Найти тему

Книги, которые оставили двойственное впечатление

Оглавление

Мне повезло: большая часть книг, прочитанных за последние две недели, оставила вполне приятное впечатление. Однако есть и такие, которые вызвали двойственное чувство, и даже спустя время н могу определиться: мне больше понравились или нет; буду советовать к прочтению или нет.

1. Шамиль Идиатуллин «Последнее время»

Идиатуллин для меня оказался открытием прошлого года. Его «Бывшая Ленина» (шорт-лист «Большая книга») – современная, актуальная, интересная книга, написанная в лучших традициях русской литературы.

«Последнее время» - совсем другая вещь. Это фэнтези или, правильнее сказать, этнофэнтези. Выдуманный параллельный или постапокалиптический мир (не столь важно) в лесах и на болотах. Это вовсе не привычное всем нам фэнтези: здесь нет героики или романтики, нет борьбы за власть – всего того, чего бывает в избытке. Здесь есть ВЫЖИВАНИЕ – в гармонии с природой или без нее. Как будто погружаешься в доисторический мир. И написано все прекрасным языком. Читать Идиатуллина – одно удовольствие.

«Сон был горек и невыносим.
Он закричал, чтобы проснуться.
Он проснулся, чтобы закричать.
Ни закричать, ни вдохнуть для крика, ни просто вдохнуть не получилось».

Я наслаждалась его стилем, слогом. Мне нравилось познавать мир, разгадывать подводные течения и разбираться в смысле названия.

Но… «Горько и невыносимо» количество насилия и жестокости. Ясное дело, что мир требует этого, только несоответствие стиля и жестокости очень сильно мешало целостному восприятию (как будто автор увлекся этими сценами).

«Его сшибло твердым и вмяло в твердое, со звоном и искрами, ломая и отдирая всё лишнее, руки-ноги-нос-лицо, холодный глинозем сунулся в дыры на место глаз и носа, ниже стало очень больно, остро, неправильно и снова со вкусом желтого металлического штыря, рвущего губы. Он попытался вдохнуть, хрюкнул, сглотнул жаркую соленую землю с колкими камешками, закашлялся, выворачиваясь и умирая, но не умер, а все-таки вдохнул раз и другой, держась за пылающую и саднящую, но вроде не пробитую грудь, попытался сплюнуть, облизать губы, но не смог, а только располосовал язык об остро сломанные зубы».

Подобные сцены на самом деле не доставляют никакого удовольствия, их можно оправдать, но неприятное послевкусие они оставляют, поэтому и книга оставила неоднозначное впечатление.

2. Эшколь Нево «Три этажа»

-2

Частично безликое и в то же время ёмкое название призвано показать типичность историй. Что происходит за дверями квартир? Насколько хорошо мы знаем наших соседей? Похожа ли жизнь на сериал?

И, конечно, название нас сразу настраивает на психологию: этажей ведь ТРИ - не четыре и не два, потому что, по Фрейду, наша психика как три надстраивающихся друг над другом этажа: бессознательное, предсознательное и сознательное.

Вряд ли три истории передают эти три эмоциональных состояния, но что-то подобное есть. Три безответных монолога-исповеди: отца, жены, матери. У каждого своя беда. Мы словно подслушиваем их и поражаемся какой-то безысходностью, веющей чуть ли не от каждой строки. Одиночество в мире людей угнетает. Больше всего поразил факт: третья история - вдова через диктофон будто общается с умершим мужем.

«В нижнем ящике я нашла этот автоответчик. Подключила его к телефонной розетке, и ты своим низким голосом предложил мне оставить сообщение.
Тогда я и поняла, что должна делать. С тех пор я говорю с тобой. Это выглядит нелепо, я понимаю. Разговаривать с механизмом. Разумный человек на такое бы не пошел».

Мне показалось, что книга в целом об одиночестве в городе, когда в общем-то человек редко остается один в прямом смысле слова, но и не чувствует себя единым с кем-то (даже если семья дружная, жена хорошая).

«Вероятно, существует определенная доза одиночества, которую способна выдержать каждая из нас. Я забыла, что мне – особенно с учетом моей семейной истории – следует держаться настороже. Я слишком глубоко погрузилась в себя, и мне пора выкарабкиваться наружу».

Каждая история с открытым финалом. Очевидно, потому, что у жизни возможен только один истинный финал – смерть, герои же наши, слава богу, живы.

Самый удачный образ – образ матери, лишенный сына, вернее, потерявшей его расположение. Вот ее чувствам на самом деле веришь:

«Это было больнее всего, Михаил. То, что он назвал меня Дворой. Больнее, чем его подчеркнутое равнодушие. Больнее, чем его исчезновение из нашей жизни. Он лишил меня статуса матери. Вот что было невыносимо. И он сделал это не для того, чтобы причинить мне боль. В том, как он сказал «Двора», не было вызова. Напротив. Он произнес мое имя с самой естественной интонацией. Обозначив, кем я для него стала. Женщиной по имени Двора».

Самым же занимательным показалось воспоминание о юности несчастной «соломенной» вдовы:

«Помнишь последнюю ночь нашей экскурсии в Эйлат? Тогда мы с тобой и Номи составили «Список вещей, которых не станем делать никогда и ни за что». Мы поклялись не выходить замуж без любви. Не приглашать в пятницу вечером гостей, которые любят спорить о политике. Не навязывать своим детям дополнительных занятий. Не заставлять их делать уроки во время каникул. Не уезжать из Иерусалима, исключая службу в армии (обстоятельство непреодолимой силы). Не держаться больше полугода за ненавистную работу. Решая, куда пойти: в ресторан или в театр, – не делать выбор в пользу ресторана. Не отбивать друг у друга парней. Не изменять нашей дружбе. Мне вдруг подумалось: из-за того что Номи умерла молодой, ей не пришлось нарушать эти обещания. И еще: мы составили этот список слишком рано. Мы еще не знали, что на самом деле нас ждет и чего нам следует опасаться в будущем»

Некая доля психологического поучения к концу повествований начинает серьезно напрягать. То, что автор - профессиональный психолог, сразу чувствуется: порой художественность уступает изучению мотивов поведения. Отсюда и чрезмерная афористичность книги.

«Если последние недели чему-то меня и научили, так это тому, что разумных людей не бывает. Как и разумных поступков. Есть только поступки, которые человек в определенную минуту обязан совершить».