Муж надеялся на девственницу и правильно рассчитывал, она как раз была без надобности.
Он долго смотрел на остолбеневшего Лешего. Видимо, размышляя, стоит ли добавить что-нибудь. Потом сокрушенно покачал головой:
— Прощай, Зверь.
— Почему ты так назвал меня?
Голос хрустел и ломался, подобно сломанной ветке.
Деревья гнулись под тяжестью серого неба. Леший смотрел на него и понимал, что больше не сможет спать по ночам.
Бежать. Бежать и забыть это слово.
Почему-то в его голове не было никакого вопроса, он знал ответ заранее.
Белок ждал его за сухими полями, что пахли порохом.
Он прятался в траве, и охотник не заметил его.
Промах.
Охотник был трусливым, как и положено охотнику. Лежи себе за кустом, мерзни, но никак не зови на помощь.
Зверь встал. Он не спешил, но и не медлил — время не играло для него никакой роли.
Отчего-то охотник не чувствовал страха.
Сзади хрустнул под сапогами мох, и Зверь услышал смех охотницы.
Она смеялась, а глаза ее были холодны, как лед.
Быстро. Не глядя.
Сначала — торопливо, как только могла — она стягивала с себя одежду, бросая ее в грязь.
Потом, чуть попозже, задрала рубашку. Короткую, но чтобы можно было ухватить ее спереди, прежде чем она ляжет.
Хорошо, что она бросила ее на траву, прикрыв живот, тогда охотник не увидел бы ее лица.
Впрочем, лица не было. Он хотел видеть ее лицо, чтобы сравнивать.
Не зря она носила такой черный пояс.
Чистый шелк — хлопок — это для охотников, в них не увидеть того, чего не увидеть нельзя.
В этот раз он увидел, что на поясе нет ножен.
Все, как она сказала.
Они еще какое-то время лежали рядом, сбившись в кучу, и молчали.
Их тела — она и он — словно слились друг с другом, растаяли в ночи.
Друг от друга были свободны.
Каждое движение было автоматическим, как движения движущихся частей механизма.
И — что самое удивительное — это длилось бесконечно долго, и он даже успел замерзнуть.
Луна стояла уже высоко над землей, когд