На глазах! По иному, не ответишь. Но не всегда и не везде. В рассказе буду исходить из личного опыта и мнения, без фактов, без надоевших цифр и обид.
Девяностый год у меня выпал очень активным. В июне я вылетел из Кустаная в Кишинев, по служебным делам. Днем осматривал город. И сразу обратил внимание на странность: некоторые прохожие, услышав мою русскую речь, отворачивались, не отвечали на просьбы указать направление. В киоске, на главной улице, мне даже не продали пачку сигарет: просто повернулись спиной. На рынке отказывались продавать фрукты. Это было ошеломляющим фактом, чем-то невероятным. На автовокзале сидели люди. Посредине – стоит худой, весь в черном, мужичок в шляпе. Говорит что-то, яростно, быстро и гневно. Пассажиры отмалчиваются, делают вид, что не слышат. Попросил одного перевести пламенную речь с молдавского, не переводят, бегут от меня. И только один, с сильным украинским акцентом, сказал: «та цэ румын, нацик!»
Рядом с «нациком» стоял пастор: впервые я видел католического священника, в Казахстане увидеть служителя культа в то время, да и сегодня, в большую диковину. Казалось бы, где вера и национализм: в Кишиневе они стояли рядом уже летом 1990 года.
В деревнях – совсем иное дело: молдавское радушие было на много градусов выше местного, замечательного вина.
Через три месяца – поездка на юг Казахстана, в Киргизию и Узбекистан. Во Фрунзе немного косились, но терпели. В Самарканде – можно было оставаться жить и пожалеть, что сам я не узбек. Голубые купола и сердечные люди.
Это статья Василия Шеина, который пишет замечательные художественные произведения. Все мысли, слова и боль - его. Художественные произведения можно прочитать здесь. Мнение канала может не совпадать с мнением автора.
7 октября я уже прошел пограничный контроль на станции Наушки: дальше – братская Монголия и Китай. Ночью, поезд остановился на перроне города Сухэ-Батора. Кто из советских граждан не знает это имя, пламенного борца за установление власти Народного Хурала (Аналог Советов) в Монголии ? Перед остановкой поезда проводник, монгол, попросил не выходить из вагонов. Почему? Скоро выяснилось: на вагоны посыпался град камней.
Не скрою, зацепило, еще как. Когда обстрел прекратился, я и мой товарищ, демонстративно вышли на пустой перрон и закурили сигареты: стояли долго, до отправки поезда. В потемках мелькали тени, за нами следили, но напасть не осмелились. Я шел в вагон, сжимая лопатки, ждал камня в спину, но не бросили…Когда поезд тронулся на перрон вышли те, кто бросал камни. Вместе с ними стояли люди из местной милиции, по дружески курили, беседовали.
Почти месяц в столице, в Улан-Баторе. Ходил где хотел. Монголы все понимают и говорят на русском языке: не сказать что дружелюбно, особенно неопрятная, часто нетрезвая молодежь, но ощущения опасности не было. Но, одним вечером, у огромной гостиницы стал свидетелем провокации: странные люди, размахивая удостоверениями, пытались увести двух молодых женщин. Мы вмешались, увели женщин в гостиницу: выяснилось, полиция пыталась обвинить вышедших подышать туристок из Благовещенска, в проституции. Обычные, перепуганные бабы, лет по тридцать и на тебе?
В остальном все в порядке. Следом за Улан – Батором полет в Харбин и назад: китайцы, вообще, нас не замечали. Им было некогда. Очень подвижный народ.
Возвращался в Иркутск поездом: в вагоне весело, едет группа из Калининграда. Условия в вагоне плохие, холодно, проводница (монголка) как мегера: шипит, плюется, ненавидит. Ушлые калининградки назвали ее «тарбаганом» (сурок, суслик). Скандал до небес: оскорбленная стюардесса лютовала голосом и матом половину ночи. Утихла только к утру: причина перемирия скоро выяснилась. Когда поезд пересек нашу границу – девчонки ее побили, довольно сильно.
Вот такие, путевые заметки, начинающегося парада суверенитетов братских стран, не от прессы, а от первого лица. А дальше – вы все знаете сами. Вам и судить.