, но автоматчики охраны не подпустили ее. Некоторые из толпы открыли огонь по улетавшему самолету. Были ли это отчаявшиеся люди или немецкие агенты, трудно сказать».
Около 1 часа ночи началась «эвакуация» командования. Списки на эвакуацию готовились заранее, еще ДО получения разрешения. Предполагалась эвакуация от командира полка и выше, а, так же эвакуация ответственных и партийных работников. В первоочередном списке по архивным данным значилось от ЧФ — 77 человек, от ПА — 78 человек
Для этой «операции» предусматривалось несколько вариантов. 29 июня 1942 года по приказанию командования СОРа один из транспортных самолетов ПС-84 (Дуглас) из МАГОН после выгрузки был поставлен в отдельный капонир под охрану бойцов группы особого назначения Черноморского флота (группа 017). Кроме того, В районе Камышовой бухты на грунте находились две подводные лодки Л-25 и Щ-209, пришедшие 29 июня с грузом боезапаса. В резерв также были взяты два сторожевых катера СКА-021 и СКА-0101, которые находились на временной стоянке в бухте Камышовой.
Около часа ночи 1 июля 1942 года Октябрьский, Кулаков, Кузнецов, начальник тыла армии А. П. Ермилов и другие сопровождающие лица через люк, находящийся в коридоре массива второй башни 35-й батареи, спустились в «длинную» потерну, ведущую к правому КДП батареи. По воспоминаниям, командующий ЧФ был без кителя, в гражданском плаще. ( в принципе, его воспоминания говорят о том же), Те, кто бывал на 35-й батарее могли пройти по потерне к левому КДП, но, мало кто знает, что сохранился и правый КДП. Более того, он сохранил свой бронеколпак. Но там сейчас находится сейсмостанция. (Ну, во всяком случае находилась)
Выйдя через правый командно-дальномерный пост, вышли на поверхность, командующий в сопровождении группы автоматчиков вышел на аэродром.
После отлета Ф.С.Октябрького на Кавказ, охрана аэродрома была ослаблена, и обратный вылет самолетов МАГОН оказался крайне затруднен. Комендант Херсонесского аэродрома майор Попов, на которого была возложена организация посадки на самолеты, самоустранился от своих обязанностей и улетел первым же самолетом. Впоследствии он был приговорен военным трибуналом к расстрелу и бежал к немцам. В связи с этим, самолеты начали брать штурмом.
Уже ПОСЛЕ отлета Ф.С.Октябрьского была получена радиограмма от С.М.Буденого: «Октябрьскому и Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза раненых, войск, ценностей, генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остаткам войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза». НО Иван Ефимович уже не мог прочитать радиограмму, по которой он должен был составить какой-то план, он уже был на борту подводной лодки, и следовал курсом к спасению на борту подводной лодки «Щ-209»
Отход подводной лодки несколько задержался из-за опоздания адъютанта И.Е.Петрова, старшего лейтенанта Ю.И.Петрова (сына командующего).
Полковник Кабалюк от эвакуации отказался. Судьба его пока неизвестна...