Начало и вторая часть
...Вдруг раздался в дверь звонок, давно к ним никто уже не заходил, вот так, тем более, без предупреждения. Наверное, в последний раз к ним приходил, белый, как смерть, растерянный и весь дрожащий, Вадим Коростелёв, товарищ его, ещё по школе, правда, пути их после разошлись, но вновь пересеклись в двухтысячном, в песочнице, Степан там вытирал разбитые в кровь, после неудачного отказа закурить каким-то малолеткам, в кепках, повёрнутых на бок и штанами, в которых мог бы поместиться весь Гостиный двор, губы, нос и разодранное ухо. И вот, из зелени кустов, к нему вышел человек, в клетчатой рубашке, серых форменных штанах и стоптанных ботинках. Он сел напротив, и они молчали, каждый занимаясь своими делами, Степан стирал с лица и пальцев кровь, а человек напротив, отряхивал рубашку и штаны.
- Нет папирос? - Задал вопрос Степану незнакомец и Степана передёрнуло.
- Нет, не курю я. - Он пытался ответить, как можно спокойнее, не вышло, нервно он как-то ответил.
- Это правильно, я тоже не курил когда-то. - Человек вздохнул и добавил, - в школе. А может выпить есть?
- Нет, только что всё отобрала малолетняя шпана, вот ещё и по мордасам настучали, - горько произнёс Степан.
- Это плохо. А я вот опоздал на метро, теперь не попасть домой, а у меня там мама болеет, Варвара Степановна. Она у меня была учительницей в школе, математику вела. Теперь вот на пенсии, давненько уже. Болеет.
- Варвара Степановна? - У Степана перехватило дыхание, - Коростелёва? Математика? - Степан вскочил на ноги и схватил человека в форменных штанах за ворот клетчатой рубахи, - Вадик, ты?!
- Я, - ответил тот ошарашено и стал вглядываться в Степана.
Они смотрели друг другу в лицо не двигаясь, наверное, минуты три, а после Вадим узнал Степана и они обнялись, обнимались они ещё дольше, чем смотрели друг другу в глаза. Потом они пошли домой, под звёздным небом Петербурга, в ту ночь падало много звёзд и им бы загадать желания, но они только говорили о том, как сложились их жизни, о том, что время прошло, о том, что надежды уже нет, о том, что надо бы найти немного денег.
Так вот, тогда Вадим пришёл и сел на стул в прихожей, а после стакана воды, он сказал, что умерла его мама и Степан заплакал. Ему казалось, что Варвара Степановна была всегда, ему казалось, что она никогда не умрёт и всегда будет. Он очень любил её как учительницу, она дала ему всё то, что он знал, что умел, ну, когда-то тогда, когда всё ещё только начиналось. А он её забыл, не навещал её и даже вот, не вспоминал, последние лет двадцать. Мерзкая штука - жизнь, вечно всё не так, как надо. Потом, на поминках, он так напился, ревел, просил прощения, падал на колени, рвал на себе одежду кричал, что выпрыгнет в окно, и даже выпрыгнул, но с первого этажа не смог разбиться, только упал лицом в клумбу и заснул, а Катерина и Вадим тащили его домой. Обо всём этом они рассказали ему следующим утром, наливая крепкий чай.
И ему стало стыдно ещё больше, он больше не смог просить прощения у Варвары Степановны, потому что знал, что не получит его уже никогда, потому что нет ему прощения.
В это время, пока он вспоминал и думал, Катерина пришла на зов звонка и открыла дверь, на пороге стоял Валера с сумкой через плечо, когда-то он ходил с ней на работу, на завод слоистых пластиков, теперь вот ходил с ней только тогда, когда у него было что-то важное, устраиваться на работу или шёл на редкий день рождения, на который его приглашали, иногда он ходил с ней в магазин, но только за подарками или за чем-то дорогим, на что очень долго копил. Валера так же был одет в парадный свой костюм - тёмно-серый в светлую тонкую полоску, он был в этом костюме на свадьбе Степана и Катерины, очень он им гордился, правда, теперь он был ему немного великоват, да что там, главное - костюм же! Катерина впустила нежданного нынче гостя, Степан пожал ему руку и вежливо, но тихо пригласил его на кухню.
- Ты что при параде-то весь? - Спросил Степан гостя.
- Есть повод. - Как-то нервно ответил Валера.
- Выключите картошку! - Услышали мужчины вдогонку, Катерина не пошла за ними, она вернулась в комнату к себе, послышался звук работающего телевизора, началось какое-то говорительное шоу, где постоянно орали и перебивали друг друга разные люди, в основном, конечно, бабульки.
- Выключим, выключим, - пробубнил Степан, закрывая кухонную дверь, где вместо стекла красовался кусок ДВП, закрашенный голубой краской, в цвет двери. - Картошку в "мундире" будешь?
- Пожалуй, давай, будет очень даже неплохо. - Ответил Валера, он явно нервничал.
- Так что ты говоришь, за повод-то у тебя?
- Дело у мея к тебе есть, Степан, - не глядя на собеседника, сказал Валера.
- Дело - это хорошо, - ободрившись сказал Степан, сливая воду с кастрюли, - Халтурка что ли какая подвернулась?
- Нет, это, скорее - личное.
- Вот как? - Степан удивился. Степан закрыл форточку, дуло.
Степан не ожидал такого развития событий и потому не знал, как на это реагировать, он поставил кастрюлю на стол и налил воды в чайник, поставил его на огонь. Затем Степан сел на стул, Валера что-то ковырял на клеёнке, какую-то мнимую крошку, наверное.
- Ну, давай, говори, что там у тебя. - Степану не терпелось, не каждый раз Валера приходил такой взбудораженный и нервный, такой не похожий на себя, взвинченный какой-то. Да и в костюме ещё, к тому же. Женщину что ли встретил какую?
Валера вскочил и наклонился к сумке, расстегнул её и запустил внутрь руки, обе. - Так не могу, погоди, - он вынул из недр сумки поллитровую бутылку водки, с изображением очень видного политика. - Вот, давай по соточке, а то, что-то нервничаю я сильно. Да и картошечка вон, есть, как раз.
Степан почувствовал, как у него засосало где-то под лопаткой, бутылка сверкала в свете солнца, во рту стало как-то предательски много слюны, сердце заколотилось немного чаще, чем вот ещё минуту назад, как тогда, когда Катерина сказала: "Да", на Фурштатской, осенним днём, когда уже красно-жёлтые листья падали на землю, а дожди становились всё настойчивее и холоднее. В тот день, в тот миг, дожди казались тёплыми, а солнце ярким, тогда он чувствовал, как за спиною вырастают крылья, причём не метафорические, а самые что ни на есть, настоящие, с кремовыми перьями, как платье Катерины. Он выбежал с женой теперь уж, на руках, из бракосочетания дворца, по мягким листьям нёс её по мостовой, под солнцем они шли под ручку по Литейному, гуляли в Александровском саду, под хилым дождиком, бежали по Дворцовой, под звёздами сидели на ступеньках Биржи и целовались без конца, почти что, и слушали, что ветер им шептал, и гадали по звёздам, и камушки кидали с набережной, утром, наблюдая, как расходятся круги.
Стаканы звякнув, встали на стол, Валера уже открыл бутылку и держал её в руках, заметно нервничая до сих пор.
- Наливай! - Скомандовал Степан, почувствовав, как настроение упало снова вниз, быть может, сотня капель вернёт его обратно, хоть на какую-то высоту?
Валера наполнил стаканы, выудил из кастрюли картошину.
- Ну, давай, за взаимопонимание! - Выпалил он и стукнул стаканом о стакан Степана. Мужчины выпили и закусили картошкой.
- Оххх, - выдохнул Валера и опустился на стул. - Мягонькая, хорошо пошла.
- Да, вопреки изображению, - ответил Степан.
Они сидели на табуретках, жевали картофель и думали о чём-то, каждый о своём, тишина обволакивала пространство, в то время, как алкоголь обволакивал мозг. Степан подумал вдруг, что сегодняшний день какой-то не такой как все, сегодня что-то не так, кто-то, наверное, поменял сценарий. Зачем? Почему?
- Как настроение? - Прервал тишину Валера.
- Говно, а не настроение, - мгновенно ответил Степан. - Сижу тут, как сыч, слюнявлю прошлое, да чувствую, что выхода нет и тупик всё уже и уже, скоро не протиснуться уж будет, так застряну в горлышке бутылки, да задохнусь, погибну от нехватки кислорода. - Он немного помолчал. - Валера! Почему всё так случилось? Зачем распалось наше прошлое, которое когда-то было будущим, которое не стало таким, каким должно было стать? Зачем сломались наши жизни?
- Быть может, это плата за свободу? - Валера неуверенно ответил, он явно не ожидал такой речи, да и пришёл, скорее всего, по другому поводу.
- За какую свободу? Я что, был в тюрьме?
- Ну в какой-то степени - да. Да и вообще, не так всё плохо у тебя.
- Не плохо? - Степан истерично хихикнул, - не плохо! Не стал не Сахаровым, не Цоем, болтаюсь как какашка в проруби, потерянный во времени, не приспособившийся к новой жизни, не зная и не помня старой. Я даже не знаю теперь, за кого я, я даже не за себя, я ни во что не верю и ничего не могу, а всё что я знал когда-то, так долго было никому не нужно, что я и сам забыл всё то, что знал, я вдруг поверил, что в новом времени всего этого не надо будет! Скажи мне, после этого - у меня не так всё плохо?
Валера помолчал немного, обдумывая сказанное Степаном, пока тот сдерживая слёзы, смотрел в окно. Валера взял бутылку и налил в стаканы водку.
- По крайней мере, ты живой. - Сказал он и протянул товарищу стакан. - За жизнь!