Дом купца Петрова – это наш позор. И ладно бы дело происходило в большом старинном городе, где таких домов – хоть жуй одним местом, если, конечно, чувствуешь себя великаном, способным жевать дома. Каменные, между прочим. В Петербурге такой домик считался бы достопримечательностью районного масштаба.
Но мы находимся в 85 километрах от Петербурга, в небольшом современном городке под названием Сосновый Бор. Перед этим по пути из Северной столицы мы непременно должны были проехать что-нибудь старинное – Стрельну, Петергоф и Ораниенбаум, если на 401 автобусе, Кронштадт, если на 402, и Ораниенбаум, если на 403. И везде есть старинные здания в гораздо лучшей сохранности.
Да, но в Сосновом Бору, который образовался полвека назад, старинных зданий почти что и нет. Их всего три. Одно – в прекрасном состоянии, и это вокзал. Второе – в плачевном, недалеко от станции, и сейчас комитет по культуре Ленинградской области решает, что с ним делать. Ну и вот это третье, которое и выявленный объект культурного наследия, и под охраной, и денег на него списано уже немеряно – с того самого момента, как здание бросили. Произошло это в 90-е, долгие годы городская власть не могла собраться с силами, чтобы всерьез заняться этим объектом – и вот, наконец, появилась концепция.
Откуда он взялся?
Сосновый Бор занял территорию, на которой когда-то находились несколько деревень -= и еще кусок пространства между ними. Там, где находится этот многострадальный дом, когда-то стояла деревня Устье. Она есть, например, на шведских картах семнадцатого столетия. Совершенно точно, что в 1676 году деревня уже была. Кстати, памятник Устью стоит на этой же улице Ленинградской, открыли его в 2020 году рядом с домом, который на местном жаргоне называется «зуб».
В начале восемнадцатого столетия Ингерманландия перешла под русскую корону. Петр Первый очень хорошо здесь погулял. Петр Первый любил эти места, бывал здесь часто, посещал крепости Копорье, Ям и Ивангород, и удобнее всего до Копорья было добираться именно по шведскому тракту, часть которого занимает сейчас Ленинградская.
Легенда гласит, что во время одной такой поездки царь обратил внимание на железную крышу одного из домов и крепко призадумался. Откуда у местного рыбака могла взяться такая крыша, если все ресурсы шли на строительство Петербурга? И решил царь это дело выяснить. И выяснил – нет, не подумайте чего плохого, Петр с полным уважением относился к хорошим хозяевам. Поэтому просто расспросил. И выяснил, что рыбак усердно трудился, возил свой улов в Швецию через залив (Финляндия тогда была еще частью Шведского королевства), за это ему хорошо платили. Обратно он вез кровельное железо.
Петр Первый уважал людей с предпринимательскими способностями, так что хозяин дома из простого рыбака моментально превратился в купца первой гильдии. Настоящую фамилию рыбака история не сохранила (да и была ли она?), но с этого момента и он сам, и его родственники стали Петровыми.
Но не стоит думать, что первый российский император посещал именно этот дом. Конечно же, нет. Тот был деревянным. А каменный появился уже в девятнадцатом веке.
Эпоха великих перемен
В двадцатом веке дому, как и всей деревне, изрядно перепало. Из серии «красные пришли – выпороли, белые пришли – выпороли». При советской власти последний из Петровых долго не нажил. Он умер в 1924 году. Впрочем, успел повидать и Первую мировую, революцию, и Гражданскую войну, и слухи о мятеже на фортах до него доходили, и о Кронштадтском восстании, и о трех эсминцах... Бурное было время.
Последним владельцем стал Георгий Петров. А вот что было с домом дальше, пока в архивах не обнаружено. Одни краеведы говорят, что вдова добровольно отдала добротный дом государству. Другие утверждают, что семью раскулачили и дом отобрали.
Как бы то ни было, оказался он у новой власти. И эта новая власть открыла здесь школу-семилетку.
Потом началась Великая Отечественная война. Устье было, можно сказать, в самом центре Ораниенбаумского плацдарма. Часть мирного населения эвакуировали, детей на плацдарме осталось мало, в здании школы расположилось отделение контрразведки 5 Отдельной бригады морской пехоты и медсанбат.
После войны здесь опять какое-то время была школа – к примеру, мой сосед в ней учился и помнит, как это было, а некоторые бывшие ученики сами стали учителями и работают в других сосновоборских школах. Потом в этом здании открылась больницы, и она действовала даже тогда, когда в Сосновом Бору уже была медсанчасть. Здесь лечились те, кто не работал на атомных предприятиях. Потом-то всех перевели в медсанчасть. А здание отдали профсоюзному комитету Ленинградской атомной станции. Было это уже в 80-е, обосновался тут клуб ЛАЭС, а если конкретно – театр КриМ, который существует по сей день, но, увы, недавно остался без своего руководителя и режиссера...
Деревню Устье снесли в одну ночь. Долгое время считалось, что даже сфотографировать не успели. Однако потом выяснилось, что Михаил Константинов все же успел сделать несколько снимков.
Охраняется, но плохо
Охраняться государством дом стал в 1988 году. Как охраняться – мы видим сейчас. Сколько денег ушло на то, чтобы как-то его поддерживать, история умалчивает. Окна заколачивали, местная шпана отколупывала их снова. Местные жители, не видевшие особой ценности в этом строении, активно пытались украсть кирпич. Спасло дом от полного разрушения только то, что дореволюционная кладка оказалась куда почнее современной.
В 2006 году охранный статус был снят. Какая муха тогда укусила городскую администрацию, пока осталось тайной. Но ведь укусила же. Вообще-то была идея создать на этом месте чудо чудное из стекла и бетона, вписав в него кусок стены от здания. Это была фантастика. Можно учебник написать, как городская власть пыталась манипулировать общественным мнением.
В 2013 откуда-то взялось письмо от чернобыльцев, которые как раз обустраивали по соседству строить свой сквер (он сейчас есть). Потом-то выяснилось, что никакого письма чернобыльцы не писали, а оригинал, распечатанный на принтере, вряд ли может считаться подлинным документом. Но решение было принято, и это – минус в карму тогдашнему Городскому совету.
Дом удалось отстоять, даже было принято решение расположить в нем краеведческий музей (который занимает домик у мемориала с несколькими крошечными комнатками). Но это было лишь начало очередной эпопеи.
Где деньги, Зин?
У сторонников краеведческого музея появилась надежда, когда Губернатор Ленинградской области Александр Дрозденко во время одной из поездок в Сосновый Бор клятвенно заверил, что музей таки будет, и уже через несколько месяцев. И обещал дать денег.
Но успокаиваться было рано. Губернатор-то слов на ветер не бросает, но проектирует не он. И даже заказывает проект не он. А делает это местная администрация. Город и должен был предоставить проект, если хотел заполучить сотню миллионов на строительство.
И проект, конечно же, появился. Только вот от дома должен был остаться один фасад. Со всякими элементами декора, напоминающими о военных событиях. Вообще-то это было больше похоже на надгробие.
Но тут вмешались градозащитники. Они заказали независимую экспертизу, которая подтвердила, что дом в состоянии простоять много десятилетий, ни о какой аварийной кладке речи нет. Вплоть до того, что здание можно восстановить в том виде, как оно было.
Правда, встает вопрос о целесообразности, потому что изменились санитарные и технологические требования, и их придется учитывать, иначе никакая комиссия здание в эксплуатацию не примет.
Новые перспективы?
Прошлый проект экспертизу не прошел и так и остался на полке. Однако несколько лет назад в Сосновом Бору сменилась власть. И новый глава города Михаил Воронков первым делом потребовал у комитета по архитектуре и градостроительству показать нереализованные проекты. В том числе и те, что касались Дома Петрова. И пришел в изумление. И от качества проектов, и от количества списанных на это за двадцать с гаком лет денег. И от того, что город, почти не имеющий исторических зданий, так ими разбрасывается.
В общем, сейчас уже выделены деньги на новый проект, с учетом всех экспертных мнений. Уже предложена концепция – и именно ее могут видеть все жители, кто проходит по Ленинградской. Поставили стенд. А сам дом задрапировали, как это делается всегда и во всех городах, где бережно относятся к историческому наследию. И это дает определенные надежды на то, что в один прекрасный день драпировку с нарисованными окнами снимут, а на объекте появятся люди, которые захотят и музей построить, и историческое здание сохранить. Волки должны быть сыты, но овцы при этом тоже имеют право на жизнь.