Ночью все, кто был в расположении здания администрации, вскочили от взрывов гранат и беспорядочной стрельбы. И грохот доносился не где-нибудь за территорией завода, а прямо у стен. Осколки и пули со свистом бились о бетон, и гул стоял такой, будто на нас напал
целый полк. Я вскочил с лежанки и выбежал в подъезд, передёрнув затвор автомата. Навстречу мне вбегали бойцы первого взвода, матерясь
все вместе будто в мой адрес. На меня упал парень, сверху на него ещё
один, кто-то просто перепрыгнул кучу-малу, а кто-то прошёлся прямо
по нам сапогами. Сумятицу в этот непонятный мне инцидент вносила непроглядная темень в подъезде. Сверху спускался ОМОН. Спускались с отборным матом. Матерились все, кроме меня. Я просто пытался встать. Как моё оружие не выстрелило в этот момент — даже не
знаю. Поднявшись, я увидел, как были одеты солдаты. Кто в чём, прямо группа Дятлова, не иначе.
— Где боевики? — кричал хриплым спросонья голосом командир
ОМОНа.
— Какие, блядь, боевики? — в ответ переспросил кто-то из вбежавших в подъезд.
— Что произошло? Доложить мне немедленно! — твёрдо приказал ротный.
— Докладываю, товарищ капитан, на улицу никому не выходить! — ответил в потёмках Истомин, оглядывая бойцов. — Горит
канцелярия нашего «пиджака», а там, как вы знаете, склад боеприпасов первого взвода. У меня всё.
— Личный состав цел? — снова спросил капитан.
— Да, цел.
— Ко мне лейтенанта.
— А он, нам кажется, уже где-то в районе Ханкалы, — засмеялись
бойцы.
— Отставить смех, — скомандовал, отдышавшись, Истомин
Молодой лейтенант очень любил писать письма своим друзьям студентам, поэтому вместо одной коптилки у него было целых три.
Печь он подтапливал ящиками от снарядов, угли которых имеют свойства с треском вылетать из буржуйки. Плюс злоупотребление никотином может достаточно реально убить, если уснуть с сигаретой в зубах. Мы осторожно выглядывали из-за угла подъезда, наблюдая за тем, как пылает строение. На зарево пожара и разрывы боеприпасов отреагировали наши соседи. На рацию ротного вышла восьмая рота, предлагая помощь в отражении атаки противника. Ротный в своей интеллигентной манере послал всех подальше, добавив, что нам тут и так жарко. Две БМП во дворе уцелели чудом. Они стояли с ощутимой дистанцией от здания, а пули нашего калибра этим машинам не страшны.
Что было в комнате ротного и как шёл процесс наказания лейтенанта, знают только офицеры. Для нас эта информация была строго
засекречена и скрыта под семью печатями командования роты. Ершов
вернулся во взвод, который уже успел обжиться в соседнем здании.
Прапорщик достал всё, чего не хватало погорельцам, вплоть до боеприпасов. Гранаты и ящики с патронами привезли к обеду. Все мы там были равны до определённой степени. Если бы на месте лейтенанта
оказался кто-то из бойцов, мне кажется, произошло то же самое. Тюремный срок получали только за преднамеренное убийство мирного
населения или по неосторожности, то есть случайности. По крайней
мере, так было у нас в подразделении. Омоновцы, конечно, смеялись до
слёз. За такое их бы пересажали как изменников и пособников. Днём
солдатам было не до смеха. Ротный был чернее тучи, а «пиджак» тише забитой мыши.
Я крутился у машины Булата и помогал убирать десант. Он не просил меня об этом, просто мне нечем было заняться. Ротному в такие
дни лучше не появляться на глаза даже с тяжёлым ранением. И вообще, солдату стоит держаться подальше от начальства — я это уяснил
ещё в учебке. Казаков находился на связи, а мне сегодня дали отгул.
Как-то все просто забыли, что я есть, и слава богу. Тут Юра вдруг вылез и крикнул Андрея:
— Заводись, Андрюха!
— Что случилось? — спросил Коваль, отвлёкшись от разговора с
Истоминым.
— У Макеева проблемы, там одна машина завестись не может.
— Какая?
— Скачкова.
— Еду.
— Я тебе нужен? — переспросил наводчик.
— Нет. Тут недалеко.
— Ну и чего она у тебя то схватывает, то нет? — кричал вопросом
на механика Макеев. — Вылезайте из люка, товарищ Скачков!
Саня спрыгнул с машины и встал рядом. Макеев залез сам, но результат был тот же. Лейтенант провёл там добрых пятнадцать минут,
пытаясь вникнуть в причины отказа старта двигателя.
— Пусть подсобят нам парни любого взвода, — предложил Саня, — потаскаем её чуть-чуть. Дёрнем другой машиной, и всё будет в
порядке.
— А ты её прогревал за ночь? — крикнул офицер. — Чего молчишь, как дерево? Если ты её не заведёшь, то сам дёрнешь из моего
взвода. Куда-нибудь в рембат лет так на десять. Ты меня, надеюсь, понял? — закончил офицер и отправился на связь с первым взводом.
— Сам завёлся, как не знаю что, — тихо сказал Титов. — Им всем
успокоительного нужно выдать. «Антизверин» называется.
Коваль торопился. Торопился не потому, что помощь была нужна
Скачкову, а потому что боялся не успеть помочь всем, кто в ней нуждался. Если здесь понадобилась взаимовыручка, то нужно реагировать
мгновенно, молниеносно. Механик сбавил обороты, подъезжая к тому
месту, где лежал Соломин, ещё раз взглянув на злосчастный дом. Прошлого не вернёшь, и машина взревела вновь. При развороте на месте Андрею не повезло. Прямо у позиций третьего взвода его машина налетела гусеницей на металлический штырь и разулась. Он выскочил из машины, чтобы оценить ущерб, и расстроился окончательно.
— Вот что я называю жопой, — сказал Титов Скачкову.
— Андрюха, ты как? — крикнул Саня.
— Сюда ремроту теперь нужно подтянуть, — ответил расстроенно Андрей, — простите, братья, но потаскать я вас не смогу...
______________________________________________
Олег Палежин, БОЛЕВОЙ ПОРОГ: "Чеченский конфликт". Литература