Приближался весенний призыв, и Семен, после тренировок под руководством Хорька, выдал на комиссии давление 180, после чего угодил в больницу лечиться от несуществующей гипертонии. Больница находилась недалеко от моего дома, в тихом зеленом центре. Режим был не строгим, поэтому половину дня больные просто валялись на травке. Я приходила к Семену каждый день, и мы подолгу гуляли. Семен радовался моему приходу, как никогда. Неторопливые прогулки, трезвые разговоры, плавно текущие строки новых стихов, написанных в больничной палате, связывали нас все прочнее.
Я стала задумываться, зачем мне нужен этот человек, но вразумительного ответа не находила. Может быть, я просто люблю его? Со всеми проблемами и недостатками? Я не хотела давать себе положительный ответ, в нем было бы что-то неотвратимое, какая-то предопределенность дальнейших шагов и действий. Я говорила себе, что выполняю дружескую обязанность, идя навещать его, но почему-то, увидев его издалека, сердце билось сильнее, улыбка озаряла лицо, и я пыталась спрятать ее, но из глаз улыбку не уберешь, и Семен это чувствовал, и его глаза теплели в ответ.
Он первым завел разговор о женитьбе.
– Знаешь, хватит мотать друг другу нервы. Давай, подадим заявление.
– Какое заявление?
– В ЗАГС. Нам давно нужно было это сделать, а теперь я оформил развод, и нам ничто не мешает.
– И теперь как честный человек, ты решил, что должен на мне жениться?
Я спрашивала без язвительности, абсолютно серьезно. Я не была уверена, что он любит меня, что он вообще способен любить кого-нибудь, кроме себя. Просто он боялся потерять меня, – все понимающую, все прощающую, надежную, как танк. И он почти слово в слово повторил мои мысли:
– Я боюсь потерять тебя. И больше никогда не встретить такой, как ты.
– Какой – такой?
– Такой доброй, умной, красивой, верной.
Он не сказал: любимой.
– В твоем перечне не хватает одного определения.
– Я знаю. Я боюсь этого слова. Я говорил его стольким женщинам, ничего не вкладывая в него, что боюсь, что оно прозвучит затасканно. Ты этого не заслуживаешь.
– Знаешь, ты говоришь с позиций здравого смысла. Это он подсказывает тебе, что я – подходящий вариант. А что говорит тебе твоя душа?
– То же самое.
– А как быть с твоими родителями?
– Они уже знают, мы все обсудили.
– Ни фига себе! То есть, они узнали раньше меня?
– Ну, да, а что здесь такого?
– Ничего такого. Видимо, ты абсолютно уверен, что я не откажусь от столь лестного предложения?
– Конечно, я не подарок, но ведь ты не откажешься? У тебя ведь никого больше нет? Или есть?
– Успокойся, никого у меня нет. Но и охоты замуж срочно выскочить, у меня тоже уже нет. Кстати, что сказали твои родители?
– Мать рада-радешенька.
– А отец?
– Обозвал дураком, за то, что я, едва получив развод, снова собираюсь жениться. Хотя сказал, что против тебя лично ничего не имеет.
Реакция была вполне ожидаема и никаких эмоций у меня не вызвала.
– А ведь твой отец абсолютно прав. Куда спешить? Никакого форс-мажора нет и не ожидается.
– Еще бы! Откуда ему взяться?
Я засмеялась. Вот она – одна из причин. Ему стали отказывать в его неоспоримом праве брать все, что ему хочется. У мальчика отобрали игрушку. Обидно. Я подумала, почему предложение руки вызывает во мне некоторое, пусть слабое, отторжение? Уже почти два года мы вместе, и за это время я не посмотрела ни на одного мужчину иначе как на друга или приятеля. Он занимал все мои мысли, я постоянно решала его проблемы и чувствовала, что увязаю. Он сковывал меня по рукам и ногам своим талантом, своими амбициями, своей беспомощностью, своей семьей, своими пороками и привычками. Его было слишком много для меня. А его любви – слишком мало.
– Ладно, ямщик, не гони лошадей. Давай немного повременим. Сессия на носу, потом каникулы, может быть, без моего присутствия ты немного одумаешься.
– Я все решил. После экзаменов подадим документы.
– Как, ты еще и сессию намерен сдать? Ну, против такого аргумента трудно устоять!
Я уже посмеивалась, и он решил, что выиграл.