Начало истории можно прочитать здесь: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9, часть 10, часть 11, часть 12, часть 13.
– А Вы что же, так ни разу в доме не были с тех пор? – Матвей вопросительно смотрел на водителя автобуса. – И что стало с людьми? С профессором, его женой?
Старик отрицательно замотал головой, помрачнел, отставив чашку с чаем, и заёрзал на стуле. Он потянулся к внутреннему карману, передумал, почесал бровь и забарабанил пальцами по столу.
– Всё нормально было. Савицкий работу организовал, сколотил такую команду… И эксперимент шёл удачно. Даже не представляешь, парень, какого рода установку сделали и испытывали в этом доме.
– В тетради профессора всё время повторяется какое-то странное название, – встрял Матвей. – «Фикус» – будто вы там ботаникой занимались.
– Не, – протянул Мироныч. – Это название группы, сокращённо: «Фабричный Исследовательский Комплекс Управления Сознанием».
– Так, выходит, лекцию студентам он читал не о будущем, а о том, что уже, по сути, было реальным? – Матвей смотрел с недоверием. – А Дирижёром он себя называл? Как-то странно…
– «Дирижёр» – это и есть разработанный передатчик, – старик замолчал, собираясь с мыслями.
– Мы были так воодушевлены успехом, но оказалось, что подопытный пёс потерял все свои навыки. А самое страшное, под действие импульсов установки попала Софья Александровна. Профессор приказал остановить испытания. Он поехал к руководству, и больше мы его не видели. Перед тем Олег Валентинович отдал мне письмо, сказал, это к родным жены. Просил отправить по возможности. Знаешь, парень, он ко мне хорошо относился. А я… я его очень уважал.
– А дальше? – Матвей ловил каждое слово.
– А дальше всё, – Мироныч пожевал губы, поскрёб седую щетину на подбородке. – Группу расформировали, перевернули дом. Что стало с другими, мне неведомо, а только я в институт так и не вернулся, забрали в армию. Прямо оттуда, – он горько хмыкнул. – А там… то ли совпадение, то ли что…
– А письмо? Почему Вы не отправили письмо? – воскликнул Матвей. – Ведь семья Софьи Барсовой так и не получила никаких известий о ней. А младший брат пианистки приехал в наш город, разыскивая её, да так и остался здесь. И до сих пор ничего не знает о сестре...
– Знаешь ли ты, – ответил старик и посмотрел на парня с такой горечью во взгляде, что тому стало не по себе. – Знаешь ли ты, что такое жить в постоянном страхе?.. Да и не было возможности – из дома нас забирали по одному. На каждого из группы «Фикус» было по двое, так сказать, конвоиров в штатском. Я сразу попал в воинскую часть. Передать письмо через кого-то опасался. Мне казалось, что за мной… наблюдают. А потом клиника… Знаешь, каково это, когда врач говорит тебе, что ты здоров, но у него указания…
Справка. В одной из воинских частей сибирского военного округа рота военнослужащих подверглась воздействию передатчика – опытного образца нового вида оружия. Испытания проходили под грифом «Совершенно секретно» в обход министерства обороны. Солдат погрузили в сон, из которого они вышли самостоятельно. Но спустя некоторое время «подопытные» стали погибать один за другим. Череда смертей не могла остаться незамеченной. Единственный выживший обратился в высшие инстанции с письмом, представившись свидетелем и участником событий, однако его сочли умалишённым и поместили в соответствующее учреждение.
То, что услышал Матвей, не укладывалось в голове. Перед ним сидел человек, у которого вся жизнь пошла кувырком. Невероятный взлёт и удача, которую он, казалось, поймал за хвост, обернулась драмой, развернувшейся не просто у него на глазах, а участником которой он стал. Скитания, роль изгоя и безотчётный страх, преследующий все эти годы…
– Знаешь ли ты, – продолжал Мироныч. – Что такое жить с «волчьим билетом»? Когда не то что получить диплом, а просто устроиться на работу почти невозможно. Когда вздрагиваешь от каждого звонка в прихожей. Когда тебя считают… чокнутым, больным на голову… Потому и пенсия – крохи. Хорошо хоть в автопарк взяли… А письмо это, я его берёг все эти годы…
– Вы хотите сказать… – начал Матвей.
– Оно у меня дома, сохранил я его, прятал, как мог, – кивнул водитель. – Только что теперь проку… Не исполнил просьбу Олега Валентиныча… Каюсь, корю себя. Но уже ничего не исправишь…
– Да ведь брат Софьи Александровны жив, Мироныч, – Матвею так жаль было этого старика. – Ой, простите, я даже не знаю Вашего имени.
– Чего уж там, парень. Все Миронычем зовут, я уж привык…
Полвека назад
Софья Александровна стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу и глядя на птиц, галдящих в предчувствии весны. Внезапно сердце её затрепыхалось птенчиком, пойманным в силки, сжалось, и в глазах потемнело. Олег… Где он?
Она всегда чувствовала его. Его радость, его успех, его боль. Так было с самого начала, чуть ли не с первого дня знакомства. Всегда раньше. И вот теперь снова. Хватаясь за стены, на непослушных ногах она выбежала в коридор и устремилась к двери.
– Оставьте! Не троньте его! Что вы делаете?.. – слова летели впереди женщины, ударяясь о каменную кладку, звенели, разбивались, сыпались битым стеклом под ноги.
Люди недоумённо выглядывали из комнат и рабочих помещений, но никто не решился обратиться к ней, успокоить, помочь…
Наши дни
Матвей и Алиса шли по дороге к дому.
– Надо бы снег сбросить, смотрите, шапка какая, – проговорила девушка. – Скоро оттепель начнётся, как бы не затопило всё.
– Да я и сам уже об этом думал, – отозвался парень. – Сегодня и хочу заняться.
Дом заметил их издали, и приободрился, взглянув веселее из-под косматых нависших бровей. То ли потому, что солнце порой уже весело стучалось в окна, то ли нравились ему эти молодые люди. Чувствовал он к ним… какое-то расположение. Да и девушка ему постоянно напоминала… ту женщину, что дарила много-много лет назад его стенам чудесную музыку. Или сама она была прекрасной мелодией? Как давно это было…
Он почувствовал, что внутри закипела какая-то работа, будто в комнатах всё пришло в движение. Его освобождали от обломков рухляди, залежей пыли, опутавшей паутины. Дом уже и позабыл, как это – дышать полной грудью. Хлопали ставни, и от воздуха, ветра, свежести слегка закружилась голова.
Его крыша… она дрожала, звенела и приседала под неясного рода ударами. Дом прислушался. Он всё хотел как-нибудь извернуться и взглянуть, что происходит на крыше, на его собственной крыше!
Матвей, вскарабкавшись по лестнице, найденной в доме, и вооружившись добытой в хозяйственной будке лопатой, скидывал снег. Надо сказать, это было нелёгкое дело. Парня не отпускала мысль, что все эти полвека дом так и простоял под сковавшей его ледяной шапкой, нависшей до самых окон. Будто всё это время стояла долгая морозная зима, захватившая строение в свой плен.
Остриё лопаты с трудом продалбливало снежную корку, подошвы ботинок скользили, и Алиса, стоявшая внизу и выглядывающая из-под приставленной козырьком ладони, каждый раз охала и кричала ему: осторожно! А он сверху просил её отойти подальше, чтобы не угодить под град срывающихся пластов снега и сосулек.
Молодой человек весь взмок, но всё же одолевал снежную шапку, которая под его натиском уже затрещала, и начала рассыпаться, съезжая по карнизу и ухая к подножию дома.
Полвека назад
Прошло несколько дней, а Софья всё пребывала в странном оцепенении. К ней заходил только обеспокоенный врач – щупал пульс, предлагал лекарство, она отказывалась. Она не желала никого видеть. А Олег так и не приходил. Она чувствовала, хотя и не хотела верить, что не придёт. И сколько она ни спрашивала о муже, никто ничего не знал.
Как-то проснувшись, она вдруг вспомнила о рояле. Муж так любил слушать её игру! Но ведь рояля больше нет. Она сама сделала эти ужасные вещи, о которых теперь думала с содроганием. Как она могла допустить такой срыв?
Пальцы, истосковавшиеся по клавишам, пробежали по спинке кровати, и Софья села, когда мелодия неожиданно ясно возникла в её голове.
Она нашла в гостиной ноты, опустилась на колени перед разбитым покалеченным инструментом и тихо заплакала. Наверное, это были первые слёзы с тех пор. С ними утекало что-то плохое, чужое, инородное. Софья поднялась, собрала нотные листы и пошла в кабинет Олега Валентиновича. Там всё было перевёрнуто.
Она освободила часть стола и, примостившись с краю, разгладила бумагу. С обратной стороны страницы были чистые. Софья достала мужнины схемы, которые давно уже забрала из тайника. Она улыбнулась – муж боялся за неё, опасался, что она натворит ещё что-нибудь. Но она всегда знала, где он держит важные бумаги.
Его труд не должен пропасть даром. Конечно, она не очень представляла, какого рода работой занимался супруг, что за устройство он изобрёл. Но ведь он не мог делать ничего плохого. Не мог.
Она переносила карандашом его чертежи, очень аккуратно, постоянно сверяясь, не пропустила ли чего. Даже если те люди, что перевернули дом вверх дном, найдут его бумаги, труд Савицкого останется на её нотных листах.
Софья Александровна потратила несколько дней на эту работу. Теперь можно было отдохнуть. Ей так хотелось играть… Внезапная мысль озарила лицо лучиком радости. Софья быстрыми отточенными движениями начертила на листе клавиатуру – белые и чёрные клавиши.
Это была её стихия, её жизнь, её воздух. Пальцы, как после долгой болезни, сначала несмело, осторожно, а потом всё увереннее и быстрее побежали по нарисованным клавишам. И музыка зазвучала вновь! Не слышная никому, она отзывалась только в её сердце. И, может быть – ей так хотелось верить – и в сердце самого близкого человека. Где бы он ни был…
Захотелось распахнуть окно, выпустить мелодию на волю, чтобы она летела ввысь, подхваченная ветром, и тонула в просторе… Софья взялась за ручку створки и тут увидела неприметный серый автомобиль, объехавший дом. Она инстинктивно заслонилась портьерой и сделала шаг назад.
Обойдя стол, молодая женщина собрала нотные листы, аккуратно сложив в стопку и заметалась по кабинету. Сюда придут в первую очередь… И Софья устремилась в гостиную.
Приподняв крышку сломанного рояля, она безотчётно сунула ноты внутрь. Стало как-то муторно, не хватало воздуха. Она взялась рукой за охвативший шею тугой воротник платья и ощутила под пальцами рельефный рисунок любимой броши. Камея, подаренная мужем.
Софья Александровна, повинуясь неясному чувству, торопливо расстегнула замочек украшения и наклонилась к инструменту. Камея скользнула из ладони куда-то в глубину разбитой клавиатуры, затерявшись среди клавиш...
Наши дни
Дом будто помолодел, он чувствовал себя юным и свежим, полным сил. Словно сбросил невыносимый груз, давивший на плечи. Он смотрел чистыми промытыми стёклами окон и зажмуривался от света, он не кашлял от пыли и хлама, а освобождённый теперь из снежного плена слушал птичий гомон, далёкий шум автомобилей, железнодорожных составов и тихий разговор, происходивший внутри него самого.
– Ты хорошо подумала? – спросил Матвей, когда Алиса, свернув несколько нотных листов, изрисованных на обороте схемами, поднесла их к огню. Они сидели у растопленной печурки – вечером в доме стало прохладно.
– Да, – твёрдо сказала девушка и добавила. – Так будет правильно. Слишком много человек пострадало. Если схемы попадут в руки людей, жаждущих власти… – она повернула голову и улыбнулась. – И на ты перейти – тоже правильно.
Матвей и не заметил, как сорвалось с языка «ты». Даже хорошо, что так получилось само собой.
– Знаешь, Матвей, когда я вчера отдала дедушке письмо и камею, мне кажется, он был потрясён. Я всё хотела его… подготовить. Боялась, давление у него подскочит или сердце схватит, ведь столько лет он ничего не знал о сестре… Но так ничего и не придумала… Конверт взял, у него даже руки слегка дрожали, а в глазах стояли слёзы. Никогда не видела, чтобы дед плакал… А потом говорит: «Я мужа Софьи совсем не знал и злился на него, а теперь вижу, какой это был человек. Сонечку не встретил, но хотя бы что-то прояснилось, хоть какие-то её вещицы в руках держу… А нельзя, Алиса, этого Матвея повидать? Если бы не он…».
– Вот это да, – протянул парень. – А моя бабушка жаждет знакомства с тобой! – и молодые люди прыснули от смеха.
– Жаль только, что не удалось узнать дальнейшую судьбу Софьи Барсовой, изобретателя Савицкого и всей группы, – вздохнул Матвей. – Остаётся только предполагать…
– Да, – согласилась девушка. – Но удалось поднять из небытия их имена. А это тоже немало. Благодаря тебе... упорству твоему, неравнодушию, смелости даже в историю моей семьи записана ещё одна страница.
– Без тебя я бы не справился, – Матвей взял её руки в свои.
Из приоткрытого окна ветерок доносил весенние звуки и запахи – талого снега, пробуждающейся земли, тополиной коры, набухающих почек. Розовато-дымное вечернее небо оплывало в глазах Алисы, придавая им особый оттенок, которого Матвей раньше не замечал. Её лицо было так близко…
И вдруг то ли звуки за окном сложились в мелодию, то ли её принёс издалека ветер, то ли стены, впитавшие когда-то музыку, запели теперь, доставая ноты из памяти. А только молодые люди одновременно услышали и полетели, поплыли по её течению навстречу весне, навстречу новому, зная, что всё, что звучало раньше, было не напрасно…