"…Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком,
Потому что любовь —
это вечно любовь
Даже в будущем вашем далёком.
…Время эти понятья не стёрло,
Нужно только поднять верхний пласт —
И дымящейся кровью из горла
Чувства вечные хлынут на нас.
Ныне, присно, во веки веков, старина, —
И цена есть цена,
и вина есть вина...
Чистоту, простоту мы у древних берём,
Саги, сказки из прошлого тащим,
Потому что добро остаётся добром —
В прошлом, будущем и настоящем"
В.С. Высоцкий
Давным – давно, не то чтобы в Тридесятом царстве или тем паче каком иноземном государстве, а здесь, у нас под бочком, в широтах родных яблочных, где цветет вечно снежно-медовый донник, над которым летают пчелы да шмели, в краю теремном, лесном, брусничном, жил – был прекрасный королевич.
Как в сказочках водится, был он, конечно, прекрасным, но и характером обладал таким, что палец в рот положи - по локоть куснёт. Обычным, то есть человеком был этот королевич. Все мы такие. Но вот незадача: растерял королевич удачу, да счастье! Потому что, сходящее с рук "быку", "Юпитеру" не сходит.
Сперва-то всё у него было прекрасно.
Папа – король, сам целое королевство построил собственными руками. Сына обожал, баловал. Ради него и будущих внучат старался. Мама – королева, души в сыне не чаяла. Всё королевич имел, что хотел. Попросит, али потребует. Да и сам - не промах. Не на постелях - перинах возлежал неженкой - белоручкой. Дерзкий рос, нахальный, капризный. Требовательный. К себе и к другим.
И жестокий, говорят. Говорили это, само собой те, кто не желал славной доли молодому, процветающему королевству. Хорошего воина батюшка-король из сына вырастил. Оба врагов королевства не жалели – били беспощадно. А врагов у нашей земли всегда и во все времена хватало. Так с чего бы, этим врагам короля и королевича, сына его хвалить, да любить?
Может так всё и было. Да вот сказывали другие, что при этом - красавец, умница, щедрый, королевич рос. Коли захочет, всё отдаст за верность, да за преданность.
За девчонками уже от горшка бегал, батюшку с матушкой пуще неба почитал. Батюшка мечтал, как внучат скоро станет на коня подсаживать, а матушка, думала, как с внучкой на полянах будет лучшие, самые душистые цветы собирать.
Беспощадных и честных, уверенных в себе, нигде не любят. В сказках не любят, в жизни тоже. Тех, кто о блага своего королевства печется - тем паче не любят. Виселиц, плах и праведных костров страшатся.
И вот приключилось в размеренной жизни королевства недоброе. Одни, те, которые королевича не любили, сказывали, что подшутил тот над злым колдуном. По удали молодецкой, а быть может по глупости лихой задиристой, то ль змеюку ему за шиворот кинул, шутки ради (ну-у, пошутить - то наш королевич дюже горазд был, нравом веселым обладал, как зайдется - не остановишь, вот это все сказывают!), то ль муравьев насыпал, то ль квасов хмельным упоив до одури, с дударями плясать под балалайки заставил.
Другие, кто любил королевича, утверждали, что просто и без придумки казнил он колдуна, самым обычным образом. И справедливо казнил. Дескать, покоя и житья от того колдуна никому в молодом королевстве не было. Кто ж теперь разберёт?
Только колдун, как в сказках водится, его проклял. Хорошо так, основательно, от всей своей колдовской чёрной души. Нет, королевич не превратился в лягушку, ожидающую поцелуя. Не стал чудовищем (характер-то у него изначально был так себе, как уже сказано) и не уснул долгим сном, в ожидании избавительницы.
Скорее наоборот… Покой и сон потерял. Хорошенько постарался колдун. Чтобы до пятого колена проклятие это, род королевский и всех, кого королевич полюбит - изводило. Покуда вели его к месту казни, умудрился чёрт старый как-то путы цепные ослабить, видать стражников подкупил... Да и вызвал свою помощницу - тучу страшную из дальних заморских земель. Кто видывал тучу эту, крестились и божились - страшная она была, чёрная, аки уголь. И будто из чего-то живого сложилась... Словно стая птиц. Да на птиц не похоже! Бесы ли крылатые, али еще какая пакость, неведомо.
И заволокла туча лазоревое небо над королевством и пролилась на землю дождем, загасил тот дождь высокие костры на месте казни. И попала та дождевая вода в реки, в колодцы людские. Да впитали её корни растений на огородах.
Три дня стеной шел дождь. Запирались люди в домах, выйти не могли. Пахла вода дождевая тиной, да ряской, словно тысяча болот со всей земли за раз вылилось на королевство из этой черной тучи.
Иногда превращалась вода в снег, до в колючие льдинки. Вонзались льдинки в тех, кто не спрятался, стучали пугающе по окнам тех, кто вовремя затворился. Попадали в трубы печные. Сказывали, что загорался в печах огонь черный и кричал дурным голосом хриплым, поджигал дома...А потушить никак - ведь вода-то колдовская!
Продолжалось это до тех пор пока колдуна всё же не казнили. Казнили, говорят, тихо, раз дело такое вышло затруднительное, не прилюдно, хоть и в назидание хотели. Где казнили и где закопали - никто не узнал. А кто казнил, тот сказывал, что до последнего колдун королевича молодого проклятия осыпал под плеск мертвой воды из собственной тучи.
- Плясать-то тебе не переплясать, до скончания веков в тесном наряде, да красных башмаках! Чтоб все девки от тебя разбегались, как от чучела ряженого, тьфу! И чтоб всему... роду твоему - пусто было! Как полюбишь кого – бесов тому за шиворот побольше! Да чтобы люди сказали «виноват во всём», лиходей-разбойник! Гадюка подколодная - как помрёшь и колоды-то у тебя, змеищи не будет, ни камня, никто на твою скудельницу всплакнуть не придёт! Ежели только сплясать на костях твоих, щенок, чучело ты разряженное! Собой не быть тебе, покуда тебя гадину, не полюбят, а не полюбит тебя никто, не купишь ты любовь ни камнями, ни деньгами, ни землями! Пусто, пусто, пусто! Никакая волшба тебе не в помощь...
Так и вопил колдун, покуда ему кол осиновый не всадили, да не закопали. Да вот толку-то...? Раньше надо было.
Любой, даже самый страшный дождь всегда прекращается. И этот прекратился, как колдуна казнили. Вышли люди на улицу из своих домов. А после любого дождя, даже самого долгого солнышко бывает. Природа так задумала. Но не вышло солнце после этого дождя и не осветило королевство, как положено. Наоборот - осталась чёрная туча над королевским замком и стала с того дня за королевичем и его семьей следовать куда ни отправятся...
Тучи ли бояться молодому смелому воину? Посмеялся сперва королевич, над тем злоключением. Махнул рукой и на очередную битву с врагами отправился. Да скоро не до смеха ему стало.
Люди как из домов своих вышли, воду, что реки, колодца, ручьи, родники и озера наполнила, пить стали. Овощи кушать, что в огородах росли, в озерцах купаться, друг на друга брызгаться (намаялись-то, в домах сидеть, как вышли, отдохнуть хочется...) Да вода -та мёртвая, не чистая вода.
И сталось с людьми что-то не то… Злыми люди стали. Глаза помутнели, сердца почернели, языки зазмеились. Перестали видеть люди подвиги. Перестали видеть хорошее. И правителя своего молодого перестали любить. Отвернулись от него подданные.
Казалось бы… Так просто? В лягушку-то превратиться хуже, наверное? А просто ли? Хуже ли? Вы попробуйте вести армию на славную сечь, коли тебя ни в грош не ставят!
Если уж по совести, то пострадал не только юный правитель. Пострадали все. Однако, какое колдуну дело? Колдун-то злой.
Но королевич про общую беду не знал. Не доложили ему советники, как того бы требовалось, что в королевстве происходит. И своя рубашка тоже к телу всегда ближе, так поприжало, что о других и думать некогда...
Может и не было лично на принце проклятия, то в веках пока сказку передавали друг другу, допридумывали. Но стал королевич искренне в то верить, вот оно и возникло, под злой хохот колдуна…
И стало всё рушиться вокруг королевича. Воевал, водил полки, добывал землю для государства и всё-то мало. Люди как не любили, так и не любят. Ненавидят. Презирают. Насмехаются. Ратники и воеводы не слушаются, хлебопашцы бунтуют, горожане безобразничают по-всякому. Битвы стал проигрывать, меч из умелых рук валится…
Что ни сделает – плохо. Для всех плохой. За спиной языки злые, грязь так и месят, так и месят.
Девки красные и те – разбегаются. Стоит перед ними гибкий, статный русский красавец. Глаза блестят как лезвие меча, что резко из ножен вынули, сверкают, всеми озёрами сразу переливаются. Волос русо-золочен, такому - по женским рукам течь, на пальцы наматываться в самую сладкую минуту.
А они смотрят и что-то другое видят. Не то жабу, то ли крысу. Пальцем тычут, смеются, потешаются, точно не королевич перед ними, а скоморох размалёванный на представлении базарном рыночном....
Королевство рушится, а за королевичем чёрное облако движется. Со временем, всё больше и больше.
И решил тогда королевич на хитрость пойти. Клин – клином, волшбу – волшбой. Что мы, не в сказке что ли? Затеял перехитрить проклятие, спрятаться под другим именем, нарядом, как под маской! Задумал сшить себе новый гардероб. Кафтан новый, да не простой, а волшебный. Чтобы люди смотрели… А, он… а вроде и не он! Не узнавали. Думали, хороший королевич, а то и король перед ними. И даже если он на самом деле плохой, видели бы его хорошим! Пусть обманка, да всё одно так легче жить. Сказка же. А в сказке ...тьфу, такая штука плёвое дело. В сказке звери разговаривают, печки ездят, щуки желания исполняют, а это? А кафтан волшебный? Так, ерунда! Любому чародею такой исполнить должно быть по силам.
Послал королевич гонцов по всей стране, сам на коня прыгнул…. Долго искал, муторно, трудно. Много слез пролил. Пока искал, надежду терял много раз. Много раз надежда возрождалась, да убивало её проклятие, которое за ним черной тучей. Да всё больше и больше… Попадались на пути люди разные. Мастера, колдуны, волшебники, чародеи, маги, волхвы, шаманы.
Брались за шитье кто посмелее, кто не боялся проклятия. Да все такое кривое выходило, что хоть прям тут сжигай! Примерит такой наряд королевич, а он ему жмет, грудь сдавливает так, что дышать невмочь! Душит окаянный. Только хуже становилось. Как очередной кафтан такой на себя приложит, так туча лишь увеличивается.
А ежели кто справляться начинал, то подбиралась туча, да забирала мастера. Раз. Был только что. Два… и нет его и никто не знает, где он.
Всё королевство королевич объездил. В соседних побывал. И мастеров там перебрал и кафтанов целый корабль себе привёз. Красивые, ежели на первый взгляд, да душные, тесные. А и не по чину. Дурацкие какие-то... Все в рюшечках, воланах, купидончиках, да амурчиках. Не на воина, а на красную девицу, хоть бусы на себя, да венок вешай, чтобы совсем уж ладно было. На что такое русскому королевичу не напомаженному, чья сила и красота совсем в другом?
Но добился своего королевич, дюже упорный был. Подсказали люди добрые. Отыскал трёх волшебниц-мастериц. Разных и по возрасту и по судьбе.
Кто были эти мастерицы и откуда пришли, никто уже не вспомнил. Знали ли тогда? И то, неизвестно ли. Сказывали, вышли они из трёх разных озер, разбросанных по земле русской. От того такие разные. Как те озёра - Синее, Голубое, да Серое. Были, конечно, у тех озер и названия...Но утерялись нынче вместе с именами мастериц.
Подошел королевич к каждой. Потребовал помощи, ногой топнул. Одну сперва за косу схватил, как маленький, другую за рукав тянет.
- Не просят так о помощи! - сказала старшая мастерица из Синего озера. Сказала с укором, но ласковым. Сразу увидела, что помощь королевичу на самом деле нужна.
- Не просят так о помощи! - согласилась с ней средняя сестра-мастерица из Голубого озера. Она-то сразу помочь хотела, как глаза королевича красивые, добрые, да такие несчастные увидела, но гордость своё взяла.
Не умел королевич просить, вот беда, точнее умел, но не любил. Привык, что когда-то всё приносили ему на золотом блюде. Привык сам одаривать, по воле своей! Вроде не со зла, а характер.... А тут просить.... Посмотрел каждой в глаза. Глаза у всех разные. У каждой - своё озеро отражается, со своими загадками. И каждую згадку у каждой мастерицы - разгадать надобно, чтобы всё чин по чину.
- Не будем мучать тебя - тем временем сказала средняя сестра - мастерица - Видим, беда у тебя серьезная.
- Да не у тебя одного. У всего рода твоего - добавила старшая.
- На слово поверим, что помощь ты заслужил. А коли нет, так...- средняя мастерица загадочно улыбнулась - Всё одно, глаза у вас красивые! Хороший человек, должно, хоть и бедовый.
Обошел королевич каждую. Старшей и самой мудрой, как матушке поклонился до земли. Среднюю, самую бойкую, в щечку чмокнул. Третьей, самой юной и нежной, ручку пожал. Понадеялся, что никого не обидел приветствием своим, что всё чин по чину определил, всё по глазам прочёл.
Спросил, согласны ли они ему помочь.
- Ох, у вас щеки, такие румяные! – воскликнула средняя мастерица – Аленький цветочек настоящий! Такие в моих родных краях водились много-много веков назад, покуда город под воду не ушёл. Чудесный нож у вас на поясе, узоры на ножнах, словно потки клювами выточили, хороший мастер, видать, делал! Если вы еще с ним еще и обращаетесь как надобно, знать не перевелись в наших краях защитники. Как защитнику и не помочь?
Удивился королевич.
- Вы меня видите, как есть? Даже глаза мои видите?
- Конечно, вижу – ответила мастерица – И конечно, согласна, ежели научите острым и точным в цель бить!
- И всё?
- И всё!
- А руки у вас…Как у всадника умелого, много ездите, за поводья держитесь – заговорила старшая мастерица – Воин, должно быть хороший? Лентяй, да кубра, дорог дальних и путей страшатся! Это тяжело и трудно.. Всегда в дороге, всегда с мечом....Слышала я про подвиги ваши и подвиги вашего батюшки. Славного сына отец воспитал! Защитника для земли нашей.
- Нет моего батюшки на свете больше – вздохнул королевич – Отвернулась удача от нас и в боях, пал батюшка, королевство наше защищая, от руки изменника, да предателя!
- Так ежели поможет это вернуть удачу вам, то согласна, конечно.
- Что же хотите....
- Никаких наград не надо – перебила старшая мастерица – Ох, давно не брала я нитку с иголкой в руки! Пальцы по работе томятся, плохо в наших краях с волшбой, всё больше иноземные товары.... Стосковалась я по шитью хорошему! Будет работа – будет всё.
Только третья, самая юная, ничего не сказала королевичу. Опустив взгляд, тихо и просто молвила:
- Согласна.
Ничего про свои желания не сказала.
- Вы все - отшатнулся королевич – Вы видите, какие у меня щеки, глаза? Вы, женщины! Но заметили нож и меч искусные, заметили мои обветренные руки и даже поняли, что не такой я плохой воин…Был… Хотя все мои ратники надо мной смеются с некоторых пор, не верю ни слову моему, ни делу даже, что уже сделано! Вы помните батюшку моего и верите в то, что я на своем месте после гибели его?!
Королевич удивленно вытянул собственную ладонь, пытаясь разглядеть что-то.
Переглянулись мастерицы. Жили они далече, в разных уголках королевич их нашёл. Потому о том, что в столице королевства произошло, знали плохо. Так, слухи какие-то доходили. Когда туча черная подошла к их озерам, наложили они, каждая, защитные заклятия, да в дома-замки свои ушли, шитьем - вышивкой заниматься. Покуда дождь проклятый с мертвой водой лил, ни минуты не скучали, а как закончился, так и что? Воду пили свою, чистую, которую сами же и защитили. Обещал колдун, что против сил его другой волшбы не найдется. Да ошибся, видать. А может просто не на всех такое колдовство черное силу имеет… Сидишь себе, сидишь, шьешь, мастерство оттачиваешь, изо дня в день… Разве тебе до ротозейства тогда на площадях, до грязи, что люди месят?
Очень отличались по мастерству от всех остальных эти мастерицы. Не зря королевич их искал много лет. И как скрепили они договорённость, приехал он снова и привез им ткани самой лучшей. Алтабаса, сафьяна, аксамита… Мехов привез, лент. Груды жемчуга, лалов, топазов, яхонтов…
Рассказал, что нужно ему всего –то три новых платья. Точнее, платье нужно одно на самом деле. Но выберет он из трёх. Лучшее. А условие у него только одно. Чтобы работали мастерицы втроем, да вместе. Так, по его разумению и ему и всем удобнее будет, сподручнее.
Согласилась старшая мастерица. С восторгом поддержала ее средняя. Молча, улыбаясь и думая о чем-то своем, едва кивнула младшая.
И цель королевич честно объяснил и про проклятие сказал. Дабы недомолвок не осталось.
Не испугались мастерицы. Сказали, что запрутся в заговоренной башне-мастерской и втроем всё одолеют. Не хвалились, не храбрились, не обещали, но сказали:
- Попробуем!
Предупредил королевич, что требований у него мало… Хоть из лоскутка сшейте, главное, чтобы полегчало! Главное, чтобы волшебство работало и мог он в новый кафтан влезть легко и темные силы его потеряли из виду.
А всё остальное, что останется, пусть себе возьмут. Все эти жемчуга, алмазы, меха, да яхонты. Ежели сработает его затея-придумка, то он не только той, чей кафтан лучшим окажется, еще привезет, но и остальных засыплет богатствами в любом случае! Честное-королевское.
Единственное, чего не обещал, так это жениться, как обычно в сказках бывает. А может обещал? Про то история умалчивает. Королевичи, они и... соврать могут, в этом смысле. Тут хоть, "честное королевское", а всё ж... А скорее всего, мастерицы сами себе что-то надумали. Мы, женщины такие! У нас все проблемы чаще всего из-за нас самих же. Жениться королевич –то в принципе не планировал. Не в ближайшее время точно. Сказывали, была у него зазнобушка, да сгубило её проклятие, всё в ту же тучу черную уволокло, которая за королевичем таскалась. Погоревал, он, конечно, да одному уж больно муторно по свету бродить. Но и беды королевич никому не хотел. Пока проклятие живо, решил никого не любить, ни с кем не дружить, сердце своё никому не открывать.... А ежели так-то, разобраться... То и спешить куда? Его больше охота, война и завоевания интересовали.
Что будет в случае, если мастерицы не справятся, история тоже умалчивает. Королевич не только щедростью отличался, но и характером вредности редкой, норовом крутым, однако же разве в том дело?
Приглянулся он всем трем мастерицам, ресницами захлопали, искренне помочь захотели ему с бедой справиться. И прилично ли с мастерством нахваленным-расхваленным провалиться, опозориться? Всё ж не просто слава о них до королевича дошла.
Самим стыдно потом будет в глаза людям смотреть! Никакой темницы не надо...
Сказано уж, что про произошедшее знали они лишь по слухам. А видеть, что с людьми плохое твориться - своими глазами видели. И то знали, что дело в самих людях, а не в королевиче и не в волшебных кафтанах.
А кафтан тот, как мертвому припарка. Маска, машкера пустая. С такой по - скоморошьи с дудиным племенем прыгать, да лягушек в губы целовать, на потеху людям. Никакие кафтаны, не помогут! Поняли это мастерицы почти сразу, еще до того, как окончательное согласие дали. Как не любили королевича люди, так и будут не любить (да и друг друга тоже ) до тех пор, пока у самых пропащих, языки в аспидов не превратится и не уползут. Да не их это воля и задача. И не королевича. Кто ж волен такой порядок по всей земле разом навести?!
А с королевичем... Тут иная магия нужна. Такая сильная, чтобы проклятье убрать. Да ухватить её дюже трудно. Не каждой мастерице под силу. Посовещались, решили - прав королевич. Трудиться можно и нужно только вместе!
Собрались в башне, как и схотели на берегу самого огромного озера, что издавна называлось Праозером. Заклятье вокруг сотворили, словно золотую нить распущенную, чтобы как можно дольше чёрная туча не подошла.
Изо дня туча становилась всё больше, всё чернее. Да и не туча уже, а воронка страшная! От окон опочивальни королевича и не отходила. За спиной плавала. А теперь, растянулась, да к башни мастериц поползла...
Сели мастерицы думать, да проблему решать. Утро вечера мудрее. Придумали.
- Не сможем мы королевичу помочь, как он хочет – молвила средняя – Так ничего не выйдет. Сильный колдун был, да и зря обиженный. Видела я в своём Голубом озере, не такая вина на нём лежала, чтобы на костер идти. Погорячился королевич тогда, да что делать, кто из нас безгрешен? К тому ж, колдун тот, куда больше зла сотворил! Самому ему и аукнулось. Давайте, раз помочь мы с этой задачей не сможем, так хоть просто королевича порадуем. Всё равно вещи из под наших рук, да с нашими нитками волшебными выйдут, обережными. Насколько сможем, настолько беду и отодвинем. Но… Что эти кафтаны несчастные, да жалкие? Разве в кафтанах дело? Это же настоящего человека под личиной чертовой прятать. Давайте, всё, что он принес – используем, зачем нам эти подарки? Самая главная награда, это когда у него глаза радостные! Вы видели, его глаза? Какие они красивые и грустные! Сколько в них боли… сколько он вытерпел за это время! Пустим все принесения в работу, себе ничего не оставим. На что нам? Пошьем лучших покрывал на постели, на подушки. Лучших одеял, простыней, платков. Занавесей, покровов, полотенец, пологов ... На на весь замок! Таких, что все ахнут! Попоны на лошадей, разошьем. Поедет он торжественно, с послами из другого королевства встречаться, а узоры на солнце волнами, под волосы его, точно….
- Как прекрасно! – поддержала её старшая сестра – Столько всего можно сделать, еще детям и внучатам принца приданное оставим, дай Бог у него всё сложится! А после, из разноцветных нитей шелковых, вышьем портреты его батюшки и матушки – вздохнула мастерица – И его самого, на коне, да в походе. Чтобы кольчуга – серебром, на шеломе – топаз, меч в руке. Вдруг, он и сам своё проклятие снимет, вновь в себя поверив? А яхонты и лалы, давайте раздадим на городской площади тем, кто нуждается. Скажем людям, что это от королевича и его семьи! Ведь это на самом деле от него и в самом деле от души. Я в это верю. Неужели, после этого, хотя бы какие-то люди не подобреют?
- А не подкуп ли? Будет искренне? Любовь не купишь...
- Конечно будет искренне! Мы ведь людей видеть умеем – напомнила старшая сестра – И не в самом королевиче дело. Отдадим тем, кто на самом деле нуждается и не в кабак потом пойдет, а богатство умножит, правильное дело сделает, пусть не для других, так хотя бы для себя самого, доброе – то множится должно, из рук в руки переходить. Главное, чтобы руки славные были.
И только третья сестра ничего не сказала. Промолчала. Но первые две, увлеченные разговором и пребывая в предвкушении интересной работы, не заметили.
Думала она только о королевиче. Очень за него замуж хотела. Хотя королевич ничего не обещал. Ну, кроме яхонтов, жемчугов и лалов.
Так он их и привёз уже! Несколько обозов!
И принялись мастерицы за работу не откладывая. И закипела работа эта. День и ночь. День и ночь. И были эти дни и ночи долгими-долгими. Гораздо дольше, чем у нас сейчас.
Трудно бывало, но чаще спорилось дело! Однако, сказка она на то и сказка, чтобы там добро и зло друг другу мешали. В этом смысле сказка и жизнь похожи. Хотя, в жизни сложнее. В жизни добро и зло, хоть и мешают друг другу, а по отдельности почему-то не передвигаются.
Разве нужно проклятию, чтобы хотя бы одному проклятому королевичу на свете хорошо стало?
Нитки, бывало, у мастериц путались, иглы отлетали из умелых, очень умелых рук. До крови пальцы кололи. Инструменты ломались, а то и пропадали вовсе. От тяжёлых старинных утюгов, пожары возникали практически каждый день.
А как люди прознали, чем мастерицы в башне своей занимаются и для кого шьют, то и вовсе камни бросать стали в окна.
Тут мастерицы вели себя по-разному. Старшая, в тереме сидела, не выходила и от работы не отрывалась, головы терпеливо не поднимала. Самая мудрая и спокойная она была. Знала, что людей не переспоришь, особливо, отравленных мертвой водой... стоит ли на бесоватых внимание обращать? Окна нужно закрыть поплотнее, занавески задёрнуть, покуда работа не сделана, пусть сами себя съедят, да подавятся!
Средняя, более нетерпимая, горячая, периодически злилась. То выходила кого-нибудь на крыльцо веником огреть, али утюгом горячим замахнуться, то свешивалась из окна кипятком облить.
Третья со всеми дружить хотела. Может, оно и правильно. В жизни всегда такое тоже пригодится.
Работали напряженно, усердно, но дружно работали. Славно, вдохновенно. Знали, что ежели разлад у них выйдет, то не удержат силы, которые чёрной воронкой вокруг башни вились. Не удержат те силы, которые нитки путают, ножницы тупят, напёрстки прячут, ткани рвут и пачкают, пожары устраивают. Те силы, которые людей толкают швырять в окна грязь и камни. А силы такие, что сколь заклинаний вокруг не твори, всё одно прорвутся…Их волшбой удержать можно, но недолго. Тут другое нужно средство.
Одна устанет до одури, до обморока, две другие подхватят. Так и шла работа, не замирала, не прекращалась.
Иной раз забывали мастерицы обо всём на свете, даже про то, какова цель их конечная! Так их сама работа увлекала. Думали они, совещались, подбирали, создавали узоры, и рисунки, настолько им это задание подспорьем в проверке своего мастерства оказалось. Сложное, да важное. Каждый ли день такое выпадает?
Не всегда всё выходило, как хочется. Средняя сестрица гобелен большой-большой расшила нитками багряными и только опосля увидела, что случайно в горячности, по невнимательности, каких-то бесенят из черной тучи, что в башню просочились, золотыми нитками по серединке заштопала! Верещат, пищат, рвутся в разные стороны, прям рядом с профилем королевича, восседающего на коне. Видать, так сильно задумалась, покуда вышила.... Плюнула, не пожалела гобелен, разрезала на части. Как резала, так из гобелена кровушка настоящая сочилась, весь пол забрызгала! Пришлось в огне сжигать остатки гобелена. Да не жако! Внимательнее быть нужно в работе-то, смотреть, не ухватил ли бесят.... Чего только во время работы не случалось!
Заполнялась мастерская чудесными вещами. Глядеть любо – дорого. Такими, что людям хорошим, коих всё меньше и меньше оставалось – на радость. Злым – на огорчение. Злой-то человек, он погаже любит, погрязнее. Ему ни цветы, ни солнце не нужны, ни шитьё златозарное. Ему всё это разорвать, растоптать, да ноги вытереть. Чтобы другим на простынях не любилось, не обнималось, не спалось, а плакалось и погорше. Особенно (в том королевстве, о котором сказ), ежели это шитьё для королевича.
Сказывали мне, что вещи те, вправду были волшебные. Глоксиния, вышитая на них, источала тончайший аромат. Ножи и кинжалы, готовы были в любой момент ожить, чтобы защитить своего хозяина в минуту опасности, коли остался безоружен. Совы ухали, вода в ручьях бежала по камням, наполняя комнату убаюкивающим журчанием. Родители принца на портретах, над которыми трудилась старшая сестра – мастерица, улыбались – живые и здоровые. Казалось, что хорошие минувшие события в этих узорах повторяются, плохие меняются, а будущие возникают во всей своей возможной красоте...
Через всю мастерскую тянулось огромное полотно, над которым женщины трудились, аж забираясь на лесенкам, ибо росточка не хватало. Где лесенок не хватало, друг друга подсаживали, держали крепко. Конечно, это было военное полотнище о тех битвах, которые королевич и его батюшка выиграли, про победы славные и даже победы будущие! На этом полотне, поверженные враги государства стонали и просили о милосердии, которое, конечно будет им благородно и великодушно оказано, наши города и крепости успешно отражали набеги, земли обогащались и процветали, по морям в дальние страны шли корабли с лучшими товарами.
Переливалась ткань великолепная сама по себе (уж принц не пожадничал), то изумрудным, то рубиновым, то как опал черный заходилась, когда ночь наступала в этих захваченных и обороняющихся городах…
Такой блеск из башни – мастерской поплыл в одну из ночей, что стали из своих домов хорошие выглядывать люди, которые после дождя старались на улицу не выходить, чтобы не сталкиваться с теми, кто мертвой водицы напился. Были и такие в городе. Один Бог ведает, от чего спаслись. То ли запасы воды в доме были, то ли что в самих людях дело... Но как и первая мудрая мастерица, думали они «дураков не переспоришь» А вместе-то людям всегда легче. Не каждый, кто мудрый, тот ещё и смелый. Когда кто дело хорошее первый начнет, так и присоединиться не страшно. Кто задумается, кто решится, кто вдохновится.
Увидели странное и непривычное свечение в окошке башни, подтянулись, стали заглядывать.
Так появились у мастериц помощники. Хотя помощниц даже больше. Те немногие женщины, которым удалось защитится, к королевичу относились лучше, чем мужчины. А мужчины на королевича даже хорошие, пьющие воду живут косо бывало поглядывали. То ли женское сердце такое большое, а грудная клетка всех примет, то ли мужчины просто завидовали ему.
Зависть – вообще вредная! Это любая сказка скажет, любая былина, любая летопись. От зависти – лицо в маску превращается, искренность в отношениях пропадает, а волшебство перестает защищать одних и спасть других. Каких только от неё гадостей и глупостей от зависти не случается!
Стали люди помогать мастерицам, кто чем. Кто сам шить умеет хорошо, тех, мастерицы с радостью к самым сокровенным узорам допустили, ежели огонь в человеке загорается, такая помощь супротив любой хмари выстоит. Кто утюги нагревать и огонь раздувать вызвался, кто тяжести перетаскивать, кто нитки распутывать, да в угольное ушко вставлять, чтобы время у мастериц не терялось. А кто на стражу встал – полупить и погонять от башни разбойников, что камни и грязь кидать норовили. Закипела работа совместная, многие познакомились, кто раньше был не знаком. Многие судьбу свою встретили в этой мастерской. Кто дружбу, кто любовь, кто призвание, кто вдохновение. Кто от беды отвлёкся, кто от скуки.
- Вот уж лучший дар для нас – эта работа! – сказала старшая мастерица - Хоть и многое я видела, однако же… Сказочное это удовольствие! Как же давно не делала, не шила подобных вещей! Словно сила в руки вернулась волшебная, спасибо нашему королевичу, за этот подарок!
- Как же согласна, я с тобой! – согласилась с ней средняя – А я еще недавно что-то шила, а нынче кажется, что ерунду делала! Никогда себя такой … сильной не чувствовала, как нынче! Когда мы украсим весь замок и раздадим драгоценности тем, кому они нужны, мы ведь можем и дальше много чего сделать! И все вместе! Неужели в королевстве для нас работы и не найдётся? Ой, не верю!
Только третья сестрица снова промолчала. О чем, она думала в тот момент, неведомо. Да вот только.... что-то не так пошло в душе третьей мастерицы. С чего вдруг? Любили ее, вроде и не обижали ничем. Пальцы трудились, как ладные. Только уже к середине работы, стала она лишь делать вид, что участвует в общем шитье. То ли думала, что проще оно всё будет, легче. А может заскучала... Работа-то куда сложнее оказалась, чем думали. Может устала от такой трудной, тяжелой работы. Спину гнуть нужно целыми днями и ночами, спина болит, глаза болят. Пальцы не заживают. Что мастерство, когда неведомые силы за руки всё время хватают? Пока приноровишься, рисунок вышить, сам весь в кровушке своей же будешь. Пальцы иссечёшь, пока красоту сотворишь.
Опять же, из-за первых двух часть города ополчилась! Особливо вот из-за той, средней, что вечно в окно высовывается и кипятком поливает всяких дураков, которые гадости про королевича кричат! Кому нравится, когда в тебя из-за других камни летят? Это они решили, им и ловить.
А то ли выпила где сестрица, мастерицы Серого озера где водицы отравленной мертвой. Может каплю самую. Может снежинка в глаз попала, али льдинка в сердце...Тогда не разобрать, а сейчас и подавно не понять. Мастерицей она была хорошей, да юной. Не все еще заклинания знала, для защиты, а смысл этих заклинаний, тем паче бывало ускользал. Что-то подтачивать стало изнутри. И нет бы, сказать, поделиться честно…Средняя бывало бесов наловит, понашьет, так честно признается, над собой посмеется, другим позволит. Потом вместе ту работку неудачную и сжигают. Чтобы новая на свет появилась, в сто раз краше, а главное светлая и волшебная. Да нет! Не придет мастерица Серого озера, да не скажет... Ведь неизвестно, когда воды-то она мертвой выпила. Может давно, может еще до того, как за работу сели....
А может, просто подумала, что всё же королевич на ней женится, если она отличится. Да еще и яхонтов, с лалами дополнительно привезет. Королевич, конечно важнее, но кто в своем уме от подарков его откажется? Ни уже привезённое, ни работу, которая спорилась, ни узоры, что выходили, ни людей, которые пришли на помощь, обнаружившись в злом заколдованном городе, ни разговоры обо всё на свете длинными ночами за ладной работой, она за подарки, видимо не считала. Зачем оно всё? Главное - королевич сам. А это... За должное считала. Так, мол, и надо. Какие это дары? Какая это награда?
И шила она по-тихому, в самом дальнем уголке башни, свой кафтан для королевича, как собственно в начале задумывалось. Удивить, поразить хотела. Вопреки всем и всему.
Да вот беда… Кафтан был хоть и краше прежних, тех, что принц носил, да всё из того же материала и со старыми узорами, хоть и выполненными куда лучше прежних мастеров. А то и не мастеров совсем. Мало ли проходимцев королевичу нашивали, пошивали, чтобы прославить имя своё. Вот и делали прежние кафтаны - криворучки шили, если уж совсем честно. А тут, мастерица взялась красоту наводить. И хорошая мастерица – Серого озера дочь.
Да вот узорчики мастерица всё те же взяла, приглянулись они ей чем-то, не пойми чем. Маки, да васильки. А посерёдь, где запахивается - драконы, что змеиными языками скрутились друг с другом, словно целуются… кафтаны-то для принца раньше басурманские мастера шили, на свой басурманский лад. А пойди их, басурман, разбери, всё у них неоднозначно, да странно! Цель у них – нашего принца поглупее выставить. Весь в рюшках, кружевах, ажурах… Над драконами , какие-то купидончики со стрелами, что они там делают только? Под горловиной место для креста. Да крест перевернутый на старом кафтане был и терялся всё время не пойми где.
Что-то общипала мастерица, мастерство-то его не денешь, как известно, никуда… Но много чего оставила. А после и вовсе плохо вышло. То ли обрывок чёрного облака в башню прорвался очередной раз, то ли что, но схватил кто-то невидимый младшую мастерицу за руку, да и вернул на место все эти завитушки-заверти. К кафтану она еще всякого понаделала, что гремит, блестит и звенит, то на голову, то на шею, не хуже басурманского.
На первый взгляд красиво даже выходило, ничего не скажешь – не просто же мастерица в числе трех лучших была выбрана. Королевич -то наш не дурак, хоть и проклятый! Человек со вкусом! Сколько людей перебрал и мужчин и женщин из всех душеньку вынул.
Ходили мимо сестры, улыбались, драконов бесовских, да басурманских не примечали. Им и других забот хватало – полная мастерская дел, как тут до новой луны успеть? Тем более, что чёрная туча за окном всё росла и росла.
И уж больно увлеклась мастерица… В таком-то кафтане не девок очаровывать, а мужиков в какой-то там Голландии, говорят, есть такая за Семью морями... Да не потому делу наш русский принц был. Женскую красоту и мягкость пуще жизни любил, куда там на себе, на девках лишней бахромы безвкусной не терпел. Куда уж на себе?
Шила, шила, да еще и посмеивалась.
- Ваше – то, хвалитесь, всё настоящее, не лживое, волшебное... Ха, а моё – то поддельное, видать? А так пускай поддельное! Так посмотрим еще, у кого настоящее, у кого что!
Посмеивалась она таким образом и над людьми, что помогали от души, да восхищались красотой общей работы. Но люди этого не знали. Уж больная тонкая работа, в такой неладное и не увидишь стразу. Даже сестры – мастерицы увидели не сразу.
Только подойдут люди порадоваться, младшая мастерица край общего гобелена на свой кафтан накинет, волны-то, линии, цвета сойдутся в единое, схлестнутся, заиграют меж собой. И не видят добрые люди, что это всё та же погань басурманская, только с другого бока! Думают цветочки наши аленькие, для королевича – воина, для жар-птицы славной.
А куда корешки ведут – не зрят, не в почву корешки, без почвы, на иссушающем воздухе. А что без почвы родной вырасти может хорошее, да плоды дать не отравленные, не иссушенные? Восточные ли драконы что языками, словно целуются? Или ж воланы европейские, на кафтане княже русского....?
Спорилась у нее эта работа, что шла украдкой, в начале. Долго спорилась. А потом, что-то не так пошло. Добрые ли силы устали? Мастерство стало ли подводить? Так же всегда бывает, коли корешки не в почву, а в воздух, в придумку, в мираж да химеру уходят...
А может темные силы совсем одолели? А темные, как известно, морочить любят. Им не только счастье для королевича, им и чужое мастерство не нужно. С каждым днем кафтан только хуже становится и как будто в размере уменьшался.... А мастерица так мечтами о королевиче увлеклась, что совсем забыла каков настоящий королевич с лица, с фигуры, каким его увидела глазами чистым, когда на Праозере сговор имели.
Обозлилась сестрица-мастерица на всё вокруг. На сестер, на себя, на кафтан, а самое главное – на королевича за что-то. Он –то если в мастерскую приезжал, всё больше подходил к остальным сестрам. Где пальцем проведет, похвалит, еще больше цветов распускается. Ждут вещи волшебные, знают своего владельца, служить хотят, переливаются, волнуются.
- А мы вам еще таких мастеров-умельцев приведем – смеялись сестры - Не озерных, а горных и лесных! Они еще и мечи новые ладные скуют, да обереги вырежут! Таких подвигов понаделаете…
Даже к чужим людям всё больше подходил королевич, к тем, что с мастерицами стали общее дело делать. Каждому научился ласковое или доброе слово находить, а то и подарочек вынет из кармана.
А к третьей мастерице всё реже… Пройдет – улыбнется. Хорошая всё-таки, девица, жалко улыбнуться ли? Это ж от души. Пройдет, по кафтану рукой проведет, да словно обжигается, одёргивает все чаще... будто в огонь руку сунул. Не хочет больше такое носить. Не по душе ему.
А дальше…
А дальше я не знаю.
Не рассказали мне концовки этой сказочки. Нет этой концовки ни в одной русской летописи, словно корова языком всех и всё под покровом ночи слизала. О судьбе королевича – молчок. Да и о мастерицах тоже. Все архивы перетрясла, все библиотеки, нет и всё!
То ли растворилась концовка в омуте седых времен, то ли окончилась сказка плохо. А кто-то от расстройства нарушил устную традицию, не стал передавать дальше. Может, хотел финал заменить, как принц хотел заменить себе кафтаны, думая, что это решит проблему, да не срослось…
Мистика. Или проклятие. А может, волшебство.
А может и не кончилась та сказка до сих пор. Потому и нет концовки.
Хотя доносились до меня отголоски. Разное люди сказывают.
Одни говорят – королевич и кафтан и остальные работы забрал. Очень повеселел, довольный остался. Все сестрам – по серьгам раздал. А после, с их лесными, да горными братьями дело сладил по мечам, кинжалам, да оберегам. Конечно, все эти вещи проблему не решили. Да разве вещи проблемы –то решают? Есть то, что не пощупаешь, вот там настоящее светлое волшебство и кроется.
Вроде, даже еще обоз яхонтов подвез. И всем, кто помогал этим мастерицам тоже. Наградил их щедро! Сказывали, что эти люди, сами мастерами стали. Каждый в своём деле.
Другие сказывали, что там всё плохо закончилось. Время было потеряно из-за третьей мастерицы. Нарушила она своей обидой и всякими целующимися басурманскими драконами целостность защитного заклинания, которое вместе они держали. Башня разрушилась, вещи сгорели, а королевич и его оставшиеся на тот момент родные, погибли в чёрной воронке проклятия. Кто-то добавляет, что погибли все, окромя королевича. А он, бедный, жив и мучается, да бродит по свету до сих пор. Стучится в двери до сих пор, всех мастеров, всех кто нитку с иголкой в руках держать умеет. Да вот незадача, черная -то туча о сих пор за ним. Как возьмется какой умелец, либо самому худо, либо вещь плохая выходит. Натянет королевич на себя такую, а ему всё хуже и хуже...
Я в такой вариант концовочки не особо - то верю. Когда столько людей трудится над шитьем златозарным, так быть не может. Не исчезают без следа ни труд, ни любовь, ни дружба, ни мастерство, ни талант, ни мудрость, ни сила, что появляется, если люди за дело вместе берутся, помолясь, да с чистыми помыслами. Что-то да должно измениться. Не отвести беду, так облегчить. Не облегчить, так отодвинуть...
А третьи сказывали, что кафтан тот, королевичу тесен оказался. Совсем замечталась мастерица. Словно на кого-то другого шила. Из вежливости, да чтобы не обидеть, пытался носить он кафтан этот.
Как натянет – дышать не может, умирает. Кому охота умирать по десять раз на дню? И сто раз в неделю? Молодому человеку жить охота! Особливо, когда у него и так половину жизни уже отняли, самым острым чёрным ножом отрезали. Повоевать, попировать, государственные вопросы порешать охота. Он на то и королевич! Сын славного отца своего. И девок на тальнике, среди клевера и чины, целовать охота. А тебе тут умирать опять надо, от того, что кафтан деревянный с целующимися драконами грудь сжимает. На што ему такой кафтан, от которого только умираешь постоянно?
Вырос давно принц из того кафтана. Как и из других рюшек, да цыганских украшеньиц.
Чай, не пятнадцать лет, обряжаться как девочка. Подошел бы такой ему несколько лет назад. А как мастерицы трудились, да время шло, принц взрослел и хорошел, будто бы проклятье отступало....
Превратился в красивого, мужественного, смелого, широкого в плечах молодца. Такой обнимет - от мира всего закроет. У такого на груди, как в колыбели. Девушка у груди, ястреб на рук, да меч на поясе.
А как мечом взмахнет, так тут любая одёжка затрещит, да лопнет. Не то, что кафтан, в котором лишь перед басурманами жеманничать. Правда, некоторые уточняют, что вырос королевич не «пока трудились», а «потому что трудились». Раз-ни-ца! Да Бог ведает, как оно там было.
Носит же королевич простые льняные рубашки, белый сафьян, иногда черный плащ на меху, коли в ночь на коне выдвигаться .... А из «безделиц» лишь венок на голове, но, чтобы непременно, краса-девица румяная сплела и с поцелуем жарким ему тот венок возложила. Чтоб как у нормальных –то людей всё!
Кто-то сказывал, что он вообще из королевичей -то ушел, ибо неблагодарная работка. То проклянут, то грязью забросают, а довольных никогда не будет. Как в сказке, так и в жизни. Да как ушел, никто его больше не видел.
Одним словом, всякое говорят. Кто во что горазд.
Однако ж, я собственной прапрапрапрапрапрабабушке доверяю, что прошлой ночью приходила поболтать. Она и рассказала. Тоже, правда, серединку не знает – молодая была, в голове ветер. Не до чужих сказок, свои бы понять-разгадать. Зато концовку собственными глазами застала, когда в тех краях, где вечно цветет медовый донник – гостила.
Из королевичей-то он на самом деле ушел. Все уже забыли о нем. И о плохом и о хорошем забыли. Таков мир. И трудятся две первые мастерицы до сих пор. Уже давно в своё удовольствие. Для королевича и сейчас шьют, чтобы уж наверняка. И другим людям, и сами себе! Кто попросит, тем и шьют - вышивают.
А королевич всё время с ними, да при них, в башне- мастерской, чаи гоняет.
Иногда, в переломные дни нашего года календарного, в конце ли, в межсезонье, когда пространство становится совсем тонким и ломким, появляется между горизонтом и землей огромное - огромное, бесконечное озеро с таинственными сине-голубвми отсветами. Это - Праозеро. Говорят, там можно встретиться с кем угодно и найти что угодно. Что в жизни терял. Да только не каждый подойти решиться, не то что поплыть.
Если долго смотреть в темноту ноября, не испугавшись ни этой темноты, ни моросящего дождя со снегом, то можно это Праозеро увидеть, а на нем, ту самую башню-мастерскую.
Мастерицы-то пока шили, на себя взяли часть проклятия. Поведала бабуля, что знали они, что на себя возьмут с самого начала. Потому и не отказались. Не сняли, снять его невозможно, а приняли и распределили по своим плечам, чтобы нести легко было. Хотя, какое там проклятие? Разве то проклятие? Вышивают золотым в своё удовольствие для тех, кто попросит или вообще для себя и королевич рядышком – не выгонишь! (да кто и выгонять-то станет?)
Сидит чуть за спиной, голову на плечо положит, щекой прижмется, любуется, как руки шьют, да вышивают.
То сюжетец какой подскажет, то про битву стародавнюю, в которой еще его батюшка участвовал, то узор какой, зверя, птицу, али цветок. Всё, к чему приложится, все сияет. Вкус-то у королевича, я говорила – во-о! Что с ним сделаешь, на радость, особливо после того, как королевич значительной доли своего проклятия благодаря другим плечам лишился.
Нитки подает, иголки. А ежели, кто полезет на мастериц и меч поднять может. За горло обидчика схватить. Воин, всё ж.
На младшую-то юную мастерицу никто и не сердится. Двери всегда открыты. Правда, королевич только бывает дуется, когда вспоминает кафтан, в котором тесно и на грудь жмет, в котором всё умираешь, да умираешь… Душно, как в могиле. Но и его понять можно. Кому такое понравится? Столько он за время своего проклятия натерпелся! Судьбинушку не исправишь, погибших ему не вернешь, а дышать ему ныне свободно так хочется! И мешать нельзя.
Вот что я у прапрапрапрапрапрабабули не выспросила, не узнала, так это как королевича того звали-величали.
- Тебе-то на что? - бабуля наклоняется над кадушкой с ночным дурманом. Любит она прозрачной рукой проводить по цветам, чуть шевеля пальцами, точно запоминая подушечками линии, формы, фактуру. И я впервые в прошлую ночь рассмотрела, что у неё глаза голубые и водянисто-прозрачные.
- Интересно же... А жену-то он себе нашел? Или там, у вас такого нет?
Бабушка звонко рассмеялась.
- От, ты чудная! "У вас..." У нас там, как у вас тут. Все любовь, да ласку ищут и друга верного, сердечного. А королевич....Да он давно нашёл! Ждет, упрямый.
- Чего ждет?
- Экая ты непонятливая. Когда туча окончательно уйдет ждет. Вот уйдет, будут они вдвоем вдвоем с той, которую выбрал, на бережку самого лазоревого озерца сидеть в брусничном мареве...
- А разве оно не ушло?
- Так ведь... Бродят еще по земле внуки тех, кто отравленную мертвую воду пил. Как же оно уйдет совсем?
- Так ты... Про людей! А я про королевича спросила... - я задумалась, а бабушка усмехнулась.
- А-а, королевич наш давно расколдовался! Да и было ли на нем проклятие?
- Морочишь! - надулась я - Было проклятие, не было, у него, у людей... Не поймешь тебя, а по глазам вижу, все знаешь!
- А ты думала! Сказка же! Она не для того, чтобы разжевать, да в ротик положить... Сказка на то и дана, чтобы человек вопросы себе задал, да сам ответы правильные на них нашёл. Сказка, она как и шитье - не для безделья!
- Слушай, а неужели, мастерицы никогда не устают? Шьют, шьют, да вышивают...? Или то волшебство тоже?
- Да ну какое волшебство! Всё -то тебе про волшебство! Что за люди в вашем веке? Ничегошеньки без волшебства не могут! Всё им подавай по взмаху! Устают они конечно... сложная работка у них. Легко ли, почитай создавать людям заново то, что они потеряли? Это же из себя вынимать. Трудно, долго. Одному королевичу и то... Сколько веков шили, шили, да не дошили....Шили бы втроем, так сподручнее, оно....Хотя Бог ведает, лучше ли. "Меньше народу..." как говаривал один обиженный, но славный юноша. Сама знаешь мудрость народную, она древняя.
- А что они делают, когда устают?
- А что в таких случаях делают? Как разумеешь на сей счет?
Рассмеялась бабуля, стала таять, превращаясь в легкое голубоватое облачко. Я едва успевая разглядеть, как блеснув в лунной перекрученной полосе, упала на столешницу и звякнула тонкая, острая игла с заправленной в ушко длинной голубой нитью.
- Принимай дары! И не уколись, смотри, растяпушка. А как королевича того звали, сама у него нынче спросишь!
