Это грустная история, и очень для меня болезненная.
***
Маруся это моя бабушка. Тогда я не сразу поняла, что пришла беда. Несмотря на ее встревоженный взгляд, подумала, что она так пошутила необычно.
При рождении ее назвали Марфой, а при крещении и в паспорте переименовали в Марию. Но всю жизнь мы слышали от дедушки только два варианта ее имени - Марфенька и Марусенька.
Они были странной парой, не из этой реальности. Умудрились прожить всю жизнь как медовый месяц. Никогда не выглядели старыми или уставшими со своими задорными, добрыми улыбками.
Дедушка постоянно придумывал разные шутки-прибаутки или пел частушки. А уж как бабушка умела смеяться! Заливисто, до слез, запрокидывая голову назад, опуская вниз и опять назад. А как они танцевали цыганочку с выходом, когда мама играла на аккордеоне!
Когда дедушка в двухсотый раз рассказывал, как впервые увидел свою Марусеньку в прозрачном плащике, переливающемся капельками после дождя, бабушка неизменно смущалась, кокетливо махала в его сторону рукой, и произносила протяжно: "Ну То-о-ль!". Его звали Анатолий - красавец с чубом и широкой белозубой улыбкой, который когда-то в юности покорил ее сердце навсегда.
Столько же раз он рассказывал как ради нее бросил курить, потому что ей не нравился запах, и сгрыз много семечек пока бросал. С гордостью рассказывал, что не пошел ни с одной женщиной, торопясь домой к любимой. После войны много было одиноких, но Толя любил по-настоящему, как уже возможно никто не умеет.
Он имел неиссякаемый позитив и бодрый настрой в любой ситуации. Москва росла ввысь, и их переселили из своего дома с большим яблоневым садом в брежневку с маленькими комнатками и кухонькой. Там-то я их и помню, не сломленных от потери своей земли и теснотой человейника.
- Зато на лифте! Аж до восьмого этажа, высота!
Венчались они уже пожилыми, когда в стране опять разрешили Бога. Тяжелейшие головные боли, которые начались у бабушки, врачи так и не поняли чем лечить, и гормонами случайно сделали голос низким вместе с трудоспособностью. Варенье из одуванчиков, как впрочем и другие виды, варить она уже не могла, больше лежала.
Толя с готовностью принял на себя большую часть хозяйства. Научился делать дома творог из молока, варить каши и другую еду, следить за графиком приема лекарств для обоих.
Нога у него болела все сильнее, даже по дому уже ходил с палочкой, но ничто не могло заставить его перестать петь частушки, бриться и делать зарядку каждое утро, кормить голубей по дороге в магазин.
Я сидела с бабушкой у них в комнате, когда дедушка принес ей свежесваренный компот собственного приготовления.
- Что это за мужик? - спросила она, когда мы остались вдвоем. Слово "мужик" им обоим было не свойственно, как и любые другие хоть сколько-нибудь грубоватые слова. Я тогда и слыхом не слыхивала о болезни Альцгеймера, и проигнорировала вопрос, сказав: "Смотри какой тебе дедушка компот принес!"
Через пару недель я опять была у них в гостях, и с порога стало понятно - что-то изменилось. Дедушка как обычно встречал меня шутками, но в уголках глаз было меньше улыбчивых морщинок.
Бабушка рассказала тревожным шепотом, что Толя куда-то уехал, а к ней ходит какой-то мужик, лекарства дает, еду и паспорт показывает, где написано что он ее муж. А этого не может быть, потому что кроме Толи замуж ни за кого не выходила.
- Может Толя меня бросил? - заплакала она. - Зачем я ему такая старая? Он же такой красивый до сих пор!
Психиатр назначил лекарства и объяснил, что доказывать что-то бесполезно и может привести только к нервному срыву и ее и нас. Надо принять и смириться. Толя смириться не мог, так и ходил к ней периодически с паспортом, каждый раз в надежде, что у бывшей учительницы Марусеньки вдруг просветлеют глаза от понимания. Каждый раз уговаривал покушать, когда она объявляла голодовку. И каждый раз плакал навзрыд что не получается.
Сначала просветления случались довольно часто. Бабушка высказывала обиду, что он куда-то уезжает и мужиков с паспортами подсовывает, потом они плакали в обнимку от счастья воссоединения. Потом - "Вы кто такой? Почему вы меня трогаете?". И так по адскому кругу несколько лет. Со временем моменты просветления случались все реже, изматывались они все сильнее.
К 80-ти годам Толя не перестал по утрам бриться, так же кормил голубей и сочинял прибаутки. Только теперь на бумаге, для экспромта сил не осталось. Много молился.
Как-то после прогулки у него подкосились ноги, и он пожаловался, что не держат они его. Уезжал в больницу радостный, любил он врачей.
- Вот и хорошо, подлечат меня там, выйду как огурчик!
Не вышел.
К Марусе мужики больше не ходили, только родня с сиделкой. И она ночами завязывала одеяло в дорожный узел, собрав в него нужные по ее мнению вещи, и стучала палочкой в окно, умоляя кого-нибудь к Толе ее отвезти. Может тогда она была уже не на восьмом этаже, а в их уютном доме с большим яблоневым садом.
Через год мы отвезли ее к Толе... Теперь никакая болезнь их не разлучит.
***
Почему это случилось именно с ними? Почему из всех людей она перестала узнавать только его? Не сына с дочкой, не внука с внучкой, а именно его? Почему?!
Сколько бы я отдала чтобы еще раз услышать от дедушки историю их знакомства, и это бабушкино "Ну То-о-ль"...
Прошу прощения, если вызвала непрошенную грусть. Мне почему-то совершенно необходимо было рассказать эту историю. Сколько лет прошло, а вспоминать больно...