(отрывок из повести "Рано или поздно")
Дело в том, что с 13-ти я стала забывать, кто я есть. Я будто покидала человеческое тело и «вспоминала» себя то бабочкой, то папоротником, то деревом. Причем до такой степени достоверно, что чувствовала, как по моему стволу текут соки, как все глубже в землю вонзаются корни, как ломаются руки-ветки от яростного ветра. Было страшно от того, что я не понимала, как остановить это превращение. Я пыталась убедить себя, что я – девочка, учусь в школе, но сознание не принимало этих характеристик. Если «воспоминание» заставало меня на улице, я, чтобы сбросить с себя этот морок, начинала бежать – неважно куда, лишь бы быстрее. Но потом превращения стали происходить на уроках, в переполненном автобусе, в магазинной очереди – там, откуда не сбежишь. Возвращения в Катю происходили сами собой, но этот страх остаться в заключении дерева навсегда…
До пяти лет мне удавалось обманывать маму, изображая обычного ребенка – говорящие куклы, солнечные краски, самокат без тормозов. Но очевидного не скроешь! И однажды началось…
- Мам, найди меня! – кричала я, когда мы возвращались из детского сада, и сию же секунду исчезала.
Мама оборачивалась и, видя пустое место, начинала бегать, заглядывая под стоящие машины. А когда я появлялась – откуда ни возьмись – она трясла меня за плечи, пытаясь выяснить место моего убежища.
- Да там! – я честно пыталась показать его маме, однако она не понимала. Или делала вид.
За углом Вселенной. Я просто заходила за угол Вселенной, видимый одной мне, а потом выходила. Все просто, но как это объяснить?
После очередных пряток мама, нахмурившись, крепко брала меня за руку и дальше шла молча. И дома мне больше доставалось тишины, чем маминых слов – ласковых или грубых, неважно. Она всегда так сосредоточенно молчала, будто пыталась решить непосильную для ее разума задачу.
Мне же ничего не оставалось, как развивать свои странности.
И вот как я это делала. Представьте себе такую сцену – 6 вечера, мама приходит за мной в сад, а воспитательница, подозрительно взглянув на нее, отвечает:
- Так Катю же забрали! И давно.
- Кто? – задохнулась мама от ужаса. – Кто мог ее забрать?!
- Женщина, не делайте из меня идиотку: я своими глазами видела, как вашу Катю уводили родители! – строго, будто отчитывая описавшегося во время дневного сна ребенка, отчеканила воспитательница.
От этих слов мать и вовсе оторопела:
- Родители?! А я тогда кто?
- Это уж вы сами решайте, - пожала плечами воспитательница. – Когда они пришли, Катя просто запрыгала от радости. И закричала: «Ура, мама, папа! Наконец-то!» Мы еще в окно посмотрели, как они ее за руки через лужи переносили. Да вы не переживайте, найдется, все будет хорошо, - закончила воспитательница и ушла в группу.
- А они случайно адреса своего не оставили? – крикнула мама ей вдогонку, но ее вопрос глухо ударился о закрытую дверь.
Однако через несколько минут воспитательница вновь предстала перед мамой и, приняв задумчивый вид, потекла речью:
- Мне кажется, я знаю причину исчезновения вашей дочери. Я, конечно, могу ошибаться, но ваша Катя … Как бы это сказать, чтобы вас не обидеть… Она весьма смышленая девочка, но… . Вот сегодня, например, мы с детьми, собираясь на прогулку, решили поиграть - каждый «превращался» в того зверька, который нарисован на его шкафчике, - она мягко улыбалась, чувствуя превосходство над соперницей. - У кого изображен дельфин, одевается быстро-быстро: ведь он поплывет спасать утопающих! У кого киска, у того движения плавные, мягкие. У кого тигренок…
- Хватит! – крикнула мама. – Достаточно с меня вашего карнавала!
Она решительно подошла к моему шкафчику и наткнулась на тусклый взгляд куклы-неваляшки. Мама слегка покачнулась от озарившей ее догадки и закричала:
- Вы знаете, что Катя может всерьез воспринять ваши шуточки?!
- Знаем! – радостно кивнула воспитательница. - Ведь ваша Катя… А впрочем, вы и сами, женщина, вполне хороши!
При этих словах воспитательница неожиданно рассмеялась – громко, грубо, будто бы угрожая маме, и выскользнула в дверь.
Не дожидаясь ее появления в третий раз, мама со всех ног бросилась домой. С размаху распахнула входную дверь, прошла в сапогах по коридору и, надсадно дыша, остановилась на пороге комнаты.
Кукла-неваляшка стояла на диване и, слегка покачиваясь, стонала, словно из нутра ее рвалось нечто, невыразимое словами, но причиняющее острую боль. Мама застыла на пороге, прикрыв рот ладонью: она боялась неожиданным вскриком спугнуть мое возвращение.
Я сидела на диване, голова взрывалась от дикой боли. Я абсолютно ничего не помнила и не понимала. Мама подошла ко мне и сильно тряхнула за плечи.
- Кто забрал тебя из сада? – закричала она. – Почему ты ушла с чужими людьми?!
Я остановилась и недоуменно поглядела на нее:
- Ну, мам, ты даешь…. Зачем ты спрашиваешь? Прекрасно ведь знаешь, кто меня забрал…
После этих слов она замолчала и надолго, просто сидела на диване и смотрела в пол, чувствуя, что терпит сокрушительное поражение.
Между тем я разделась, аккуратно сложила одежду на стуле возле кровати и неожиданно для себя самой спросила:
- Мам, а кем я была до своего рождения?
Она ответила быстро, не раздумывая, будто знала, что я спрошу именно об этом:
- Сама вспомнишь – если захочешь.
Будто бросила вызов сопернику, равному по силе.
И это – все. И снова ворота рта на чугунный замок, и никаких, никаких…