Везет мне со знакомством с уникальными людьми. Везет и в том, что они общаются со мной, рассказывают свои истории и позволяют поддерживать с ними дружеские, многолетние отношения. А я, как монстр, уж если учуяла запах добычи, не остановить (улыбаюсь).
Нет, эта аллегория мне действительно приходила в голову не раз. Я люблю интересных людей. Ищу их, «вкушаю», слушая жизненные истории впитываю, делая при этом пометки у себя в голове. Ага, вот у этого человека взгляд наидобрейший, теплый. А у этого, словно пеплом присыпанный, седой взгляд. Смех люблю коллекционировать, жесты. По некоторым лицам можно историю читать, заметили?
Вчера была такая встреча. С человеком пожилым, но находящимся в ясном, твердом уме. На его счету не один десяток спасенных жизней, профессия у него такая – рисковать собственной жизнью ради спасения других.
Он – дитя войны. Отец был во время войны пожарным (тушили заводы, предприятия, жилые дома после налетов тех «перцев со свастикой»), а мать работала на лесозаготовках. Лес стране был нужен.
До этой встречи, я как-то особенно об этой стороне жизни столицы (да и других городов) не задумывалась. О том, что пожары тушили, что пожарные продолжали нести дежурство. А еще, не думала о том, что с населением проводилась как-то своя, особенная работа. В рамках той же гражданской обороны проводились различного рода мероприятия, вводилась нормативка и правила, обучалось население этим правилам, были дежурства…
Н-да, страшно даже представить, через что прошли они…
Мой вчерашний собеседник много рассказывал о жизни в столице в 60-ых годах. О том, что жили в бараках (общий коридор, множество комнат и общая кухня) и баня общественная. По субботам. Платная. О том, как жили семьей (родители и трое детей) в комнате размером 16 метров, до тех пор, пока им не дали отдельную, большую и светлую трешку. Дом родителей во время войны был уничтожен, потому и ютились в бараках вплоть до 1963 года. О том, что у отца зарплата на тот период была 40 рублей, а у матери в районе 60. Но денег в принципе, им хватало. Дети ездили в пионерские лагеря, в школе давали книги, лыжное снаряжение и питание было льготным.
Увидев, что рассказчик углублен в свои воспоминания, я только задавала наводящие вопросы, вплоть до того: были ли у них перины?
«Нет, потому что они стоили очень дорого, не могли их себе позволить».
Угу, а я всегда думала, что перины были практически у всех граждан СССР. Еще спрашивала о базарах: где и что покупали?
Рассказал, что колхозы и совхозы урожай реализовывали на базаре, иногда даже с машин продавали, приезжая к дому. И мясо и картошку, и овощи.
Взгляд у него был задумчивый, в себя заглядывающий. Порой на губах замирала смелая улыбка, а порой так только, дрогнут губы. Вспоминая детали он переставал воспринимать меня, словно бы вообще не видел. А мне это и надо. Сижу напротив, ладонью щеку подперев, разглядываю такое умное, «говорящее» лицо с очень добрым взглядом. Губы поблекли, но сочности не потеряли. Глаза светлые, отражающие внутреннее состояние, серого цвета. Густая копна седых волос и прямая спина – военная выправка. Его и стариком-то назвать нельзя, хотя и глуховат (отчего приходилось говорить на повышенных тонах), и возраст глубокий – под 80. Но все же, не старик. Мужчина. Что его таким делает? Живой ум, образованность, выправка или что-то еще, иное?
Дряхлости в нем нет. Вот что главное. Он работающий пенсионер, руководитель фирмы у которого в подчинении молодые ребята. Он не живет в прошлом, не живет вне времени, вполне современен. Следит за динамично развивающимся миром, размышляет и по каждому поводу имеет свое, хоть часто и отличающееся от общественного, мнение. А, да! руки у него большие. С коротко обстриженными ногтями. Говорит, что следит за руками потому что на даче приходится часто мастерить руками, да и жена с тещей любят возиться с землей. Цветочки там, картошку, помидоры сажают. А его задача – весной перекопать землю, осенью выкопать картошку.
Я с удивлением подумала о том, сколько же лет его теще, но спросить не спросила. Вопросов у меня было много, иного толка